Тайные страницы истории - Николаевский Борис Иванович. Страница 7

Решение третейского суда Андриканис, несомненно, выполнил [39]. Но осенью 1909 г. началась новая полоса угроз со стороны Таратуты, который стремился этим путем оторвать из «львиной доли», оставшейся у Андриканиса, еще какую-то часть для кассы БЦ. Именно эти новые угрозы Таратуты заставили Андриканиса незадолго до январского пленума ЦК обратиться к членам последнего с новой жалобой «на недопустимые действия» Таратуты. Но и теперь Андриканис не довел дела до конца: очень похоже, что дело было замято, так как представители БЦ заключили с Андриканисом какое-то соглашение. Конечно, в ущерб интересам партии.

Вторым важнейшим источником пополнения кассы БЦ были доходы от экспроприации казенных сумм, производимых большевистскими «боевыми дружинами» и родственными им группами. Волна экспроприаций (их тогда называли сокращенно «эксами») в 1906–1908 гг. широко расплескалась по всей стране. Их производили как различные революционные группы, так и случайные отряды людей, которых революция и безработица выбила из нормальной колеи. В качестве орудия борьбы против правительства их особенно часто применяли организации партии эсеров и союза эсеров-максималистов, а также ряд революционных национальных партий (польская социалистическая партия, грузинские социалисты-федералисты, армянская партия Дашнакцутян и т. п.). Особо следует поставить анархистов, которые вели пропаганду в пользу экспроприаций не только казенных средств, но и у частных лиц и широко развили практику такого рода выступлений.

В рядах социал-демократии отношение к экспроприациям было резко отличным у большевиков и у меньшевиков. Впервые этот спор развернулся в апреле 1906 г. на съезде в Стокгольме. Большевики, рассматривая экспроприации как одну из форм «партизанских боевых выступлений» против правительства, признавали экспроприации допустимыми, но только казенных сумм, обязательно под строгим контролем партии и с тем, чтобы добытые таким путем средства были обращены обязательно на работу по подготовке восстания. Меньшевики, наоборот, подчеркивая деморализующее влияние экспроприаций, призывали «бороться против выступлений отдельных лиц или групп с целью захвата денег под именем или девизом социал-демократической партии».

Захват казенных средств меньшевики считали возможным только в одном единственном случае: если власть в данной местности перешла в руки революционных органов. В подобных случаях меньшевики признавали возможность конфискации капиталов в государственном банке и в правительственных учреждениях, но исключительно по указанию этих органов революционной власти и при условии полной отчетности и гласности [40].

Стокгольмский съезд принял резолюцию меньшевиков, которая, таким образом, стала общеобязательным партийным решением по этому вопросу. Лондонский съезд в мае 1907 г. это запрещение подтвердил, дополнив его решением о роспуске всех специальных боевых дружин и групп, причем это решение прошло подавляющим большинством (блок меньшевиков с Бундом, польскими социал-демократами и частью социал-демократов Латышского края при воздержании значительной части большевиков) [41]. Тем не менее большевики не только после Стокгольмского, но и после Лондонского съезда продолжали сохранять во всяком случае некоторые из своих боевых дружин и проводили экспроприации, причем и политическое, и непосредственно практическое руководство этими выступлениями находилось в руках основной тройки БЦ «финансовой группы» последнего, т. е. Ленина, Богданова и Красина.

Особенно широкую деятельность в этой области развивали большевики Урала, с одной стороны, и Закавказья — с другой. И боевые организации, созданные в этих районах, и люди, стоявшие во главе их, были совершенно различными по типу. Уральские большевики, во главе которых стояли три брата Кадомцевых (Эразм, Иван и Михаил), делали попытки создания в подполье массовой рабочей милиции, разрабатывали далеко идущие военно-стратегические планы восстания на Урале и т. д., и свои экспроприации проводили главным образом для получения денежных средств на эту работу, а в БЦ передавали относительно лишь небольшую часть доходов от своих предприятий [42]. Группа же большевиков-боевиков Закавказья никакими большими планами восстания не задавалась и составляла небольшой, но тесно сплоченный кружок отчаянно смелых «удалых добрых молодцев» (Ленин называл их главаря С. Т. Петросяна-Камо «кавказским разбойником» и в этом определении была не одна только добродушная шутка, которая относилась не к одному только Камо), которые с южной романтикой были увлечены Лениным, жили впроголодь (ряд из них поумирал молодыми от туберкулеза), но мечтали совершить крупный «экс», захватить 200–300 тыс. руб. и принести их Ленину: возьми и делай, что знаешь [43].

