В полярные льды за «Италией» - Шпанов Николай Николаевич "К. Краспинк". Страница 1

Николай Николаевич Шпанов

В полярные льды за «Италией»

ЧУХНОВСКИЙ ХОЧЕТ ЛЕТАТЬ [1]

Снова тяжелая битва со льдами. Час за часом уходит на преодоление этих двух миль, а расстояние до намеченной под аэродром льдины почти не уменьшается. В кают-компании деятельно обсуждают тысячи подробностей устройства аэродрома и предстоящей лётной работы. В кругу своих соратников сидит Чухновский. На каждого приходится столько забот, что трудно себе представить, чтобы один человек мог с ними справиться. Никто из них теперь уже не обедает во-время. Едят урывками, когда попало. Сейчас, обсуждая план будущей работы, Чухновский с аппетитом доедает зажаренную тюленью печенку, единственную часть туши моего тюленя, которая оказалась использованной.

К 16 часам, после семичасового движения, «Красин» подходит вплотную к большому полю, размером, примерно, 600x1000 метров, избранному Чухновским в качестве аэродрома. Но если на расстоянии двух миль с верхнего мостика это поле казалось ровным, то теперь, подойдя к нему вплотную, мы видим, что оно далеко не представляет собою блестящего аэродрома. Гряда холмов перерезает все поле по диагонали. Много высоких снежных кочек. Со всех сторон оно окружено высокими торосами. Ткнувшись несколько раз, «Красин» глубоко врезается в аэродром с зюд-зюд-остовой его стороны.

Первый же обход поля на лыжах едва не убедил нас в полной его непригодности. Яркий свет солнца скрыл тени возвышенностей, которые разбросаны по всему полю, и которые, сойдя на лед, мы видим. Под толстым покровом снега скрываются острые ледяные пороги. Они расставлены по всему аэродрому в таком порядке, словно кто-то нарочно и заранее предусмотрел, что здесь будут пытаться создать аэродром и желал этим попыткам помешать.

Расположенные вокруг аэродрома торосы медленно движутся в направлении ветра. Мне удается пройти по этим торосам лишь сотню шагов- отдельные льдины невелики и все время движутся. Легкое шуршание и бульканье воды сопровождают их движение. Если льды будут продолжать двигаться, едва ли наш аэродром продержится долго- его неизбежно должно изломать натиском идущих льдов.

На утро 7 июля мы отправляемся красить аэродром. Все препятствия, разбросанные по его полю, нам нужно окрасить яркой краской, чтобы дать возможность Чухновскому при взлете и посадке отличить их на однообразной белой поверхности лётного поля. Покраска заключается в посыпании снега порошком анилиновой краски, смешанным с солью. На снегу порошок дает яркий желтый цвет. Процедура сама по себе ничего сложного не представляет. Вы сыплете из жестянки краску на снег, и ветром ее разносит далеко вокруг. Спустя два часа, мы возвращаемся на «Красина» пожелтевшими с ног до головы.

Пока мы возились с окраской аэродрома, по толстым бревнам эстакады "Ю. Г. I." уже спустили на лед. На руках команды, по смазанным тавотом доскам сползла огромная алюминиевая птица и уже расправила свои широкие крылья на льду. Механики группы- Шелагин и Федотов- возятся около машины. К полуночи самолет должен быть готов к старту. Но не так просто заставить работать застоявшиеся моторы в этой температуре. По десять раз Федотов с Алексеевым виснут на желтых лопастях пропеллеров, пытаясь завести моторы. Моторы стреляют, чихают, подхватывают винт на два оборота или толкают его в обратную сторону, а итти не хотят.

— Выключено?

— Выключено!

— Контакт?

— Есть контакт!

— Раз!.. два!.. три!..

Алексеев и Федотов, взявшись за руки, дергают винт, а голова Страубе, крутящего ручку пускового магнета на самолете, мотается за козырьком. Эта перекличка продолжается битый час. Наконец, все три пропеллера образуют прозрачный сверкающий диск, из-под которого к хвосту машины летят целые снежные вихри. Дан полный газ. Моторы прогреты, и Чухновский делает пробную рулежку. Страшно смотреть на машину, виляющую по снежным холмам. Крылья едва-едва не задевают поверхность аэродрома. Лыжи вздымают целые снопы снежных брызг. Сделав круг по аэродрому, Чухновский возвращается к борту корабля. Моторы работают четко. Машина в порядке. Можно итти в полет. Вся лётная группа отправляется спать, с тем, чтобы утром 8-го итти в первый полет.

