Пионовый фонарь (ЛП) - Энтё Санъютэй. Страница 17
КОСКЭ: У меня есть деньги.
АИКАВА: Деньги никогда не помешают… А кроме того, примите от меня меч работы Тосиро Ёсимицу.
КОСКЭ: Благодарю вас.
АИКАВА: Эй, бабка! Поди сюда… Дзэндзо!..
АИКАВА даёт поручения ДЗЭНДЗО, тот убегает за покупками. Кормилица бежит в комнату О-ТОКУ, причёсывает и накрашивает её. Возвращается Дзэндзо с покупками. Аикава вручает КОСКЭ двадцать золотников табаку и новые варадзи. В гостиной выставляется три большие рыбы, два го водки и один го мирина. Все садятся за стол.
Завтра господин Коскэ отправляется в трудный и славный путь, и по этому случаю мы решили сегодня сыграть его свадьбу.
Аикава запел «Спокойны волны четырех морей», молодые трижды по три раза обменялись чарками, на том брачная церемония и закончилась.
Вот мы и отпраздновали. Ты, бабка, смотри, не подведи… Завтра встанем рано, накорми господина Коскэ рыбой и горячим рисом, прямо с огня, чтобы пар шел, ладно? Ну вот… Прошу вас, господин Коскэ, любите ее … Она у нас еще молоденькая, ничего не знает, вы ее жалейте… Ну ладно, сват, как говорится, нужен только перед свадьбой. Слышишь, бабка? Ты уж не подведи…
КОРМИЛИЦА: Что вы все – «не подведи». Кого не подвести-то?
АИКАВА: Вот непонятливая… Поставь там ширму что ли… Понимаешь? Видишь, она робеет…
КОРМИЛИЦА: Не извольте беспокоиться, все будет хорошо. (Провожает молодых в комнату.) Приятной вам ночи.(Уходит.)
КОСКЭ, погруженный в мысли, сидит, скрестив руки, на постели. Лечь О-ТОКУ не может, поэтому сидит рядом.
О-ТОКУ: (стесняясь). Ложитесь, пожалуйста,
КОСКЭ: Нет-нет, мне еще надо подумать немного… А вы не стесняйтесь, ложитесь и спите.
О-ТОКУ: Вы бы легли всё-таки…
КОСКЭ: Сейчас ложусь. Не обращайте на меня внимания.
О-ТОКУ: (жалобно). Вы бы хоть немного прилегли…
КОСКЭ: Сначала ложитесь вы…
Коскэ, наконец, очнулся и почувствовал угрызения совести. Он лег, склонив голову на подушку, и между молодыми завязалась первая любовная беседа, за которой они полюбили друг друга навечно…
Перед рассветом КОСКЭ готовится к отъезду. АИКАВА уже на ногах.
АИКАВА: Эй, бабка! Все готово? А завтрак горячий? Я пошлю Дзэндзо проводить Коскэ… Вынеси-ка вещи в прихожую! Господин Коскэ, завтракать!
КОСКЭ: (выходя в гостиную). Доброе утро, отец. Еду я далеко и писать вам часто, наверное, не смогу… Берегите себя.
АИКАВА: И ты береги себя. В добрый час… Много хочется сказать тебе, да ничего больше не скажу… Дочка, что ты меня за рукав тянешь?
О-ТОКУ: (робко). Когда мой господин вернётся?
АИКАВА: Экую несуразицу говоришь! Ведь не маленькая уже… Твой муж уезжает, чтобы отомстить за господина, а не на богомолье в храм… Ну вот, чего же ты плачешь?
О-ТОКУ: Ну хоть примерно, когда он вернется?…
АИКАВА: Не знаю. Может быть, лет через пять, а может быть, через десять… Ну-ну, перестань, ты спасибо скажи, что у тебя такой достойный супруг. Смотри, господин Коскэ подумает, что у тебя нет мужества… Она еще сущий ребенок… А ты что расплакалась, бабка?
КОРМИЛИЦА: Да вы и сами плачете…
АИКАВА: Я старик, мне можно…
КОСКЭ: Прощайте, будьте здоровы.
Коскэ в прихожей обувает варадзи. О-ТОКУ глядит на него полными слез глазами.
О-ТОКУ: Берегите же себя…
Коскэ приласкал ее и поспешно вышел в сопровождении Дзэндзо.
Картина четвёртая
Уезд Курихаси. Харчевня «Сасая». За столиком сидит ТОМОДЗО, пьёт вино. На нём – шёлковые одежды с гербами, подпоясан парчовым оби, на ногах – кожаная обувь. Тут же - ХОЗЯИН харчевни. От столика Томодзо отходит СЛУЖАНКА, которая оставляет на его столе порцию вина и закуски. Томодзо провожает её недвусмысленным взглядом.
