Убежище. Дневник в письмах (др.перевод) - Франк Анна. Страница 60

Я хочу попытаться закончить рассказ про волшебницу Эллен. Я шутки ради могу подарить его папе на день рождения, шутки ради укажу авторское право и тому подобное. До свиданья (вообще-то это неправильно, в передаче из Англии на немецком языке всегда говорят «Auf Wiederhoren» [49], а я должна бы написать «До следующего письма»).

Милая Китти!

Вчера у нас с папой был долгий разговор, я ревела в три ручья, и он тоже плакал. Знаешь, что он мне сказал:

– Много писем получал я в жизни, но это было самое подлое. И это ты, Анна, ты, окруженная родительской любовью, ты, чьи родители всегда делают для тебя все, всегда и при всех обстоятельствах защищают тебя, ты говоришь о том, что не чувствуешь перед ними никакой ответственности! Ты чувствуешь себя обделенной и заброшенной. Нет, Анна, это ты обидела нас, это ты к нам очень несправедлива. Возможно, ты этого не хотела, но написала-то именно так. Нет, Анна, такого упрека мы не заслужили!

Что же я наделала, такого дурного поступка я еще сроду не совершала. Я написала свое письмо лишь для того, чтобы покрасоваться своими слезами и рыданиями, выставить себя в лучшем свете, чтобы он меня «зауважал». Конечно, мне и в самом деле было очень плохо и насчет мамы я написала сущую правду, но обвинять доброго Пима, который все для меня делал и сейчас все для меня делает, – нет, это хуже чем низость.

Ну и поделом мне, хорошо, что меня хоть раз сбросили с моей недосягаемой высоты, что моя гордыня хоть раз получила щелчок, я, конечно, чересчур зарвалась. Оказалось, что юффрау Анна Франк далеко не всегда поступает идеально! Причинить такое горе другому, да еще умышленно, да еще человеку, которого, по твоим словам, ты любишь, – это подлый, очень подлый поступок.

И особенно стыдно мне потому, что папа мне все простил, он сказал, что бросит письмо в печку, он ласков со мной и ведет себя так, как будто это он виноват. Да, Анна, тебе нужно еще очень многому научиться, давай-ка принимайся за дело вместо того, чтобы смотреть на других людей свысока и обвинять их.

У меня было много огорчений, но у кого же в моем возрасте их нет? Я часто разыгрывала спектакль, но я ведь даже не осознавала этого, я чувствовала себя одинокой, но почти никогда не отчаивалась. Я никогда не доходила до того, чтобы, как папа, бродить по улицам с ножом, желая покончить счеты с жизнью.

Мне должно быть очень стыдно, мне и вправду очень стыдно; сделанного не воротишь, но это мне урок на будущее. Я начну все сначала, и мне будет легче теперь, когда у меня есть Петер. Имея такую опору, я смогу! Я больше не одинока, он меня любит, я люблю его, у меня есть мои книги, тетради, где я пишу свои рассказы, и мой дневник, я не самая ужасная уродина, не такая уж большая дура, жизнерадостна от природы и хочу, чтобы у меня еще и выработался хороший характер.

Да, Анна, ты ведь и сама прекрасно понимала, что твое письмо слишком сурово и что ты пишешь неправду, но как ты гордилась этим письмом! Впредь я буду брать пример с папы и обязательно исправлюсь.

Милая Китти!

Рассказывала ли я тебе уже когда-нибудь о нашей семье? Насколько я помню, нет, и потому сделаю это сейчас. Мой папа родился во Франкфурте-на-Майне в сказочно богатой семье. Михаэль Франк был банкиром и нажил миллионы, Алиса Штерн была дочерью очень почтенных и состоятельных родителей. В молодости Михаэль Франк был совсем не богат, но сумел пробиться в жизни. Мой папа в молодости жил так, как и все сыновья богачей: каждую неделю вечеринки, балы, празднества, красивые девушки, вальсы, званые обеды, много комнат и т. п. После дедушкиной смерти деньги пропали, а после мировой войны и инфляции от них вообще ничего не осталось. Но до войны семья была еще достаточно богатой. Так что папа получил блестящее воспитание и вчера ужасно смеялся, когда в 55 лет впервые в жизни за столом выскреб сковородку.