8-го, в 10 часов, снова начинается скучная процедура заводки моторов. Снова битый час длится перекличка у пропеллеров, пока, наконец, все три мотора не начинают ровно гудеть.

За ночь машина успела примерзнуть. Бешено ревущие на полном газе пропеллеры вздымают снежные бураны, но машина стоит неподвижно. Команде приходится раскачивать ее за крылья, чтобы столкнуть с места. Наконец "Ю. Г. I." тяжело срывается с места и бежит по аэродрому. Ветер заставляет итти на разбег вдоль борта «Красина». Чухновский целится в промежуток между двумя большими торосами. Машина бежит неровно, качаясь на снежных буграх. Совершенно неожиданно в том промежутке между торосами, куда рулит Чухновский и где поле кажется совершенно гладким, самолет подскакивает и тяжело плюхается в снег. Под ровным снежным покровом оказался ледяной порог. Порог пришелся очень некстати- машина уже набрала скорость, и Чухновский начинает отрываться от аэродрома. Все боятся, что за этим порогом машина уткнется лыжами в снег и зароется, не успев взлететь. Но подброшенная сильным толчком, машина валится влево как раз в тот момент, когда лыжи ее уже отделились от снега. Самолет- в воздухе.

Ровное гудение моторов говорит о спокойном полете. Но если спокоен пилот, столь уверенно и искусно поднявший машину, несмотря на неожиданное препятствие, — нет спокойствия у нас, оставшихся внизу. Нам видно: правая лыжа ушедшей в воздух машины беспомощно повисла на оси, приняв вертикальное положение. Вероятно, при ударе о торос оборвался ограничительный троссик, и ничто не может теперь заставить лыжу принять нормальное положение. А посадка с такой лыжей- это 99 % «капот». Иными словами, машина разобьется.

Несколько минут проходят в полном оцепенении. Я ломаю себе голову: как предупредить Чухновского о поломке. Радио-связи с ним нет, заранее решено, что в этом полете Алексеев даже не будет выпускать антенну. Нам приходит в голову выложить на снегу лыжу и обвести ее большим кругом красной анилиновой краски. Но и самим совершенно ясно, что эту лыжу сверху немыслимо разобрать, и Чухновский будет только недоумевать. Я делюсь сомнениями с механиком Федотовым. Он обрадованно хлопает себя по лбу:

— Так мы же выложим сейчас запасную самолетную лыжу. Без дальних рассуждений он бежит на корабль в сопровождении двух кочегаров.

Спустя пять минут обведенная широкой красной полосой запасная самолетная лыжа уже лежит в центре аэродрома, ярко крича с белоснежной поверхности в небо.

Самолет идет на посадку. Я уверен, что Чухновский увидит наше предупреждение и будет садиться на левую лыжу. Жертвуя крылом, он может спасти людей. Осталось сто метров. Пятьдесят. Машина проходит над самыми мачтами «Красина». Со свистом и характерным шуршанием самолет приближается к посадке. Остается всего двадцать метров.

— Ну, а что может быть? — меланхолически спрашивает меня флегматичный Брейнкопф.

— Точка.

— Ну, неужто точка? — задумчиво качает головой Брейнкопф, — не может быть, что-нибудь он сделает.

Самолет в пяти метрах от земли. Сейчас он коснется аэродрома. У меня спирает дыхание. На краю аэродрома уже поджидает доктор Средневский, рядом с ним горбится неуклюжая фигура Анатоликуса, с мешком, набитым хирургическими инструментами и перевязочными средствами. На всех лицах, внимательно поднятых к свистящей машине, написано напряженное ожидание.

Уже у самого льда, вследствие понижения давления встречного воздуха на вертикально висящую носом вниз лыжу, она вдруг поднимается и принимает горизонтальное положение. Посадка совершается нормально. Машина цела, целы люди. Только ободранный фанерный обтекатель лыжи сохраняет следы столкновения со злополучным торосом.