Дар волка. Дилогия (ЛП) - Райс Энн. Страница 5

— Это я заказала, — сказала Мерчент. — Обошлось недешево. Никакой работы ретушера, только увеличили, без потери качества. Метр двадцать на метр восемьдесят. Видишь человека в середине? Это дядя Феликс. Единственная его фотография, достаточно свежая на момент его исчезновения.

Ройбен подошел поближе.

На матовой полосе внутри рамки были написаны имена, черными чернилами, но он едва мог разобрать их.

Мерчент включила лампы в люстре, и Ройбен принялся разглядывать Феликса. Загорелый, темноволосый, с приветливым лицом, рослый и подтянутый. И с такими же худощавыми и изящными руками, как у Мерчент, так понравившимися Ройбену с первого взгляда. Нечто общее и в улыбке, еле заметной и очень мягкой. Приятный человек, открытый, с выражением лица почти что детским — воодушевленным и любознательным. На фотографии ему с равным успехом можно было дать и двадцать лет, и тридцать пять.

Другие были ничуть не менее интересны, но их лица были задумчивы и серьезны, особенно у одного, что стоял с левого края. Рослый, как и остальные, с темными волосами до плеч. Если бы не куртка с коротким рукавом и шорты, он был бы похож на охотника на бизонов с Дикого Запада из-за этих длинных волос. Он был единственным из всех, кто улыбался, от его лица исходило то благостное ощущение, как от лиц на картинах Рембрандта, лиц людей, запечатленных в тот самый момент, когда на них снизошел свет божий.

— О да, и он, — торжественно сказала Мерчент. — Есть в нем что-то, правда? Самый близкий друг и наставник Феликса. Маргон Спервер. Но дядя Феликс чаще всего звал его просто Маргоном, а иногда — Маргоном Безбожником, хотя я и понятия не имею, почему. Маргон всегда смеялся, услышав свое прозвище. Маргон — Учитель, так говорил Феликс. Если у дяди Феликса не было ответа на вопрос, он всегда говорил: «Ну, может, учитель знает». И брал в руку телефон, и звонил Маргону Безбожнику, где бы тот ни находился, хоть на другом конце мира. В комнатах наверху хранятся тысячи фотографий этих джентльменов — Сергея, Маргона, Фрэнка Вэндовера, всех их. Это были его ближайшие соратники.

— И ты не смогла связаться ни с одним из них после его исчезновения?

— Ни с одним. Пойми, мы и не думали начинать поиски в течение первого года. Все время ждали, что со дня на день он подаст весточку. Его поездки бывали и короткими, и длительными. Но потом стало понятно, что он исчез, просто исчез. Он мог отправиться в Эфиопию или Индию, так далеко, что связаться с ним было невозможно, а потом объявиться. Как-то раз он позвонил с острова в Тихом океане после полутора лет отсутствия. Отец за ним самолет высылал. Нет, я не нашла ни одного из них, в том числе и Маргона Учителя, и это самое печальное.

Она вздохнула. Сейчас она выглядела очень усталой.

— Сначала мой отец не слишком усердствовал, — тихо продолжила она. — Вскоре после исчезновения Феликса он изрядно разбогател и поначалу был очень доволен этим. Не думаю, что ему хотелось тогда, чтобы ему напоминали о Феликсе. «Феликс, вечно только Феликс», — говорил он, когда бы я ни спросила. Он и моя мать хотели насладиться внезапно полученным богатством. Вроде бы какая-то тетушка им наследство оставила.

Было видно, что это признание дорого далось Мерчент.

Он протянул руку, медленно, так, чтобы она заранее это видела, а потом обнял ее и поцеловал в щеку, вежливо и аккуратно, так же, как она поцеловала его в щеку днем.

Она повернулась и растроганно на него поглядела, а потом поспешно поцеловала его в губы. И снова сказала ему, какой он очаровательный.

— Это не так весело, как кажется, — ответил Ройбен.

— Ты такой загадочный, словно очень молодой и уже — старый одновременно.

— Похоже, да.

— А эта твоя улыбка? Почему ты все время ее сдерживаешь?

— Разве? Извини.

— Нет, ты прав, совершенно прав. Это не так весело, как кажется.

Она снова поглядела на фотографию.

