Эхопраксия - Уоттс Питер. Страница 74

Поначалу Брюкс решил, что она опять с ним играет и получает садистское удовольствие от страха жертвы. Но потом вспомнил, что ничего подобного Валери никогда не делала; к тому же явно не хотела его убивать: факт того, что он до сих пор не умер, являлся лучшим доказательством ее намерений. Однажды ночью Брюкс решил бросить ей вызов и крикнул в ночь: «Эй! Тебе когда-нибудь надоест изображать из себя монстра?» — И она вышла на свет: руки развела, губы поджала; наблюдала за тем, как он смотрит на нее. Спустя несколько минут Валери ушла, но Брюкс понял, чем она занималась. Вампирша была антропологом и приучала примитивного дикаря к своему присутствию. Приматологом из прошлого, втирающимся в доверие к обреченной колонии бонобо: последнее исследование перед тем как весь вид отойдет в мир иной.

Теперь она иногда сидела с другой стороны костра и загадывала ему загадки; вела себя как демонический инквизитор, оценивающий его пригодность прожить еще ночь, задавала вопросы о коммивояжерах и гамильтоновых циклах. Брюкс поначалу пришел в ужас: боялся и отвечать, и не отвечать, убежденный, что хоть Валери и держит его в живых, но ее интерес пропадет моментально, стоит ему хоть раз сесть в лужу с разгадкой. Он выкладывался по полной, но знал, что недостаточно хорош. Да что он вообще знал про упаковку контейнеров и полиномиальное время? Как смертный мог угнаться за вампиром? Однако Валери его до сих пор не убила. И не превратила в камень с помощью пары слов. Не выстукивала странные ритмы кончиками пальцев и не оставляла изменяющие разум иероглифы, выцарапанные на песке. Они уже были выше этого.

К тому же Дэн начал угадывать правильные ответы, хотя не очень понимал, как это делает.

* * *

Брюкс отправился на поиски с очевидного указателя: волшебной чаши для омовения и упрямого пятачка зелени, опоясывавшего ее зеленым зрачком. Взял образцы воды, соскреб пару крошек с камня, выдернул травинки из земли и все прогнал через баркодер. Нашел кучу обычных бактерий и парочку чистопородных, в большинстве своем гнилых от горизонтального переноса.

И только одна из них светилась в темноте.

Конечно, все было не так очевидно: судя по крохотной плотности, которую показала машина, ночью никто не увидел бы ее невооруженным глазом. Флуоресценцию Брюкс вычислил по последовательности гена: 576 нуклеотидам, которых здесь не должно было быть, — линии сборки для протеина, светившегося красным в присутствии кислорода. Своего рода маркеру, маяку.

Поначалу Брюкс не смог ничего прочитать: видел свет, но другие гены казались ему ничем не примечательными. Как дорожный знак в пустыне без всяких дорог. Тогда он позволил вести себя рукам и ногам — ответ находился где-то рядом.

Дэн изучал коридоры и кельи со стенами, обитыми деревом, в южном конце комплекса — тут вынесли все, ободрали комнаты до основания, только светлые прямоугольники на выцветшей тупой краске отмечали места, где некогда висели картины. Нашел пару костяшек Macaco в углу за разбитой дверью и то, что осталось от мотоцикла: покореженный руль, вилку оси и растянутый пузырь шины, торчавший из-под упавшей стены перекачанным мячом.

И только поздно ночью он обнаружил труп.

Раньше тела ему не попадались. Скорее всего, власти от них избавились. Или остальные монахи каким-то образом сбежали, хотя все вокруг говорило об обратном. В конце концов, в мире случались и более странные вещи.

Дэн проснулся ночью от стука падающих камней, а память каким-то образом проложила дорогу среди руин, куда даже звездный свет не добирался. Ноги нашли пуп, через обломки, ни разу не оступившись; уши отслеживали тихий перестук гравия, бежавшего по новым склонам в темноте. В конце концов Брюкс пришел к заостренной тени, которой раньше тут не было, — свежему углублению, зиявшему сквозь расколотые плитки Дрожа, он встал на краю ямы и принялся ждать, когда небо посветлеет.

