Запретный лес - Бакен Джон. Страница 17

Пастор так засмотрелся на холмы и долины, что позабыл о Меланудригилле. И вдруг он увидел его — темный и огромный, единственное мутное пятно посреди прозрачного пейзажа. Но Лес не подавлял своей мрачностью, ибо мраку не место там, где все полнится простором, и светом, и песней. Дэвиду захотелось прямо сейчас забрести в чащу, пройти через Риверсло, а затем вниз по берегу Вудили. Но взгляд на Рудское густолесье остановил его. В такой день тянет не к соснам, а к березняку и орешнику, с чистых полянок которых всегда видны небо и холмы. Поэтому пастор свернул направо к редкому подлеску, намереваясь спуститься в долину у начала тропы, ведущей в Гриншил.

Подлесок оказался гуще, чем ему представлялось. Там был не просто кустарник, а настоящая роща с полянами и овражками, миниатюрными ложбинами и ручьями. На зеленеющих ветвях весело щебетали птахи, деловито копошились вяхири, заросли кишели дружелюбным зверьем. Он заметил желтовато-коричневую спину оленя, убегающего прочь, мелькнула рыжая лисица, ну а кроликов было просто не счесть. Первоцветы усыпали все вокруг: их бледные звезды разукрасили склоны оврагов и чисти, обступили деревья и полезли вверх по растрескавшейся серой скале. Они росли так густо, что блеклая желтизна отливала золотом, и это был единственный яркий цвет, увиденный Дэвидом за целый день. Пастор был молод и впечатлителен: не сдержавшись, он набрал целую охапку первоцвета, чтобы украсить свой дом, а малые букетики красовались у него на лацкане и на берете. Он собирался снять цветы с кафтана и головного убора, когда будет подходить к большаку, иначе прихожане примут его за полоумного. Но здесь, под покровом леса, он мог отбросить условности и вести себя как ребенок.

В конце концов он позабыл, куда направлялся. Оказавшись посреди елани, уводящей налево от Гриншила вниз к очень живописной бурливой речке, он поддался порыву и свернул туда. Память подсказала ему, что у этой реки стоит Рудфутская мельница. Он хорошо знал ту местность и частенько ловил форель в нижних затонах, но никогда не ходил вверх по течению. В Дэвиде проснулся страстный исследователь… Лощина превратилась в узкое ущелье с пенным водопадом. Дэвид пробрался вниз, скользя по камням, и промочил ноги до колен. Он радовался, как сбежавший с уроков мальчишка, и, обнаружив в корнях гнездо оляпки, посчитал его трофеем. Чуть дальше рельеф выровнялся, и пастор вышел на полянку, заросшую первоцветом и ветреницей, затем, миновав еще один водопад, пошлепал по обросшему лещиной торфянику с лужами, блестящими между кочек… Взглянув вверх, он увидел, что на противоположной стороне выстроились черные сосны.

Он добрался до границы Меланудригилла. Деревья тучей нависали над ним, и после светлого березняка и орешника он словно смотрел сквозь мутное стекло водной толщи на темное дно. Подлесок уходил во мрак чащи, замысловатой формы камни и пожухлые заросли орляка напоминали надгробия. Но место очаровало его. Здесь тоже чувствовалась Весна, и Дэвид поразился, что ей удалось проникнуть и в эти пределы. Он перемахнул через ручей и полез по крутому берегу, трепеща от предвкушения. В этот лучший из дней его ждало незабываемое приключение.

В лесу было довольно светло, хотя мрачновато и очень зелено. Древние сосны стояли не так кучно, как могло показаться; под ними буйно росли папоротники, и первоцветы, и фиалки, которых он не видел в лещиннике. В воздухе витали запахи влажной коры, свежей земли и ключевой воды. Заячья капуста облепила корневища деревьев. Но мелких птах не было, только вяхири да ястребы летали где-то в вышине. Дэвид прошел вглубь и очутился на поляне, окруженной стенами бора, на настоящей поляне, а не на тех прогалинах, которыми полнился орешник.

Пораженный красотой, он застыл, не в силах вымолвить ни слова. Вот она — бальная зала лесных нимф, площадка для игр Доброго народца. Казалось странным, что место пустует… В зарослях раздался шорох, и сердце заколотилось. Из безрассудно смелого мальчугана он стал юношей, чье воображение питалось знаниями. Он почувствовал, что на поляне кто-то есть и видит его. Трава была примята легкими шагами… Что-то зашуршало, промелькнув. Дэвид приготовился бежать, в висках стучала кровь.

