Жена мудреца (Новеллы и повести) - Шницлер Артур. Страница 25

Вот так штука — я вдруг очутился в Пратере… глубокой ночью. Вот уж не снилось мне нынче утром, что ночью буду гулять в Пратере… Что подумает дежурный полицейский, там, на углу?.. Ну, пойдем дальше… Здесь недурно… С ужином ничего не получилось, кафе тоже закрыты; воздух приятный, и вокруг спокойно… совсем спокойно… Впрочем, спокойствия у меня скоро будет предостаточно, — такого спокойствия, какого только можно желать. Ха-ха-ха! Но ведь я задыхаюсь… бежал, как бесноватый… Тише, тише, Густль, спешить некуда, тебе ведь решительно нечего больше делать — совсем нечего, нечего! Меня как будто знобит? Наверно, все-таки от волнения… и к тому же я давно не ел… Чем это так странно пахнет?.. Ведь сейчас ничто еще не цветет, не время… Какое у нас сегодня число? Четвертое апреля… Правда, в последние дни часто шел дождь… но деревья еще почти без листвы… и как темно, брр… даже испугаться можно… В сущности, я по-настоящему испугался один-единственный раз в жизни… тогда в лесу, маленьким мальчиком… нет, не таким уж маленьким… мне было лет четырнадцать — пятнадцать… Сколько же времени прошло с тех пор? Девять лет… ну да, в восемнадцать лет я был суб-лейтенантом, в двадцать был произведен в лейтенанты… а в будущем году стану… Чем я стану в будущем году? Что это вообще означает — «будущий год»? Что означает «на будущей неделе»? Что означает «послезавтра»? Это что еще такое? Зубы выбивают дробь? Ого-го! Ну и пусть их… Господин лейтенант, вы сейчас одни, форсить ни к чему… тяжко мне, ох, как тяжко… Посижу-ка на скамейке… Ф-фу! Куда же это меня занесло? Ну и темень! Павильон за мной, должно быть, тоже кафе… я там был как-то раз, прошлым летом, когда наш оркестр играл здесь… да, сидел с Копецким и с Ротнером… было еще несколько наших офицеров… Как я устал… словно после десятичасового перехода… Только не хватает здесь заснуть… Ха-ха! Бездомный лейтенант… В сущности, мне следовало бы пойти домой… а что мне делать дома? Ну, а в Пратере что мне делать? Ах, лучше всего было бы, если б мне совсем не пришлось встать: уснуть бы здесь — и никогда уже не проснуться… да, это было бы самое удобное! Ну нет, так удобно вам свое дельце не устроить, господин лейтенант… Но когда — и как? Вот сейчас я мог бы наконец хорошенько обдумать все, что произошло… все ведь нужно обдумывать… так уж устроена жизнь… Стало быть, обдумаем… Что именно?.. Какой чистый воздух!.. Надо бы почаще прогуливаться ночью в Пратере… Да, но это мне следовало сообразить пораньше; теперь покончено с Пратером, с чистым воздухом, с прогулками… Итак — поразмыслим, как и что. Ох, сниму фуражку: она словно давит мне на мозг… никак не могу сосредоточиться… Вот так! А теперь, Густль, разберись во всем по порядку, сделай последние распоряжения! Стало быть, завтра утром — конец… завтра в семь часов утра… семь часов — благоприятное время. Ха-ха-ха! Значит, в восемь, когда начнется ученье, все уже будет позади… Но Копецкий не сможет вести ученье, это слишком его взбудоражит… А возможно, он ничего еще не будет знать… ведь может не быть слышно… Макса Липпая они тоже нашли только днем… а он застрелился рано утром, и никто ничего не слышал… Но какое мне дело до того, будет ли Копецкий вести ученье или нет?.. Ха-ха! Стало быть, в семь часов? Так… ну, что же еще?.. А больше и не о чем размышлять. Я застрелюсь у себя в комнате, вот и все! Похороны в понедельник… Кто обрадуется, так это доктор прав…

Дуэль не может состояться по причине самоубийства одного из противников… Что скажут у Мангеймеров?.. Ну, он-то не очень огорчится… А вот жена, эта хорошенькая блондинка… с ней можно было завести интрижку… О да, мне кажется, у нее мне бы повезло, если б только я немножко поусердствовал… Было бы совсем по-другому, чем со Стеффи, этой потаскушкой… Но тут, разумеется, потребовалось бы приложить все старания: ухаживать, посылать цветы, говорить по-умному… тут не скажешь: приходи завтра днем ко мне в казарму!.. Да, порядочная женщина, это было бы так приятно… Жена моего ротного в Пшемысле ведь не была порядочной женщиной… я готов поклясться, что и Либицкий, и Вермутек, и тот тщедушный сублейтенант — все с нею жили… А вот уж фрау Мангеймер… да, это было бы совсем другое дело, она