Сделай одолжение – сдохни! - Чейз Джеймс Хедли. Страница 23
Я курил сигарету за сигаретой, повторяя себе, что это будет вторая моя попытка стать очень богатым. Первая с треском провалилась, и я очутился в тюрьме, но на этот раз все выйдет иначе. Вместо того, чтобы рисковать на бирже чужими деньгами, я собираюсь отнять человеческую жизнь. Я без всяких угрызений совести готов был покончить с этим жирным наглым пьяницей, болтавшим внизу по телефону. У меня уже начала оформляться идея, как разделаться с ним, ничем не рискуя. Это должно выглядеть как несчастный случай, и тогда я смогу получить Бет и деньги.
Чем больше я раздумывал над этой идеей, тем больше она мне нравилась, и в конце концов я убедил себя, что осуществить этот план можно легко и безопасно; а убедив себя, мне оставалось только убедить Бет. Судя по ее словам: «я думала – какая жалость, что он жив», вряд ли ее придется долго уговаривать.
Часы внизу пробили семь, и я встал с кровати. Я прошел в ванную, побрился и осмотрел себя в зеркале над раковиной. Выглядел я так же как всегда, но я знал, что глядящее на меня из зеркала лицо стало теперь лицом того, кем я никогда не собирался становиться, – лицом убийцы.
До меня донесся запах жареного лука. Я спустился по лестнице в кухню. Бет стояла около плиты, мясо жарилось на гриле, а лук шипел в сковородке с маслом.
– Пахнет аппетитно, – сказал я, останавливаясь в дверях.
Она кивнула, но лицо ее осталось безжизненной маской. Я заметил, что на решетке жарятся только два бифштекса.
Понизив голос, я спросил:
– Где он?
– В комнате…, погиб для общества.
– Может быть, уложить его в кровать?
– Оставь его там, где он есть…, может быть, попозже. – Бет отвернулась к плите.
Оставив Бет на кухне, я тихонько прошел в гостиную. Он сидел за столом с раскиданными бумагами, широко раскрытые глаза смотрели неподвижно, дыхание было тяжелым и замедленным.
– Мистер Маршалл?
Я подошел ближе и дотронулся до него. Никакой реакции. Я провел рукой перед его раскрытыми глазами – в них ничто не шевельнулось; Бет сказала точно: «погиб для общества». Бутылка виски, уже пустая, стояла на столе.
Держась позади Маршалла на тот случай, если он вдруг очнется, я заглянул в лежащие на столе бумаги. Это были документы на недвижимое имущество, на дом под названием «Белые дубы» в Кармеле, а также множество пометок, чисел и имен, которые мне ни о чем не говорили.
Бет тихо вошла в комнату.
– Давай поужинаем, – сказала она. Я еще раз коснулся Маршалла и, опять не добившись реакции, пошел с Бет на кухню. Мы сели напротив друг друга.
– Бет, надо бы вызвать врача, чтобы посмотрел на него, – сказал я, разрезая бифштекс. – А вдруг это серьезно?
Она глянула на меня и кивнула:
– Подождем с полчаса, а потом, если не очнется, я позвоню доктору Сандерсу.
– Местный доктор? Он хороший врач?
– Он практикует здесь уже лет сорок, всего лишь сельский лекарь.
Мы посмотрели друг на друга, и на этот раз кивнул я. Мы доели бифштексы и перешли к малине со сливками. Потом пили кофе. Ни один из нас не произносил ни слова. Нам было нечего сказать. Я всецело предался размышлениям, а по сквозившей во взгляде Бет отчужденности я мог судить, что и она занята своими мыслями. Мы ужинали и вполуха прислушивались к тяжелому дыханию Маршалла, доносившемуся из гостиной. Я надеялся, что оно вдруг прервется. Уверен, что и Бет тоже надеялась на это; но друг другу мы не признавались.
После ужина я вернулся в гостиную и на этот раз взял Маршалла за плечо и сильно встряхнул. Он завалился вперед и чуть было не упал на пол, я едва успел его подхватить.
Бет стояла в дверях и смотрела на нас.
– Зови своего эскулапа, – сказал я.
Бет пошла в холл, и я услышал, как она набирает номер.
Поудобнее ухватившись за Маршалла, я вскинул его себе на плечо. Он застонал, попытался проснуться, потом громко захрапел. Совершенно запыхавшись, я приволок эту тушу наверх по лестнице в его спальню и скинул на кровать. Я ослабил ему воротничок, снял пиджак и ботинки.