И вновь движение и шорох. Священнику показалось, что кто-то прячется на другом конце поляны за красным орляком. Сделав два шага, он понял, что не ошибся. Там скрывался кто-то в зеленом, и, сделав третий шаг, он увидел, кто это. То была девушка: нимфа, фея или смертная — он не знал наверняка. Он вдруг забыл о пасторском сане, превратившись в юного странника и пустившись в погоню.

Зеленое платье колыхнуло лапы двух стоящих рядом горбатых сосен и, убегая, исчезло в прошлогоднем папоротнике. Он почти догнал его у ручья в каменистом овраге, но вновь упустил, пока взбирался по крутому склону. Казалось, платье смеется над ним, заманивая куда-то, потому что, оглядевшись, он заметил его чуть ниже, там, где между деревьями проглядывала лысая горная вершина. Дэвид был молод и быстр, но платье опережало его: он только-только большими прыжками преодолел спуск, а оно успело скрыться в тени сосен. Он опять увидел его, потом потерял и неожиданно обнаружил высоко над собой — на сей раз не просто колыхание зеленой ткани, но и девичий силуэт… Дэвид стал осторожнее. Нимфа или человек, ей не обхитрить его в игре в прятки. Впереди высилась каменная гряда, через которую было не перелететь без крыльев. Дэвид держался внизу, решив загнать соперницу к этим скалам. Ему удалось: после нескольких попыток улизнуть в другую сторону, платье свернуло в узенькое ущелье, поросшее кустарником и заканчивающееся отвесной стеной. Тяжело дыша, Дэвид устремился следом и наверху, на мхах под утесом, увидел запыхавшуюся девушку, пытающуюся привести в порядок растрепавшиеся косы.

От удивления он встал как вкопанный. Он преследовал фею, а нашел смертную — с румянцем на щеках и злыми глазами. Кровь бросилась ему в лицо, а бег и изумление лишили дара речи. Она заговорила первой:

— Что понадобилось пастору из Вудили в Лесу — да еще с букетами первоцветов?

Голос показался знакомым, и, отирая пот со лба, Дэвид вспомнил, что уже видел ту, что перед ним. Девушка дышала не так тяжело, как он, но щеки раскраснелись, и он узнал эти темные озорные глаза. Они искрились весельем и больше не пылали гневом: девушка смотрела на него с застенчивым любопытством. Она узнала его и призналась в этом… Точно. Именно она встречала гостей Николаса Хокшоу в Калидонском замке при свете свечи. Дэвид смутился еще сильнее.

— Мадам, — пробормотал он, — мадам, я принял вас за фею.

Она громко расхохоталась, совсем как ребенок:

— За фею! Скажите, сэр, разве охота на фей в лесу входит в обязанности пастыря Господня?

— Мне так стыдно, — воскликнул он. — Правильно вы меня укоряете. Но в этот весенний денек мои святые обеты вылетели из головы, и я вновь ощутил себя мальчишкой.

— Я вас не укоряю. Я и правда рада, что священник может вести себя как мальчик. Но сюда редко кто забредает, и я подумала, что весь лес — моя вотчина, а как только увидела вас в папоротниках, решила подшутить и напугать, как уже много раз поступала с незваными гостями. Я думала, вы убежите. Но вы настоящий смельчак, потому и раскрыли мою тайну. Я люблю гулять здесь, собираю цветы, распеваю баллады, наблюдаю за зверями и птицами… Но до принятия обетов вы были простым человеком. Как вас зовут?

— Зовусь я Дэвидом Семпиллом. В детстве я жил на Рудфутской мельнице.

— Тогда и у вас есть права на эту землю. Вы тоже играли в Лесу?

— Нет, мадам, в Лес я не заходил. Правда, иногда проезжал по нему. И до сегодняшнего дня я его боялся. У этого Меланудригилла дурная слава.

— Бабкины побаски! Это благословенное в своей невинности место. Мне не нравится, когда его зовут Меланудригиллом. В этом слове заключено темное колдовство. Зовите его Лесом — и вы полюбите его так, как люблю его я… Осторожно, я спускаюсь. Посторонитесь, пожалуйста, и я выведу вас к Раю. Вы не знаете, о чем я? Рай — это святилище посреди чащи, и только я одна могу найти дорогу туда.