Большая книга ужасов – 20 - Усачева Елена Александровна. Страница 2

– Нет, ну надо же! – возмутилась Сухоребрая, упирая руки в бока. – Человек пропал, а им и дела нет!

– Почему нет? – Рязанчик, раздвигая толпу, пошел к выходу. – Тебе же сказали, будут искать.

За ним потянулись остальные.

У раздевалки остались задумчивый Толик и возмущенная Светка.

– Слушай, – медленно начал Карасев, – откуда у нас коты? Их же раньше не было.

– Принес кто-нибудь, – мрачно произнесла Светка. – И вообще, маленькая рыбка, что ты лезешь со своими вопросами? Раньше у нас люди не пропадали. А теперь начали.

– Почему начали? – удивился Толик. – Куда Козина денется? Найдется. И с чего ты взяла, что пропадет кто-то еще?

– Чувствую, – ответила Сухоребрая, и ноздри ее стали раздуваться, как будто она уже ощущала запах будущей крови.

Карасев вздохнул и пошел на улицу. Постоял на крыльце, оглянулся на школу, словно хотел увидеть в ней что-то необычное. И остолбенел.

На двери наборными позолоченными буковками было написано: «Средняя общеобразовательная школа №…» Школа у них была 966. Но, видимо, из-за сильного удара дверью первая цифра в номере сорвалась с гвоздика и перевернулась.

– 666, – прошептал Толик.

Он подошел и решительно поправил опрокинувшуюся девятку. Когда он коснулся ее, пальцы как будто пронзил ток. Рука дрогнула, цифра вновь перевернулась.

– Черт! – машинально выдохнул Карасев и чуть не получил дверью по лбу.

– Ты чего здесь торчишь? – накинулась на него Сухоребрая. – Плыви отсюда, пока не поймали!

И тут Толик разозлился.

– Слушай, ты! Шла бы ты сама отсюда! Да смотри под ноги, а то пропадешь!

Он развернулся и зашагал прочь со школьного двора.

«Сама пропадешь!» – эта фраза сорвалась у него с языка и очень ему не понравилась. Было в ней что-то нехорошее.

На следующий день Светка в школу не пришла.

– Переживает, – довольно сообщил Костян, раскладывая на парте учебники.

– А чего тут переживать? – бросила через плечо Верка Зима, прозванная Шваброй за свою неуклюжесть и вечно лохматую прическу. – Найдется Ленка. Спорим, Козина специально все это разыграла, чтобы ее поискали, побеспокоились? Она же артистка.

Ленка действительно мечтала быть актрисой и даже ходила в кружок при театре.

– Шуточки у нее, – фыркнул Рязанчик.

– А у меня котенок пропал, – тихо пожаловалась маленькая Анюта Дедкова.

– Его, наверное, кто-нибудь уже съел, – с первой парты подал голос Митька Пращицкий.

– Пора Бюро находок открывать, – лениво протянул Костян. – Напишем объявление и будем искать все, что пропало…

– Что пропало? – Негромкий голос директрисы снова парализовал весь класс. – Рязанов, я тебя спрашиваю, у кого и что пропало?

Толстый Костян пулей вылетел из-за парты и старательно засопел, опустив голову.

– У Мелкой котенок куда-то подевался, – выдавил он из себя.

– У кого? – Взгляд Маргариты пригвоздил Рязанчика к месту.

– У Дедковой, – прошептал он.

– Так…

Толик на всякий случай задержал дыхание – ему не хотелось попадать под тяжелый взгляд Царевны Несмеяны.

– Кто последний видел Сухоребрую?

Девчонки все как одна ахнули и потянулись за платками.

– Я, наверное, – поднялся Карасев, чувствуя, как внимательные глаза директрисы изучают его от рыжего вихра на затылке до нечищеных ботинок. – Мы на крыльце стояли. Там девятка перевернулась.

– Машина? – подпрыгнул Рязанчик.

– Какая машина? – Толик покрутил пальцем у виска, показывая низкий интеллектуальный уровень Костяна. – Цифра.

– Про осквернение номера школы мы поговорим отдельно, – перебила мальчишек директриса. – Что тебе сказала Сухоребрая?

Толик уже открыл рот, чтобы ответить, как за окном раздался оглушительный визг. Орали так, словно кого-то душили. Душили медленно, с наслаждением.

Опрокидывая стулья, класс бросился к окнам. На месте остались Толик, у которого не было сил сдвинуться с места под пристальным взглядом Маргариты Всеволодовны, да Анька Дедкова, которая тихо плакала, уткнувшись в ладошки.

