Ной Морсвод убежал - Бойн Джон. Страница 30

– А если мечтаешь – и не свернешь с этого пути, – не кажется ли тебе, что настанет такой день, когда у тебя будет столько же сожалений, сколько их у меня?

Ной кивнул. Если совсем по правде, он уже затосковал по родному дому, по собственной кровати. И хотя он пока не знал, чем кончится все дело с его мамой, она по-прежнему дома, никуда не исчезла, – и да, она была права, когда хотела как можно больше времени проводить с ним, пока могла. Пора и ему поступить так же. Ной не знал, сколько времени им с мамой еще выпадет вместе, но хотя бы и день-два – все равно их может хватить на целую жизнь воспоминаний.

Ной несколько раз притопнул левой ногой, открыл рот, потом опять его закрыл, затем снова открыл, помялся – и, наконец, что-то решил.

– Я пойду домой, – объявил он и встал со скамейки.

– Очень разумно, – согласился старик.

– Но как вы думаете… – начал Ной, с надеждой глядя на своего нового друга. – Как вы думаете, мне можно будет когда-нибудь сюда вернуться? Просто в гости? И посмотреть, как вы работаете? Я б тогда точно многому у вас научился.

– Конечно, – ответил старик. – Но тебе придется меня простить, если почти все время я буду строгать какие-нибудь старые деревяшки. Ничего с собой поделать не могу, судя по всему.

Ной улыбнулся и отвернулся. Он смотрел туда, откуда пришел утром. Теперь там все потемнело, но мальчик почему-то уже не боялся. Он знал, что ничего плохого с ним не случится.

– А давайте я провожу вас обратно к лавке? – предложил он. – Я могу, если хотите.

– Нет-нет, мальчик мой, – покачал головой старик. – Это очень любезное предложение, но мне кажется, я еще немного здесь посижу, подышу вечерним воздухом. Почти каждый вечер здесь проходит мой друг осел – примерно как раз в это время. Наверняка скоро пожалует, и мы с ним поболтаем по дороге домой.

– Тогда ладно, – сказал Ной и пожал старику руку – Спасибо вам за сегодня. За обед, в смысле. И за то, что показали мне лавку игрушек.

– На здоровье, – ответил старик.

– Я тогда лучше пойду, – сказал Ной, отвернулся и побежал по дороге во тьму. Изо всех сил побежал. И быстро скрылся в ночи.

Ной Морсвод явился домой поздно. Солнце уже село, собаки уснули, а весь остальной мир укладывался на боковую.

Он пробежал по дорожке к дому. Вокруг не было слышно ничего – только шуршали сверчки да ухали совы. Посмотрел на единственное окно, в котором до сих пор горел свет, – в спальне наверху, у родителей. На миг приостановился и нервно сглотнул, глядя на него. Как же ему нагорит за то, что убежал. Хотя вообще-то Ною было все равно: самое главное – чтобы он не слишком опоздал. Но заходить внутрь все равно было страшно: вдруг худшее уже произошло? Он бы так и простоял на холоде много часов, если бы через секунду дверь дома не отворилась и наружу не выглянул его папа. Он-то и обнаружил сына в темноте, совсем одного.

– Ной, – сказал он, вглядываясь во мрак, и мальчик закусил губу, не зная, что ответить.

– Прости меня, – прошептал он чуть погодя. – Я боялся. Поэтому убежал.

– Я за тебя волновался, – сказал Ноев папа, и голос у него при этом был совсем не сердитый. Скорее сказал он это с облегчением. – Я уже собирался идти тебя искать, но что-то мне подсказало, что с тобой все в порядке.

– Я же не слишком опоздал, да? – спросил Ной. Ответа на этот вопрос он боялся больше всего на свете. – У меня же еще есть время…

– Ты вообще не опоздал, – улыбнулся папа. – Она по-прежнему с нами.

Ной выдохнул и зашел в дом, но тут папа положил обе руки мальчику на плечи и посмотрел ему прямо в глаза.

– Однако, Ной, осталось уже недолго. Ты же это понимаешь, правда? Ей осталось недолго.

– Я знаю, – кивнул мальчик.

– Тогда пойдем наверх, – сказал папа и обнял его за плечи. – Сейчас ей хочется нас видеть. А скоро настанет время прощаться.

