Испытание (СИ) - Кариди Екатерина. Страница 48
Остальные просили разрешения пожить пока что здесь. Привыкли к тому, что они вещь, страшно опять становиться людьми и брать на себя ответственность. Ниловой даже смешно стало: хочешь, не хочешь, сделают из тебя какую-то мать-настоятельницу. Но на самом деле, ей было девчонок жалко. А потому она их таки приняла под свое стальное крылышко, пусть живут. Ну не гнать же. Стресс у них, мужика лишились, синдромы разные. Молодые же, глупые. Их бы замуж повыдавать...
***
Когда вся возня в замке закончилась, состоялось совещание в кабинете у хозяина. Николай Савелич Марии вполне доверял, да и помощь ее ему требовалась, а потому рассказал все, как оно было на самом деле после того, как Мошкова в больницу доставили.
А дело-то было так...
Борисов отвез Мошкова в частную клинику. Там у них и вертолетные площадки, даже небольшой самолет посадить можно при желании. Сработал очень быстро, и помощь оказали по высшему разряду. Так что, Арсений пришел в себя в просторной, изолированной палате, весь облепленный трубками и датчиками, а Борисов сидел рядом. И неподдельная радость в его глазах. Стало странно Мошкову, что его кто-то рад видеть, и жаль, что не удалось умереть.
- Почему не дал мне умереть? - Николай скорее угадал, чем услышал.
- Потому что рано еще тебе на тот свет, парень.
Рано... Но жить ему не хотелось.
- Врачи говорят, ходить еще будешь, не скоро, конечно, но будешь.
- Я не хочу. Не буду жить...
- Молчи, идиот, не гневи Бога!
Какое-то время тот действительно молчал, прикрыв глаза, но по состоянию видно было, что сознания не терял. Потом спросил:
- Как... как она...
- Нормально она. Ты о себе подумай! Убился же в хлам, придурок!
- Дядя Коля, я не хочу жить.
- Молчи! - а сам возился, как бы удобнее устроить голову раненого на подушке.
- Оставь меня, дядя Коля, прошу, дай умереть.
- Не болтай глупости, парень! Ты же чудом спасся, скажи спасибо! Считай, второй шанс жить получил. Смиловался над тобой Господь!
Этот железный человек со стальными нервами иногда бывал таким неожиданно набожным. Наверное, просто изредка позволял совести просыпаться, хотя в остальное время носил ее в себе чисто про запас. Но сейчас, услышав его слова, Арсений вдруг осознал, что его помиловали. И такая надежда зажглась, что сердце заболело. Любое наказание несет в себе и награду, если, конечно, наказанный сможет это понять.
- Дядя Коля.... Не хочу возвращаться в свою жизнь. Не хочу. Прошу, сделай так, чтобы я умер для всех. Чтобы Арсения Мошкова просто не стало. Ты ведь можешь, столько раз делал... Прошу...
Борисов взглянул на него так, словно вобрал всего глазами, потом коротко кивнул головой:
- Хорошо. Сделаю, как ты хочешь. Но уж ты прости, Сеня, ты исчезнешь навсегда. Если вздумаешь где-нибудь всплыть, я позабочусь о том, чтобы ты исчез окончательно.
- Да, согласен, только выполни то, что я написал там...
- Э нет, Сеня. Если ты исчезаешь, то исчезаешь. Теперь я буду решать, что и как делать, твое слово кончилось. Или возвращайся и делай все сам, или не смей ни во что вмешиваться, потому что тебя, - Николай Савелич показал на него пальцем, - НЕТ.
Удивительно, стоит только упасть из князи в грязи, так тебя сразу же начинают топтать... Что ж, так тому и быть.
- Делай как знаешь, - решение было принято, тот, кто был раньше Арсением Мошковым, устало закрыл глаза.
Доверенный с минуту смотрел на него, проникаясь своей новой ролью. И чем дальше, тем больше эта роль ему нравилась. Быть всесильным. Всемогущим. Ни перед кем не отчитываться. Вершина пищевой цепи, мать его!