дама лучшего общества, такая связь может облагородить человека, придать ему светский лоск — внушить ему уважение к самому себе. А когда водишься только с этими тварями… И так рано я начал — совсем еще мальчишкой, когда получил первый отпуск и поехал к родителям в Грац… Ридль тоже был со мной, — она была чешка, наверно, вдвое старше меня, — я только под утро пришел домой… Как на меня взглянул отец… И Клара тоже… Перед Кларой мне было особенно стыдно… Тогда она была помолвлена… почему, собственно, из этого ничего не вышло? Правду сказать, я не очень этим интересовался… Бедняжка, ей тоже не повезло в жизни, а сейчас, в довершение всего, она потеряет единственного брата… Да, ты никогда уже меня не увидишь, Клара, — все кончено! Ведь не думала ты, сестренка, когда в Новый год провожала меня на вокзал, что больше меня не увидишь? А мама… О, боже, мама… нет, об этом мне нельзя думать… если я буду думать о ней, я способен пойти на подлость… А не съездить ли мне сначала домой… сказать, что взял отпуск на один день… еще раз увидать маму, папу, Клару, прежде чем покончу с собой… Да, первым утренним поездом, в семь часов, я могу поехать в Грац, в час я буду там… Добрый день, мама!.. Привет, Клара! Ну как вы живете-можете?.. Вот сюрприз, а?.. Но они могут что-нибудь почуять… если не все, то Клара… Клара уж наверно… Клара такая умница… Какое ласковое письмо я от нее получил на днях, а я ей так и не ответил, и какие дельные советы она мне всегда дает — она душа-человек… А не обернулось ли бы все совсем иначе, если б я остался дома?.. Я поступил бы на сельскохозяйственный факультет, потом служил бы у дяди… они ведь все этого хотели, когда я был совсем еще юнцом… Теперь я, пожалуй, уже был бы женат на славной, доброй девушке… возможно, на Анне, она меня так любила… Я и сейчас еще это приметил, когда последний раз был дома, хотя у нее муж и двое детей… Уловил, как она на меня смотрела украдкой… И она все еще называет меня «Густль», как прежде… Ее как громом поразит, когда она узнает, как оборвалась моя жизнь — а муж, тот скажет: «Это я знал наперед — такой шалопай!» Все подумают, что я это сделал потому, что у меня были долги… А это неправда, все уплачено… Кроме последних ста шестидесяти гульденов, но ведь они завтра будут присланы… Да, я должен еще позаботиться о том, чтобы Баллерт получил свои сто шестьдесят гульденов… непременно надо это записать, прежде чем застрелиться… Это ужасно, ужасно… а не лучше ли мне уехать в Америку, где меня ни одна душа не знает… В Америке никто понятия не имеет о том, что здесь случилось сегодня вечером… там никому нет дела до этого… Совсем недавно в газете писали о некоем графе Рунге, ему пришлось уехать из-за какой-то грязной истории, а теперь у него за океаном гостиница, и ему плевать на всю эту ерунду. И спустя несколько лет можно было бы вернуться… не в Вену, разумеется, и не в Грац… но в имение, к дяде, а мама, и папа, и Клара, те, разумеется, тысячу раз предпочли бы такой исход, только бы я остался жив… А какое мне дело до того, что подумают все остальные? Да и кто еще хорошо относится ко мне? Кроме Копецкого, никому до меня дела нет… Копецкий ведь единственный, кому… И надо же было, чтобы не кто иной, как он, дал мне билет на сегодня… и всему виной этот билет… не будь у меня билета, я не пошел бы на концерт и всего этого не случилось бы… Да что ж такое случилось?.. Кажется, целое столетие прошло с тех пор, а ведь еще и двух часов нет… Два часа назад кто-то назвал меня «глупым мальчишкой» и грозился разломать мою саблю… Господи, да я, никак, сейчас начну орать, темной ночью… Как же это все получилось? Неужели я не мог подождать, покуда толпа у вешалки схлынет? И зачем только я ему сказал: «Молчать»? Как у меня вырвалось это слово? Ведь обычно я вежлив… даже с денщиком не бываю так груб… ну конечно, у меня разгулялись нервы… как на грех, все одно к одному подобралось — карточный проигрыш, и нескончаемые отговорки Стеффи, и завтрашняя дуэль, и то, что последнее время я совсем не высыпаюсь, и нудная муштра в казарме, — в конце концов всего этого не выдерживаешь… Да, рано или поздно я свалился бы, и пришлось бы просить отпуск… Теперь это уже не нужно, теперь наступит долгосрочный отпуск — без сохранения содержания… Ха-ха-ха!..