Дар волка. Дилогия (ЛП) - Райс Энн. Страница 47

Она выглядела совершенно замкнутой, сидя за столиком, закутавшись в вельветовую куртку, свежая и прекрасная, точно такая же, как прошедшей ночью. Волосы снова были расчесаны на прямой пробор и перевязаны черной лентой. У нее было безукоризненно симметричное лицо. Впервые он увидел ее при свете дня.

Сел напротив нее, не говоря ни слова. Сейчас он был одет так, как одевался раньше, в более-менее приличную куртку цвета хаки поверх рубашки с галстуком. Эту одежду он купил вчера, а сегодня он с час драил себя под душем, прежде чем выйти из отеля. Волосы длинноваты и грубоваты, но расчесаны аккуратно.

— Кто вы такой? — с вызовом спросила она, положив меню и гневно глянув в сторону официанта.

Ройбен не ответил. Официанта не, видно пока что. Заняты всего пара столиков.

— Слушайте, я хочу поесть в одиночестве, — вежливо, но твердо сказала она. — Уйдите, пожалуйста.

И тут ее лицо переменилось. На смену гневу и раздражению на нем появилась едва скрываемая тревога. Ее глаза стали жестче, а следом и голос.

— Вы репортер, — обвиняющим тоном сказала она. — Тот самый, из «Обсервер».

— Да.

— Что вы здесь делаете? — спросила она, приходя в бешенство. — Что вам от меня надо?

Ее лицо превратилось в жесткую маску, за которой скрывалась паника.

Он наклонился вперед и заговорил мягким, доверительным тоном:

— Я тот самый парень с севера, — сказал он.

— Да, это я поняла, — сказала она, не понимая связи. — Я поняла, кто вы такой. Скажите честно, чего вы от меня хотите.

Он на мгновение задумался. Она снова глянула в поисках официанта, в отчаянии, но в зале не было ни одного. Начала вставать.

— Что ж, хорошо, я поем в другом месте, — сказала она дрожащим голосом.

— Лаура, подожди.

Протянув руку, он коснулся ее левой руки.

— Откуда вы знаете мое имя?

— Я был с тобой этой ночью, — тихо сказал он. — Большую ее часть. Вплоть до раннего утра, когда мне пришлось уйти.

Никогда в жизни он не видел на лице человека такого изумления. Она окаменела, глядя на него. Он увидел, как кровь приливает к ее бледным щекам. У нее задрожала нижняя губа, но она не сказала ни слова.

— Меня зовут Ройбен Голдинг, — тихо и спокойно продолжил он. — Это началось со мной после того случая, в доме на севере. Так это началось.

Она глубоко вдохнула, хрипло. На лбу и над верхней губой выступил пот. Он слышал, как колотится ее сердце. Лицо стало мягче, губы задрожали. В глазах появились слезы.

— О небеса, — прошептала она. Поглядела на руку, которой он держал ее. Потом на его лицо. Оглядела с головы до ног, он чувствовал это буквально кожей и сам едва не заплакал.

— Но кто?.. Как?..

— Я не знаю, — признался он. — Но точно знаю, что теперь мне надо уезжать отсюда. Я возвращаюсь туда. Дом теперь принадлежит мне, дом в Мендосино, где это случилось. Я хочу уехать туда. Не могу больше здесь оставаться после этой ночи. Ты поедешь со мной?

Вот оно, то, чего он и ожидал от нее. Она отшатнулась, выдернула руку, сделала шаг в сторону. Ее Дикий Человек из Леса оказался вовсе не Человеком из Леса.

— Слушай, я понимаю, у тебя работа, ты туры организуешь, клиенты…

— Сейчас сезон дождей, — еле слышно ответила она. — Никаких туров. Работы у меня сейчас нет.

Ее глаза расширились и остекленели. Она снова с трудом вдохнула и сплела пальцы с его пальцами.

— Ох… — только и сказал он. Даже не знал, что сказать еще.

— Поедешь ли ты со мной? — спросил он после паузы.

Было просто невыносимо сидеть так, молча, под ее пристальным взглядом, ожидая, пока она заговорит.

— Да, — внезапно сказала она. Кивнула. — Я поеду с тобой.

На ее лице были смесь уверенности и удивления.

— Ты осознаешь, что делаешь, поехав со мной?

— Я еду.

Вот теперь ему действительно пришлось приложить все силы, чтобы не расплакаться. Он крепко держался за ее руку, глядя в окно, на людей, ходящих по Трокмортон-стрит под зонтиками, мимо витрин небольших магазинчиков.