А что же думал лежащий на больничной койке весь изломанный мужчина, который еще немногим больше часа хотел уйти из жизни и отказаться от всего вот этого? Он думал, что вышло не совсем так, как он хотел, но может быть Бог даст ему шанс что-то исправить, чтобы обрести душевный покой. Он не смел мечтать о счастье, хотя бы о прощении. И то, может быть... Сам бы он не простил. Счастье виделось ему несбыточным. И совсем уж никак не было связано с такими понятиями, как 'всесилие' и 'всемогущество'.
В течение получаса в палату наехало трое умных ребят в очках. За три часа их плодотворной работы больше трех миллиардов свободных денег были переведены на 'чистые' счета в нормальных банках, на предъявителя, так сказать. Для того, чтобы всю лавочку аккуратно прикрыть, да и на вознаграждение для исполнителей. А потом можно и подождать, пока юристы будут свой хлеб отрабатывать.
Всё. Мошкова Арсения Васильевича не существует.
И думал он теперь о том, что теперь от него ничего не зависит, и это чувство собственного рабского бессилия тягостным печальным грузом ложилось на сердце. Не вымолить ему прощения у тех девчонок, которых продал. Да и у других, кого обидел. Никогда. И на то, как поступят с ними, тоже теперь не повлиять. Только слабая надежда брезжила, если суметь заслужить прощение хотя бы одной... если она... Может быть, тогда Господь простит его и отпустит грехи. За эту слабенькую, тонкую ниточку можно было уцепиться, чтобы выжить.
Есть такая старая восточная поговорка: 'Когда ты шел туда, я уже шел обратно'. Так вот, сходить на ярмарку жизни, повидать, что чего стоит, иные ведь за всю жизнь-то не успевают. Так и остаются в неведении.
***
В общем, почти все, что сообщили прессе о той автокатастрофе, в которую попал господин Мошков, соответствовало действительности, кроме утверждения о его гибели. Но это теперь была тайна. И о том, кроме 'умного' медперсонала частной клиники, известно было только троим. Самому Арсению Мошкову, его доверенному лицу Николаю Борисову и Марии Ниловой, начальнику внутренней охраны. Да еще тем троим ребятам в очках, но они, как и сами деньги, безличны и ко всему безразличны. И всегда молчат. А информацию эту надо было похоронить. Как, впрочем, и все предсмертные записи Арсения Мошкова.
Почему? Причины были.
Начнем с того, что тот рукописный документ, что Арсений Мошков оставил вместе с указаниями 'На случай моей внезапной смерти' содержал совсем уж бредовые указания. Что значит предать гласности творившиеся в замке дела? И какого черта ему вдруг вздумалось переписывать завещание за полчаса до смерти? Не говоря уже о том, зачем здоровому, молодому и ужасно богатому мужику было торопиться на тот свет?
Впрочем, это было его право, Мария не собиралась ничего оспаривать. Вот еще. Но! Ни о какой гласности речи быть не могло. Ему-то хорошо, он свалил в сторону и прикинулся мертвым. С мертвого взятки гладки! А их припекут так, что мало не покажется. Да еще и девочки эти... Дожили. Возись теперь с ними, сопли подтирай. Замуж их всех надо повыдавать!
Мысль здравая, хорошая мысль.
Но были еще те семнадцать девчонок, которых продали раньше. Вот где был настоящий геморрой! Их еще предстояло найти. У Николая Борисова душа переворачивалась от такой перспективы, но проклятая совесть! Не хотелось потом, как Сеня... Хотелось спать спокойно. Да и чувствовал он свою вину перед ними. А потому этот пункт посмертной воли Сениной решил выполнить.
Глава 38.
Сначала она все не могла понять, что за шум, голоса. Откуда? А потом очнулась в больнице. Голова тяжелая, кажется, качнешь, и муть перемешается. Саша долго не могла вспомнить, что же такое случилось. Потом-таки вспомнила. Сеня. А она значит опять в больнице...
Но тут к ней с криком радости бросилась тетка Лидия Ивановна. Тетка обнимала, плакала, руки целовала и все приговаривала:
- Очнулась, очнулась... моя девочка. Слава Богу, очнулась!
Тетя Лида? Она здесь как оказалась? А вот это уже совсем непонятно... Саше показалось, что она бредит. Пробормотала:
- Что...
- Девочка моя! Сашенька! Ой... - тетка снова залилась слезами, - Ты же больше двух месяцев в коме пролежала! Сашенька...