– Смотрите, смотрите, коты!

– Март. У них самые драки.

– Так что сказала Сухоребрая? – вернула класс к действительности Маргарита.

Ребята смотрели на Толика с уважением, как на партизана, попавшего в плен к немцам, но не выдавшего большую военную тайну.

– Ничего не сказала, – пожал плечами Карасев. – Наорала на меня. Зачем, говорит, я на крыльце стою.

– А зачем ты там стоял?

Верка Зима приглушенно ахнула.

– Я говорю, девятка там перевернулась, – еще не подозревая, в какую беду сам себя втягивает, начал Толик. – Я поправить хотел. А то как-то некрасиво получается. Был номер школы 966, а стал 666.

– Число дьявола, – авторитетно заявил Митька Пращицкий.

Кто-то из девчонок вновь всхлипнул.

– Карасев идет со мной, все остальные сидят в классе, ждут учителя!

Маргарита бесшумно вышла за дверь. Толик на ватных ногах двинулся следом.

Его провожали сочувственные взгляды.

На красном ковре в кабинете директора стоять было неудобно. Красный цвет жег подошвы и слепил глаза. Поэтому на все вопросы Царевны Несмеяны Толик только мычал и кивал.

– Обо всех подозрительных событиях сообщать немедленно! – приказала Маргарита напоследок и отпустила вконец обалдевшего Толика на свободу.

Вот так всегда! Живешь, живешь, никому не нужен, кроме родителей, никто тебя не замечает. И вдруг становишься чуть ли не главной фигурой в классе. Еще бы! Ходить и докладывать директрисе обо всех событиях. Еще стукачом обзовут или шпионом. Все, можно считать, что нормальная школьная жизнь закончилась.

Толик с тоской посмотрел на стену, где были вывешены портреты учителей. Педагоги смотрели на него с суровой укоризной.

– Жив?

У раздевалки стоял Костян и делал вид, что застегивает куртку. Хотя наверняка ждал его, Толика, чтобы обо всем узнать.

– Чего с Сухореброй? Совсем высохла? – неудачно пошутил Рязанчик.

– Вчера до дома не дошла, – пробормотал Карасев, увлеченный своими мыслями.

– Что, даже ботинок не осталось? – съязвил Костян, нервно теребя «молнию» куртки.

– Дурак ты, Рязанчик! Толстый, а дурак!

Толик схватил свою куртку и пошел на улицу, от души хлопнув дверью. На крыльце обернулся.

Девятка в номере школы все еще висела вверх ногами. Карасев попробовал ее перевернуть. Но цифра намертво прилипла в этом своем новом положении и не двигалась с места.

За спиной всхлипнули.

Толик вздрогнул.

Но это оказалась всего-навсего Анька Дедкова.

– Кончай реветь! – неуклюже попробовал успокоить ее Толик. – Все найдутся.

– Его уже два дня нет, – продолжала всхлипывать Мелкая, и у Толика в голове что-то замкнуло. Если Анька говорит про Ленку со Светкой, то почему называет их «он»?

– Ты о ком? – Для прочищения мозгов Карасев помотал головой.

– О котенке, – Дедкова собралась зареветь в полный голос.

– Тьфу ты, черт! – На душе сразу стало легко. – Найду я тебе эту мелочь!

Возиться с Мелкой не хотелось. Анька потому и получила такое прозвище, что была в классе самой младшей, самой капризной и вечно везде отстающей. За семь лет ребята привыкли Дедкову опекать, помогать и подгонять. Хотя делали это с явной неохотой.

– Какой он хоть был?

Они шагали к дому Мелкой.

– Маленький, пушистый, – развела руками Анька, выронила портфель и тут же испуганно подхватила его.

– Дальше, – Толик вырвал у нее из рук портфель, вздохнув, смахнул мартовскую грязь и сунул под мышку. – Цвета хоть какого?

– Белый-пребелый, – радостно взвизгнула Мелкая.

– Замечательно! – Карасев остановился посередине Анькиного двора. – Два дня прошло? – Мелкая кивнула. – Везде искала?

– Объявления в подъездах расклеила…

– Читать он еще не научился, вот и не вернулся, – пошутил Толик, но Анька в ответ снова чуть не разревелась. И Толик осекся.

Беда в том, что у Толика недавно появилась младшая сестра, которую он любил и жалел. Постепенно эта жалость перешла на всех девчонок, которых он знал. Поэтому к Мелкой он относился снисходительно и даже чуть-чуть покровительственно.