— Вот это Сергей, — сказала она, показывая на рослого светловолосого мужчину с серыми глазами, будто замечтавшегося или погрузившегося в мысли. — Его я, наверное, лучше всех знала. С остальными я была, по сути, только знакома. Сначала думала, что легко смогу найти Маргона. Но номера телефонов, которые он оставлял, были из отелей в Азии и на Ближнем Востоке. Конечно, его там помнили, но понятия не имели, куда он отправился. Я обзвонила все отели в Каире и Александрии, разыскивая Винсента Маргона. Насколько я помню, потом мы обзвонили и все отели в Дамаске. Они часто бывали в Дамаске, Маргон и дядя Феликс. Что-то там связанное с древним монастырем и недавно найденными рукописями. На самом деле все те их находки и сейчас здесь, в комнате наверху. Я знаю, где они лежат.

— Древние рукописи? Здесь? Они, должно быть, бесценны, — сказал Ройбен.

— Наверное, да, но не для меня. Для меня это лишь огромная ответственность. Что я могу сделать, чтобы они были в сохранности? Что он хотел бы с ними сделать? Он скептически относился к музеям и библиотекам. Куда бы он все это поместил? Конечно, его ученики с радостью бы ими занялись, они все время звонили и спрашивали разрешения, но в таких делах аккуратность — превыше всего. Все эти сокровища должны храниться в архиве, под присмотром.

— О да, понимаю. Я достаточно времени провел в библиотеках в Беркли и Стэнфорде, — сказал Ройбен. — Он публиковался? В смысле, заявлял ли публично о своих находках?

— Если и да, то я об этом не знала, — ответила Мерчент.

— Думаешь, в свое последнее путешествие Маргон и Феликс отправились вместе?

Мерчент кивнула.

— Что бы ни случилось, оно произошло с ними обоими. Более всего я боюсь, что это случилось со всеми ими.

— Всеми шестерыми?

— Да. Поскольку ни один из них не связывался со мной в попытках найти Феликса. По крайней мере, мне об этом неизвестно. Даже писем не было. А до этого письма часто приходили. Я с большим трудом отыскала письма, а когда нашла, то все адреса, откуда они были отправлены, оказались тупиковыми. Дело в том, что никто из них не попытался связаться с кем-нибудь здесь, не искал дядю Феликса, вообще. Вот поэтому я и опасаюсь, что то, что произошло, случилось со всеми ними сразу.

— Феликс не оставил никакого плана маршрута, каких-нибудь письменных планов своих действий?

— Наверное, оставил, но, увидишь сам, никому не под силу прочитать его личные записи. У него был настоящий собственный язык. На самом деле они все пользовались этим языком, по крайней мере это так, исходя из всех записей и писем, которые я нашла позднее. Они пользовались им не всегда, но, очевидно, делали это по необходимости. Даже алфавит не английский. Я покажу тебе эти записи позже. Я даже попыталась нанять талантливого компьютерщика пару лет назад, чтобы расшифровать этот код. Ничего не получилось, вообще.

— Поразительно. Сама понимаешь, читатели от этого будут в восхищении. Мерчент, это привлечет туристов.

— Но ты же видел старые статьи. Об этом уже писали.

— Ну, это было давно. Сейчас у людей особый вкус на загадки и места, с ними связанные. Кроме того, в прежних статьях не было таких подробностей. По моим прикидкам, статью и так уже придется делать из трех частей.

— Звучит заманчиво, — ответила она. — Делай так, как сочтешь нужным. Кто знает, может, выяснится, что кто-то что-то слышал о том, что с ними случилось. Никогда не знаешь, как выйдет.

Волнующая мысль, но Ройбен не стал развивать тему. Ей пришлось почти двадцать лет прожить с мыслью о смерти деда.

Она медленно вышла из комнаты, ведя его за собой.

Ройбен оглянулся на почтенных джентльменов, глядевших на него с фотографии в рамке. Если куплю этот дом, подумал он, то никогда не сниму эту фотографию. Если, конечно, она доверит мне хранить ее или сделает еще одну копию. Феликс Нидек должен остаться в этом доме, так или иначе, правда же?

— Ты не оставишь эту фотографию тому, кто купит дом, или оставишь?

— Оставлю скорее всего, — ответила Мерчент. — У меня, в конце концов, есть отпечатки поменьше. И мебель всю тоже оставлю.