Мама была не такая богатая, но тоже вполне состоятельная, так что мы здесь то и дело с открытым ртом выслушиваем рассказы про свадьбы и помолвки, на которые приглашалось по 250 человек, про балы и званые обеды.

Сейчас нас уж никак не назовешь богатыми, но я надеюсь, что после войны все изменится, поверь, я вовсе не настроена вести скучное мещанское существование, что, кажется, вполне устраивает маму и Марго. Я хотела бы пожить год в Париже и год в Лондоне, совершенствоваться в языках и изучать историю искусств. А вот Марго, в отличие от меня, хочет быть медсестрой и ухаживать за роженицами в Палестине. Мне все еще очень хочется красивых платьев и интересных знакомств, я хочу что-то повидать и испытать в жизни, об этом я тебе уже рассказывала, и немножко денег при этом тоже не помешает!

Сегодня Мип рассказывала о помолвке своей племянницы, где она была в субботу. У племянницы богатые родители, а у ее жениха еще богаче. У нас слюнки потекли от рассказа Мип о том, чем их угощали: овощной суп с мясными фрикадельками, сыр, пирожки с мясом, холодные закуски из яиц и ростбифа, пирожки с сыром, ромовый бисквит, вино и сигареты, и всего этого сколько душе угодно.

Мип выпила десять рюмок и выкурила три сигареты; нечего сказать, хороша наша поборница трезвости! Если уж Мип так много выпила, могу себе представить, сколько заглотал ее супруг. На этом празднике все, конечно, были навеселе. Среди гостей были двое полицейских из комиссии по расследованию убийств, они фотографировали помолвленных; Мип ни на минуту не забывает нас, своих подопечных, это видно из того, что она запомнила фамилии и адреса этих полицейских на случай, если что-нибудь произойдет и потребуется помощь добрых нидерландцев. У нас текли слюнки, ведь мы съели на завтрак всего по две ложки каши и клацали зубами от голода, ведь мы изо дня в день только и питаемся что недоваренным шпинатом (ради витаминов) и гнилой картошкой, ведь нам нечем насытить наши пустые желудки, кроме салата, кочанного салата, шпината, шпината и еще раз шпината. Может быть, от него когда-нибудь мы станем сильными, как Матрос Пучеглаз [50], но пока этим и не пахнет!

Если бы Мип взяла нас с собой на эту помолвку, другим гостям не досталось бы ни одного печеньица. Будь мы на этом празднике, мы расхватали бы все, даже мебель не оставили бы на своих местах. Представляешь, мы впивали в себя каждое слово Мип, мы так обступили ее, как будто никогда в жизни не слышали о вкусной еде и шикарных людях! И это внучки прославленного миллионера! Странные все же вещи порой происходят в мире!

Милая Китти!

Рассказ про волшебницу Эллен закончен. Я переписала его на хорошей почтовой бумаге, разукрасила красными чернилами и сшила листочки. Все вместе выглядит очень приятно, но не знаю, не маловато ли все же для подарка. Марго и мама написали каждая по стихотворению в честь юбилея.

Менеер Кюглер пришел сегодня с сообщением, что начиная с понедельника мефрау Брокс не будет уходить на обеденный перерыв, а будет два часа пить кофе здесь. Представляешь? Никому нельзя будет подниматься наверх, Ван Хувен не сможет в это время приносить картошку, Беп не сможет ходить к нам есть, нам нельзя будет пользоваться уборной, и вообще мы должны будем сидеть тихо как мыши, ну и мало ли еще какие неприятности! Мы стали изощряться в остроумии, выдвигая предложения, как бы от нее отделаться. Ван Даан сказал, что самое верное средство – подсыпать слабительное ей в кофе.

– Ой, нет, – ответил Клейман, – пожалуйста, не надо, тогда она вообще не будет вылезать из сортира.

Громовой хохот.