Постепенно в глубине оттенками серого проявлялся труп: смутной бесформенной каплей во тьме; тенью, торчавшей из сваленных в кучу обломков; мешком с черными палками, завернутым в рясу. Он лежал на спине, похороненный по пояс. Тело мумифицировалось на пустынном воздухе, усохло до костей и коричневой кожи. Возможно, монах лежал, мирно скрестив руки на груди, но сейчас они скорчились и скрутились, будто от тяжелой болезни: запястья вывернулись, пальцы впились в грудину.

«Он указывает на себя, — понял Дэн, — На себя…»

И с искрящейся ясностью вновь обретенной веры Дэниэл Брюкс наконец увидел мертвеца тем, чем он был на самом деле.

Знаком.

* * *

Это действительно был сигнал, — рассказал он Валери, когда она появилась в следующий раз (две ночи спустя или три?). — Он указывал на себя.

После откровения все казалось таким очевидным: та же последовательность, что кодировала флуоресцентность, содержала и другую информацию; одна спутанная нить аминокислот выполняла вполне обычные биологические функции и одновременно передавала тайное послание любому, кто знал правильный алфавит.

Не просто сигнал или послание, а диалог: ген и протеин говорили друг с другом. Прямая транспонировка аминокислот в буквы: валин, треонин, аланин превращались в the; фениланин, глютамин, валин, аланин — в «fate»; серин рекрутировали для пробела или конца абзаца — в зависимости от версии. Флуоресцирующий протеин передал одно сообщение:

the faery
is rosy
of glow
in fate
we rely…

А взаимодополняющие кодоны, направлявшие его конструкцию, — второе, уже с другим алфавитом:

any style of life
is prim
oh stay
my lyre… [29]

Структура вольного стиха была упакована в жалкие 140 кодонов. Чудо криптографической эффективности. Очевидно, Брюкс наконец сдвинулся с мертвой точки.

— Последовательность несет послание и коды для протеина. Тот флуоресцирует, и внутри него скрывается ответ. Это не загрязнение и не горизонтальный перенос, а стихотворение.

— Не для тебя, — сказала Валери. — Ты ищешь кое что другое.

«Нет, — подумал он. — Ты ищешь кое что другое.»

— Это ты ищешь.

— Дело не в сексуальном возбуждении, — произнес он спустя несколько секунд и зажег костер.

— Да, я не кончаю, заботясь об отсталых. — Ее глаза вспыхнули красно-оранжевым, — Я — не Ракши Сенгупта.

— Тогда зачем ты здесь? Явно не ради моей замечательной компании.

Она не стала его разубеждать.

— Так для чего? — спросил Дэн.

Лицо Валери было непроницаемо:

— А ты как думаешь?

— Подозреваю, что я — дешевый работник. Шансы на то, что здесь есть нечто ценное, велики и одновременно слишком ничтожны, чтобы тратить на них усилия. У тебя так много дел. Поэтому время от времени после захода солнца ты являешься сюда и обозреваешь мои находки.

Валери пристально смотрела на него несколько секунд. Брюкс взглянул в ответ на это слегка волчье лицо, живое от танцующих теней, и задумался — когда оно перестало его пугать?

— Дэниэл, — сказала она наконец. — Ты так себя недооцениваешь.

* * *

Но, похоже, Валери действительно нравилась его компания. Тональность разговоров изменилась: допросы исчезли, экскурсы в философию и вирусную теологию превратились в нечто, похожее на обычные беседы. Она больше не загоняла его в ловушки, иногда он даже бросал ей вызов. Правда, так и не понял, откуда у него взялись такие способности. Подсознание просто выдавало правильные ответы и не показывало, как работает. Поначалу его пугало то, как новые мысли вылетали изо рта, прежде чем он успевал проверить их достоверность и расшифровать значение. Он тщетно пытался сдерживаться, ему становилось не по себе — по правде говоря, Дэн временами испытывал настоящий ужас — от собственных озарений, а Валери сидела, склонив набок голову, и наблюдала за ним из доисторической дали.

вернуться

29

Брюкс нашел вполне реальное стихотворение. Оно принадлежит канадскому поэту Кристиану Бёку и действительно закодировано внутри гена. Так как каждая буква стихотворения — это отдельная аминокислота, перевести его, сохранив форму оригинала, невозможно, разве что создать ген в ответ. Поэтому ограничимся лишь буквальным переводом смысла стихотворения: "Фея ясна от сияния, на ветру мы уповаем" и ответ кодонов: "Любой стиль жизни строг, останься же со мной, моя лира".