Для нас важно прежде всего установить, что вся работа обеих этих групп проходила под непосредственным руководством не только всей указанной тройки, как целого, но и Ленина лично. Для Урала имеется прямое свидетельство в этом духе, исходящее, несомненно, от Э. Кадомцева. С. М. Познер в своих комментариях к «Протоколам Первой конференции военных и боевых организаций РСДРП» в совершенно категорической форме утверждает, что «ни одно важное предприятие на Урале не совершалось без ведома Ленина и „Любича“, И. А. Саммера» (последний был уполномоченным БЦ по сношениям с Уралом, прикрываясь в то же время официальным внутрипартийным положением «агента ЦК»). А за 1906–1907 гг. на Урале большевиками было проведено много десятков «эксов», большей частью мелких ограблений казенных винных лавок и т. д., но иногда и весьма крупных (при экспроприации почтового поезда на Деме, под Уфой, в августе 1906 г., в руки большевиков попало свыше 200 тыс. руб.). Из этих денег, как теперь известно [44], в кассу БЦ поступило 60 тыс. руб. (через того же Саммера).

Что касается до экспроприаций в Закавказье, то, по свидетельству М. Н. Лядова, вопросы о них всех обсуждались в БЦ. Непосредственное участие в разработке планов принадлежало больше всего Красину, в которого, по свидетельству Лядова, «Камо был прямо влюблен». «Вот человек, — говорил Камо, — он с полслова все понимает, дает сразу такой совет, который предрешает успех всего дела» [45]. Общее количество денег, захваченных группой Камо, надо определить приблизительно в 325–350 тыс. руб., причем главная экспроприация на Эриванской площади в Тифлисе (25 июня 1907 г.) дала не меньше 250 тыс. руб. Все эти суммы были переданы в БЦ. 250 тыс. руб., взятых в Тифлисе, лично привез Камо и сдал их в штаб-квартиру БЦ в Куоккала. Крупская пишет, что эти деньги «нельзя было использовать», так как номера пятисотрублевок были известны и сообщены правительством по банкам. Но это не вполне точно: из 250 тыс. в пятисотрублевках было только 100 тыс. Остальные 150 тыс. были в более мелких купюрах; и размен их никаких трудностей не представлял. Лядов нарисовал небольшую сценку в штаб-квартире БЦ, когда Крупская и жена Богданова зашивали пятисотрублевки в жилет Лядова, который и повез их за границу для попытки размена [46].

Наследство Шмита принесло БЦ в общей сложности около 280 тыс. руб., которые в кассу поступили частями в 1907–1909 гг., боевые предприятия на Урале и на Кавказе, даже если не считать злополучных пятисотрублевок, дали значительно большую сумму. А ведь нам известны далеко не все предприятия БЦ этого рода.

Приходный бюджет БЦ исчислялся действительно многими сотнями тысяч рублей — в этом отношении Богданов был совершенно прав. Красин был настоящим гением и в организации предприятий такого рода, и вообще в использовании всевозможных источников добычи средств. Мы уже указали, что бомбами, изготовленными в лабораториях БЦ, была взорвана дача Столыпина (25 августа 1906 г.), они же сыграли решающую роль и в знаменитой экспроприации в Фонарном переулке в Петербурге (27 октября 1906 г.). Оба эти предприятия были организованы эсерами-максималистами. Устное предание, прочно державшееся в социал-демократических кругах дореволюционных лет, говорило, что именно поэтому значительная часть денежных сумм, захваченных в Фонарном переулке, попала в руки БЦ, как попала туда же часть денег, похищенных эсерами-оппозиционерами в банке Московского Общества взаимного кредита в Москве (апрель 1906 г.).