Стая (СИ) - Анна "SkolopendrA". Страница 5
- Да, слушаю! – Выхватил чертову трубку и гаркнул в неё излишне грубо и поспешно.
- К ноге, - мягко произнес завораживающий мужской голос. – Учти, ждать не буду.
Ни в чем не повинный телефон треснул в ладони, и я отшвырнул его в сторону, огласив улицу диким несдержанным криком. Из нервно прокушенной губы полилась кровь, тут же закапавшая на футболку. За все приходится платить, в особенности тем, кто возомнил себя монополистом на «цену».
Полез впереди “паровоза”, хотя знал, чем это может обернуться. Вот и обернулось… заездами к Наталиану на квартиру.
Вляпался я в это дерьмо в августе. Забрав Машу с фестиваля и в целости доставив её до дома, я со спокойной душой вернулся на сходку развлечься и поближе познакомиться с малинововолосой любительницей пива и приключений.
Пока я колесил до города и обратно, девица успела хорошенько поднабраться и охотно раздвинула ноги недалеко от трибун, нашептывая мне всякие непристойности на ухо. Хорошенько позабавившись и спустив пар, я свистнул ребятам, чтобы они продолжили моё начинание, а заодно и отучили сучку лезть со своей дружбой к хорошим девочкам.
Сытый и довольный, я важно стоял в сторонке, наблюдая за «играми» стаи.
- Вижу, развлекся, теперь моя очередь. – Сильная рука, опустившаяся на плечо, именно так, как я это представлял, когда забирал Машу.
Наталиан стоял сзади с легкой оценивающей полуулыбкой на тонких бледных губах, человеческого паренька рядом с ним уже не было.
- Иди за мной. – Властное, не терпящее возражений.
Второй среди древних, второй среди сильнейших, возражавших ему еще не видели, наверное, стоило, но я не смог, попросту струсив.
========== Октябрь ==========
Незаметно октябрь прокрался в чувства и мысли. С трудом переставляя ноги, как древний старик, в кои-то веки собравшийся на прогулку, я вышел из подъезда, отстраненно удивившись грязному ковру листьев, разостлавшемуся у порога.
Прелый и влажный обжигающе-холодный осенний ветер ласково лизнул щеку, чтобы следующим порывом пробраться до костей, сдирая кожу с лица.
Блеклый, но от этого не менее пронзительный свет впился в глазной нерв, болевым импульсом пройдясь до мозга. Я скрипнул зубами и прикрыл рукой правый глаз, красный от полопавшихся сосудов. Левый предстояло еще регенерировать. Он, с чавканьем проткнутый, вытек на отполированный до блеска пол из мореного дуба в роскошной и темной гостиной Наталиана. Теперь в сиротливо пустеющую глазницу, небрежно заткнутою атласным платком, задувал стылый ветер. Черная ткань красиво смотрелась в изящных тонких пальцах, которые с эфемерной заботой стирали кровь с моих припухших век; торчащей из изувеченного черепа она выглядела, должно быть, не хуже.
Сутулый дворник большой железной лопатой сгребал сизые вороньи трупы, чернильными кляксами запятнавшие сквер. Птицы аккуратно выровненной горкой лежали на краю тротуара, блестя угольными бусинами глаз. В ветвях пестрых осенних деревьев, справляя немую панихиду, сидели их выжившие сородичи. Установившуюся в парке траурную тишину нарушал лишь омерзительный скрежет металла о разбитый асфальт.
Прямо около подъезда, раскинув матовые покрытые жестким пером крылья, лежал мертвый дрозд, на свою беду запоздавший с перелетом на юг. В беспомощно приоткрытом желтом клюве навсегда застыла последняя нота чудесной свирельной мелодии.
Потравили, насильственно сократив число потенциально опасных существ, а несчастный дрозд попал под раздачу. Люди всегда так поступают, даже друг с другом, не обращая внимания на случайные жертвы.
Хмыкнув, я поднял окоченелую птицу и, сунув её в карман, медленно поковылял к ближайшему кафе.