РАССКАЗЧИК: Получив от привидений сто золотых, Томодзо решил, что пора начать новую жизнь. Переехав в уезд Курихаси, через своего приятеля, погонщика лошадей Кюдзо, приобрел он за двадцать золотых добротный дом – да-да, тогда ещё цены были такими! – и под именем Сэкигутия Томодзо открыл на пятьдесят золотых лавку мелочей…
ТОМОДЗО знаком подзывает ХОЗЯИНА харчевни. Хозяин подходит.
ХОЗЯИН: Слушаю вас, господин Томодзо. Всё ли в порядке?
ТОМОДЗО: Всё хорошо. Я очень доволен.
ХОЗЯИН: Признаться, и я доволен, что вы так часто стали у меня бывать. Сами знаете, как это – видят, что такой человек приходит, значит, мол, хорошее заведение.
ТОМОДЗО: Что ж, скромничать не буду, сам вижу – людям моя лавка нравится. Торг идёт хорошо.
ХОЗЯИН: Да как же ему не идти! Товар хороший, и цена дешёвая. И дом хороший приобрели.
ТОМОДЗО: Да, начинать жизнь заново, так пусть и дом новый будет, и… А скажи, что это за красотка мне на стол подает? Сколько ей – двадцать три, двадцать четыре?
ХОЗЯИН: Я-то думаю, все двадцать семь будет, да только правда ваша – выглядит молодо.
ТОМОДЗО: Кто такая?
ХОЗЯИН: Муж её – самурай, был где-то ранен в ногу. Прожили они тут при харчевне долго. За свой счет кормить мне их накладно, ну, я нашел им домик у дамбы, а жену взял сюда служанкой. Они и живут на ту мелочь, что она здесь зарабатывает.
ТОМОДЗО: Если им жить-то не на что, она покладистая должна быть…
ХОЗЯИН: Вообще по ней видать сразу, что у господ в доме жила, манеры-то есть, только…
ТОМОДЗО: Ну-ну. Что про неё говорят?
ХОЗЯИН: Держится она, вроде, как честная… но говорят, она совсем опустилась. Да я не осуждаю, муж-то изувечен, какой он кормилец с больной ногой?
ТОМОДЗО: Вот как… Кончилось сакэ, пришли-ка мне её.
ХОЗЯИН: Приятного аппетита, господин Томодзо. (Уходит.)
Из кухни выходит служанка с подносом, на котором – графинчик сакэ. Она очень молодо выглядит: события, которые другого бы в могилу свели – не отложили печати на её лице. Это она – О-КУНИ.
О-КУНИ: Прошу вас, господин.
ТОМОДЗО: Присядь-ка со мной. Сакэ подогрето?
О-КУНИ: Нет, господин. (Собирается идти на кухню.)
ТОМОДЗО: Ничего, посиди со мной, я и не заказывал подогретое. Ты мне подогреешь его своим ласковым взглядом…
О-КУНИ: Господин не скупится на хорошие слова для бедной девушки. У меня даже слёзы выступили, простите меня.
ТОМОДЗО: Зови меня Томодзо. Как зовут тебя, милая?
О-КУНИ: О-Куни.
ТОМОДЗО: Слёзы… Да ты и вправду готова заплакать… И одна жемчужинка уже вот-вот готова скатиться с твоих пушистых ресниц. Послушай, милая О-Куни, я в жизни много повидал, и знаю, что так чувствительны бывают те, кому много пришлось пережить.
О-КУНИ: Право, не знаю, что вам ответить…
ТОМОДЗО: Тяжело живётся тебе? Откуда ты?
О-КУНИ: Мы с мужем из Эдо.
ТОМОДЗО: Почему же ушли вы из Эдо?
О-КУНИ: Не всегда человек волен сам распоряжаться собой…
ТОМОДЗО: Так-так…
О-КУНИ: Иногда ветры судьбы играют человеком, словно сухим листом, сорвавшимся осенью с дерева.
ТОМОДЗО: О, да я вижу у нас много общего, несмотря на то, что ты молода – я ведь думаю в точности так же, как ты…
О-КУНИ: Бежали мы с мужем, потому что оговорили нас, ждало нас ужасное наказание. Родные мои раньше жили в Этиго, но они переехали, и никто не знает – куда. Мы долго блуждали по тракту Осюдзи, пока вот еле живые не добрались сюда, в Курихаси.
ТОМОДЗО: Вот как наши судьбы похожи…
О-КУНИ: Благодаря заботам хозяина харчевни нам немного ещё удалось продержаться, а затем…
ТОМОДЗО: О-Куни, слаще мёда уста твои, а горько мне слушать то, что ты говоришь. Только ты меня не знаешь. Я что задумал – сделаю. Не пожалею ни уговоров, ни денег, чтоб никогда твоё личико больше не омрачалось…