Они вместе поднялись на верхнюю площадку, и Ной остановился в дверях родительской спальни, глядя на маму.

– Вот ты где, – произнесла она, с улыбкой повернув к нему голову. – Я знала, что ты ко мне вернешься.

Глава двадцать пятая

Последняя кукла

Старик еще немного посидел на скамейке, подумал о том, что случилось за день, и лишь когда мимо проходили его друзья, такса и осел, он нашел в себе силы снова подняться и направиться в лавку.

– Значит, мальчик пошел домой? – спросил пес, озираясь, нет ли рядом кого лишнего. – Я так и думал, что в итоге он вернется.

– Да, – ответил старик и поднял руку помахать часовой кукушке, которая парила у него над головой, сообщая, что миновал еще один час.

– Никогда не доверял тем, кто живет на опушке, – заметил осел. – Очень неприятная, по-моему, это публика. Сам я туда несколько раз ходил – просто поглядеть, каково оно, – и заметил, что они там занимаются крайне удивительными вещами. Вы вдумайтесь – однажды я видел там молодую женщину, которая держала на поводке лабрадора, пока они гуляли вместе, словно она его хозяйка или как-то.

– Да, привычки у них весьма странные, – согласился старик. – Но не все они плохи. Помню, я и сам там живал. У нас с Паппо был маленький домик, из окна моей спальни там открывался вид на лес. Недурные то были деньки.

– Но теперь-то вы в деревню переехали, – сказал такс. – Хватило ума.

– Это мой отец скорее решил, не я, – ответил старик. – Хотя я рад, что он нас сюда привел.

– Хии-хоо! Хии-хоо! – вскричал осел, внезапно очень возбудившись.

– Ох нет, – промолвил старик и покачал головой. – Нет, тут я с тобой не могу согласиться. Все, разумеется, было б иначе. Но мне бы не хотелось нигде больше жить. Меня эта жизнь в лавке игрушек вполне устраивала. Я тут был счастлив.

Он потоптался на пороге лавки, оглядел все кривое строеньице, с такой любовью сложенное Паппо, – и все былые сожаления вновь нахлынули.

– Думаете, он когда-нибудь вернется? – спросил такс, оглянувшись на старика перед уходом. – Мальчик, в смысле. Зайдет еще в гости?

– Вероятно, – улыбнулся в ответ старик. – Он же нашел один раз дорогу сюда. Кто сказал, что ему снова это не удастся? Доброй ночи вам, друзья мои. Завтра мы наверняка с вами снова увидимся.

Меж тем уже почти настала полночь. После такого утомительного дня старик устал – хотя, с другой стороны, он вообще не привык к обществу и его утомляли долгие разговоры. Но все равно не бывало таких вечеров, когда он немного не работал перед сном, и потому сейчас он сорвал ветку с отцовского дерева – она, как обычно, обломилась с легкостью – и закрыл за собой дверь лавки. А потом спустился в мастерскую. Сел, взял молоток и стамеску в старческие руки и взялся за дело. Снял кору и зачистил кусок дерева, а затем принялся за свое последнее творение.

Совсем немного погодя деревяшка начала обретать форму мальчика – но в начале работы так бывало всегда. Лишь потом, когда она близилась к завершению, дерево становилось чем-то совсем иным.

Старик работал.

Что же он за глупая кукла, думал он, долбя и строгая, а воспоминания текли у него в голове. Предпочел быть мальчишкой, а потом стать мужчиной, хотя мог бы целую вечность наслаждаться удивительными приключениями, ездить по разным местам, заводить новых друзей. С какой стати он вообще решил, что плоть и кровь для него лучше? Как такое может прийти в голову? На него опустилось тяжкое бремя печали, и старик пытался развеять грусть работой.

«Как необычайно! – думал он, заканчивая марионетку. – Она выглядит очень знакомой. Но теперь в любую минуту ведь может измениться, правда?»

Он отложил стамеску и резаки и поднес куклу к глазам. Маленький мальчик, прямые аккуратные ноги, соединенные в коленях суставами, гладкий цилиндр тела, пара тощих ручек и очень простых ладошек, приделанных к ним. Бодрое искреннее лицо. Шкодливый нос. И вот – сияющая улыбка. Ему наконец все удалось.