В дверях появилась Бет:
– Доктор едет.
Стоя над этой жирной тушей, мы прислушивались к шумному, тяжелому дыханию. Мы переглянулись. Так легко было бы прижать подушку и задушить Маршалла, но риск слишком велик. Я набросил на него одеяло, и мы спустились на первый этаж.
– Он выживет, – сказал я, входя в гостиную.
– Пьяницы живучи.
Я глянул на Бет, но на ее лице снова появилась безжизненная маска.
Спустя пятнадцать минут, когда я безостановочно кружил по гостиной, а Бет хлопотала на кухне, на стареньком «форде» прибыл доктор Сандерс – высокий, похожий на аиста старичок с пушистыми седыми усами, одетый в давно не глаженный серый костюм и помятую панаму.
Я держался в отдалении.
До меня неясным бормотанием голосов доносился из спальни его разговор с Бет, а через некоторое время они спустились по лестнице. Я не выходил из кухни. Потом я услышал, что машина доктора зафырчала и уехала.
– Он сказал, что с Фрэнком нет ничего такого, от чего не вылечил бы хороший сон, – сообщила Бет, когда я вышел из кухни.
– Это мы и хотели услышать, – сказал я. – Прекрасно, пусть проспится.
Уже стемнело, но неподвижный воздух оставался горячим. Сад освещала полная луна. Я взял Бет под руку, мы спустились в сад и отошли от дома. Зайдя за цветущие кусты роз и повернувшись спиной к дому, мы плечом к плечу уселись на сухую, теплую траву.
Если я собираюсь сделать то, что задумал, я должен быть уверен в Бет.
– Бет, если с ним что-то случится, – начал я, – ты выйдешь за меня замуж?
Вопрос был поставлен ребром.
– Зачем ты спрашиваешь? – откликнулась она. – Пьяницы живут вечно.
– Ну, а допустим, что нет. Тогда ты выйдешь за меня?
Бет кивнула и сказала:
– Да.
– И ты захочешь остаться здесь, жить как отшельница, ничего не делать, только убирать в доме и работать в саду?
– А что мне еще, по-твоему, делать?
– С его деньгами. Бет, я мог бы стать важной шишкой. Я мог бы утроить капитал за какой-нибудь год. Мы могли бы держать большой дом с прислугой, встречаться с влиятельными людьми. У тебя бы полностью переменился образ жизни. Хотела бы ты этого?
– Может быть…, мне надо подумать. Да… Здесь мне уже наскучило. Если ты мне поможешь…, да.
Один барьер взят.
– Ты уверена, Бет?
Она опустила ладонь на мою руку:
– Разве можно быть уверенным хоть в чем-то? Но почему мы об этом говорим?
– Через две недели он вложит капитал в акции этой стальной компании и профукает все. Ты говорила – жаль, что он не умер. Ты так сказала, помнишь?
Бет кивнула.
– Сказала?
– Да.
– Ты действительно этого хотела?
– Да.
– И до сих пор хочешь?
– Да.
– Что ж, он может умереть.
– Но как?
– Ты знаешь, что это означает. Бет?
Она откинулась на локоть и смотрела на луну.
– Кейт, я спрашиваю тебя – как?
– Сейчас не время задумываться – как. Я хочу, чтобы ты сказала мне, что ты вполне осознаешь то, что мы задумали сделать. – Я помолчал, затем сказал медленно и раздельно:
– Мы задумали убить его.
Это было сказано настолько прямо, насколько вообще возможно. Теперь все зависело от нее.
– Но как? – повторила она.
– Бет, тебя это не пугает? Что мы с тобой убьем его?
– Тебе обязательно талдычить одно и то же? – В голосе ее прозвучала язвительность.
– Я хочу, чтобы ты осознала, на что мы идем. Выигрыш составит около шестисот тысяч долларов, и я смогу жить с тобой, а ты сможешь жить со мной, и мы поделим его деньги, но это будет убийство.
Бет откинулась на спину, руками прикрывая глаза от белого лунного сияния.
– Бет?
– Если нам придется убить его, мы убьем его. Я взглянул на нее. Ее лицо было закрыто ладонями. Я склонился и отвел ее руки в стороны. В лунном свете лицо Бет казалось вырезанным из мрамора.
– Именно это нам и предстоит сделать, – сказал я.
Бет высвободилась и снова закрыла лицо ладонями.