— Ройбен, — сказала она, крепко сжав его руку. Пришла в себя, и на ее лице было выражение полной серьезности. — Нам надо уезжать сейчас же.

Он повел «Порше» в сторону шоссе Панорамик, когда она начала смеяться.

Смеялась все сильнее и сильнее, видимо, не в силах остановиться.

— Что такое? — спросил он, почувствовав себя неуютно.

— Ну, ты мог бы сам понять весь юмор ситуации, — ответила она. — Посмотри на себя. Осознай, кто ты такой.

У него упало сердце.

Она сразу же перестала смеяться.

— Прости, — тихо и сокрушенно сказала она. — Не надо было смеяться, так ведь? Не следовало. Сейчас вовсе не до смеха. Просто, скажем так, ты неожиданно оказался одним из самых симпатичных мужчин, каких я встречала.

— Ох, — тихо сказал он, не в состоянии посмотреть на нее. Что ж, по крайней мере, она не назвала его малышом или мальчиком. — Это хорошо? Или плохо?

— Ты серьезно?

Он пожал плечами.

— Ну, просто неожиданно, — призналась она. — Прости, Ройбен. Не надо было мне смеяться.

— Ничего страшного. Ведь это же не главное, так?

Они доехали до засыпанной гравием дороги к ее дому. Он повернулся к ней. На ее лице была озабоченность, искренняя. И он не удержался, улыбнувшись, чтобы утешить ее. И лицо ее сразу же просветлело.

— Сам понимаешь, в истории о Царевне-лягушке всегда есть лягушка, — сказала она, совершенно искренне. — А в этой… в этой лягушки нет.

— Гм. Это совсем другая история, Лаура, — ответил он. — История о Джекиле и Хайде.

— Вовсе нет, — возразила она. — Я уверена, что это не так. И не «Красавица и Чудовище». Может, совершенно новая сказка.

— Да, новая сказка, — с готовностью согласился он. — А следующей строкой станет фраза «Убирайся на хрен из Додж-Сити».

Она наклонилась и поцеловала его. Его, а не огромного лохматого зверя, похожего на волка.

Он взял ее лицо в ладони и поцеловал ее, медленно, со всей любовью. Это было совершенно по-другому, по-старому, по-человечески, и непередаваемо приятно.

18

На то, чтобы собраться, у нее ушло меньше пятнадцати минут. Она сходила к соседу и попросила его, чтобы тот забрал ее машину из города и приглядел за домом, пока ее не будет.

Дорога в Нидек Пойнт заняла почти четыре часа, как и в прошлый раз, по большей части из-за дождя.

И всю дорогу они говорили, не переставая.

Ройбен рассказал ей обо всем происшедшем. С самого начала и во всех подробностях.

Рассказал о том, кем был до того, как все началось, — про семью, про Селесту, про Джима, про многое другое. Слова лились из него потоком, иногда немного несвязно. Она расспрашивала его, вежливо, осторожно, с любопытством, даже о том, чего он стеснялся или даже стыдился.

— Было невероятной случайностью то, что меня вообще взяли в «Обсервер». Билли была знакома с моей матерью и просто сделала одолжение. Но потом ей понравилось, как я пишу.

Он рассказал, как был Солнечным мальчиком в глазах Селесты, Малышом в глазах матери и Джима, как потом Билли стала называть его Чудо-мальчиком. Лишь отец звал его Ройбеном. Она снова рассмеялась и не сразу смогла остановиться.

Но было так легко рассказывать это ей и слушать то, что говорит она.

Лаура видела доктора Грейс Голдинг в утренних ток-шоу. Однажды встречалась с Грейс на официальном мероприятии. Голдинги спонсировали охрану окружающей среды.

— Я читала твои статьи в «Обсервер», — сказала она. — Всем нравится то, что ты пишешь. Мне порекомендовали читать твои статьи другие.

Он кивнул. Это бы имело значение, не случись уже то, что случилось.

Они говорили с Лаурой о ее жизни в Редклиффе, о ее покойном муже. Темы детей едва коснулись. Она не хотела долго говорить об этом, Ройбен сразу почувствовал это. Говорила о сестре Сандре так, будто та еще жива. Сандра была ее лучшей подругой.

А папа был ее наставником, определившим ее жизнь. Она и Сандра выросли в Мьюирском лесу, учились в школе на Истерн, ездили на каникулы в Европу, но фантастический рай лесов Северной Калифорнии всегда был на первом месте в их жизни.