Голод жадно терзал изнутри. Не жалкие желудочные спазмы, а что-то необъяснимое, сдавливающее горло и туманящее рассудок. Жажда чужого страха, боли, отчаянья и крови как главного проявления поражения и бессилья. Алой или багряной, жидко брызжущей из порванной артерии или неспешной змеёй выползающей из узкого гнезда вскрытой вены.
Люди сторонились моей чуть пошатывающейся темной фигуры, а я, низко опустив голову, шел вперед, хрустя неокрепшей плотью оловянного льда на подмерзших лужах. Остановиться значило потерять контроль и прямо на улице броситься на ближайшего прохожего.
Розовая молодая кожица, покрывающая изодранную спину, лопалась при каждом движении, чтобы спустя пару секунд снова затянуться тоненькой слабой плёнкой. От каждого шага в голове взрывался крошечный разноцветный салют, проходящий по всему телу и застревающий в незаживших переломах и трещинах. Со времен долгого, почти бесконечного обучения я не был так слаб, беспомощен и унижен.
С трудом открыв дверь, ведущую в кафе, я ввалился в теплое помещение и занял свободный столик. Встревоженная, испуганная девушка бочком подошла ко мне и бросила на стол меню, сразу отступив на пару шагов.
- Самого крепкого кофе и алкоголя. – Опухший язык слушался плохо, а слышать свой голос после двухнедельного молчания было странно и необычно.
Торопливо кивнув, официантка скрылась за стойкой, вероятно надеясь поскорее разделаться со странным заказчиком. Её страх слабым маячком сообщал мне о передвижениях девушки, судя по говорку, приехавшей на подработку из какой-нибудь захолустной деревеньки с маленькими домиками в окружении покосившихся заборов.
У моего учителя был маленький домик, огород, курятник и скверный характер. Очень скверный характер, но все же не такой, как у Наталиана. Кроме всего прочего он держал свиней. Большущих боровов на откорм, всегда сытых и толстых, несмотря на войну. Свиньи жили в хлеву, а в подвале жил другой, двуногий корм. Все, что не доедал учитель, доедали свиньи… Я попал к нему пробитый картечью и практически мертвый, но учитель решил подарить мне вторую, лучшую жизнь. Жизнь постоянной жертвы, вечного донора, однажды обязанной превратиться в охотника.
Наталиан заставил вспомнить, что значит быть жертвой.
Девушка поставила на стол выпивку и, получив от меня сухой приказ принести счет, радостно убралась восвояси. Алкоголь разбавил вставшую в венах кровь, а кофе взбодрил. Заплатив, я выполз на улицу и побрел вдоль дороги в поисках своего мотоцикла.
Байк нашелся в целости и сохранности, даже на кофр с его скромным содержимым никто не покусился. Мелочь, а приятно. Мотоцикл немного промерз, но после недолгих манипуляций снова можно было ехать хоть на край света.
Давно забытое ощущение сумасшедшей городской гонки принесло уверенность и спокойствие. Когда-то я выбрал свободу. От правил, порядка, от «Креста». Ловил волю за хвост, как химеру, нагло раздвигая грани дозволенного, мстя миру за потери, войну, нескончаемую боль, десять лет ученичества и раскинувшуюся впереди одинокую вечность. Мнил себя Вожаком, могущим все. Решал, вершил и… решил в пользу обычной слабой человеческой девчонки. Теперь я знаю, что свобода – это осознанная необходимость*. Я осознанно отдал свою волю за её жизнь, и оно того стоило.
- Привет, не думала, что еще увижу тебя, где пропадал? - Одновременно и счастливая, и обиженная мордашка, высунувшаяся из теплого отороченного мехом капюшона.
- Вынужден был уехать из города, – с улыбкой вру, прикрывая молодой все еще побаливающий левый глаз. – Не дуйся, я тебе подарок принес!
Расстегиваю подбитую овчиной косуху, демонстрируя восторженной девчонке припрятанный за пазухой клад.
- Ух ты! Это же настоящий дрозд! Ему не холодно? – Машка прыгает на месте, хлопая одетыми в пушистые варежки ладошками, любопытная птица поворачивает голову и косит на девушку черным с красным проблеском глазом.
- Не холодно, залазь на байк, непоседа, сегодня в кафе едем!
Комментарий к Октябрь
Цитата Бенедикта Спинозы