Новая хозяйка собаки Баскервилей - Миронина Наталия. Страница 63
– Я как-то не обратила внимания на это.
– Я сначала тоже, но потом разговорился с одним из них.
Они шли по лесу, который почти не изменился, только той самой тревожной жизни в нем уже не слышалось. Видимо, птицы улетели, а животные словно затаились в ожидании худших времен.
– Чувствуешь, нет такого движения… Как тогда.
– Да, немного по-другому. Но пахнет так же, лесом, водой, мхом. – Юра глубоко вздохнул. – Хорошо здесь. Так бы и не уходил.
Катя посмотрела на него внимательно.
– Ты устал?
– Ужасно. Мне так надоела вся эта возня с расследованием. Я уже точно знаю, что никого не найдут, и участвую в этом только по одной причине: чтобы виновника «не назначили». Бывает, знаешь ли, у нас и такое. Пока принимаю в этом участие, есть гарантия, что невинный не пострадает. Не посмеют притянуть за уши. А так… так мне совершенно неинтересно, кто и почему. Я сам-то точно знаю, что не виноват ни перед кем. Ничего не украл, никого не обманул, никому ничего не обещал…
– Ты еще себя плохо чувствуешь, еще не окреп, отсюда и такое состояние. Должно пройти время, чтобы ты все воспринимал так же, как и раньше.
– Это уже невозможно. Когда в тебя стреляют…
– Я понимаю, но мозги иногда вовремя отключаются. И ты начинаешь думать о произошедшем как о чужом случае.
– Ну да, и эти защитные свойства психики…
– Да, я о них.
– И все-таки здесь хорошо, тихо, спокойно, нет никого.
– Только надо возвращаться, они там сейчас панику поднимут.
– Верно, только совсем не хочется… Слушай, давай как-нибудь в лес съездим. Ну, например, за грибами?
– Давай, скоро самый сезон. Можно будет на нашу дачу – у нас там места неплохие, опять же Бородино близко. Можно и туда будет заглянуть.
– Господи! Как же давно я не был в обычном лесу!
– А сейчас?!
– Сейчас, – Юра отмахнулся, – сейчас это работа. И кстати, если бы не ты, я не знаю, что и делал бы.
– В каком смысле?
– В прямом. Ты, как якорь, удерживаешь на нужном месте и не даешь течению отнести туда, откуда очень сложно выплыть.
– Приятно слышать, хотя моя мама говорит, что это меня надо на поводке водить.
– Мамы бывают очень необъективны.
– Им так не кажется. Давай возвращаться. Позвони на яхту, чтобы они были готовы.
– Они готовы, – доложил он через минуту.
– Ну, теперь сосредоточились. Поводок Гектора я отдаю тебе на берегу, на холме. Потом окликаю его? Помнишь?
– Да, помню. Давай тогда быстрей.
Они повернули назад и быстрым шагом направились к берегу.
У кромки леса Катя отдала поводок Юре. Они дошли до холма, остановились. Посмотрели на помощника капитана, который взмахнул рукой и прокричал:
– Где вы?! Вас одних ждут!
– Возьмите Гектора, – произнесла Катя и протянула поводок Юре, тот взял его, и они стали медленно спускаться по осыпающемуся песку. Катя была сосредоточена – она сделала несколько шагов, улыбнулась помощнику капитана, который стоял с напряженным лицом, потом подняла глаза на яхту, которая покачивалась на сизой воде. Там она увидела людей, все рассредоточились на палубах, в точности повторяя ту картинку, которую она сама сто раз описывала следователю. Катя на несколько секунд задержала взгляд на нижней палубе – она была почти пуста, потом сразу перевела глаза на верхнюю. Замерев на месте, она вдруг громко окликнула собаку:
– Гектор! Гектор!
Пес метнулся к ней, вслед за ним по песку поехал Юра, но в этот момент раздался звук выстрела, и у Кати вдруг в голове затуманилось, перед глазами появилась пелена, в груди возникла слабость. Последнее, что она видела, это розовый язык Гектора прямо у своих глаз.
…Лицо было красивое, но грубое. И выражение этого лица с правильными, почти идеальными чертами, было жестокое, немного презрительное. Сама фигура была не видна, но солнце, освещавшее верхнюю палубу, сыграло дурную шутку с той, что там спряталась. Приглядевшись, можно было увидеть и женское лицо, и силуэт, и руку, которая сделала резкое движение. Катя вспомнила, как ей бросилась в глаза мелькнувшая одинокая тень, замершая на мгновение, затем сделавшая осторожное движение и именно этой осторожностью, этой затаенностью обратившая на себя внимание. Катя вдруг почувствовала точно такую же тревогу, какую ощутила в сумрачном лесу, наполненном таинственным движением, тревогу, предвещавшую опасность. И захотелось развеять этот страх, эту тревогу, отогнать опасность возгласом. Захотелось отвергнуть почудившуюся угрозу обыденностью поступка, и тогда Катя громко окликнула Гектора. Выстрел прозвучал почти одновременно с ее голосом.
Катя лежала с закрытыми глазами и открывать их не хотела. Обморок был хорош тем, что ее больше никто не трогал и не задавал вопросов. Воспоминание о случившемся несколько месяцев назад вспыхнуло словно сюжет кинохроники. Открыть глаза пришлось – чей-то мужской голос почти кричал из-за стены:
– Я вас в порошок сотру! Вы последние дни работаете следователем. Вы не только уйдете по несоответствию, вы попадете под суд за применение таких методов!
Этот голос Кате был знаком – он принадлежал Юре. Второй мужской голос бубнил тихо и виновато, Катя слышала только отдельные слова:
– Поймите… Ради следствия… Наш психолог…
На этом месте Юра взорвался:
– Плевать я хотел на вашего психолога! Как вы могли, вашу мать…
Катя, не открывая глаз, улыбнулась. «Следователь – скотина! Но ведь рассчитал все правильно! Я вспомнила! Вспомнила, как будто видела все только вчера. В подробностях. И как я могла это забыть?! Ну да – шок. Такое бывает. Картинка в памяти смазана. Но я же все видела! Убийца на это не рассчитывал. Яхта стояла очень близко от берега, но внимание всех было отвлечено. Все смотрели на нас! Так все просто – выстрел, оружие в воду и через минуту убийца рядом со всеми. Команда занята своими делами, – Катя улыбнулась про себя. – Нет, это же надо придумать – выстрелить холостым, чтобы в точности воспроизвести обстановку! И никого не предупредить!»
А она взяла и упала в обморок. Но все успела вспомнить, вплоть до цвета одежды. На убийце была синяя футболка с белыми буквами. Или одной буквой. Одним словом, буква была… Белая… И еще она помнила, как Юра подбежал к ней, обнял ее, пытаясь поднять, как он кричал на всех, требовал врача. Как он сам нес ее к лодке. Вот в лодке она уже ничего не помнила.
И когда она открыла глаза, рядом с ней был он, Юра. Он гладил ее по руке, поправлял простыню, которой она была укрыта, и недовольно шипел на суетящихся вокруг медиков:
– Господи, да вы можете сделать так, чтобы она пришла в себя?!
– Она уже пришла в себя, только мы ей дали успокоительное. Она в полудреме.
– Тогда уходите, я с ней побуду. Всю ночь.
Он и сел с ней. Катя просыпалась несколько раз и видела в кресле его спящую фигуру. «Защитничек! Соня!» – ласково думала она, проваливаясь в дремоту.
Только утром раздались эти крики – Юра ругал следователя, который срочно прибыл из Москвы.
«Зря он кричит. Ведь я же все вспомнила. Теперь все ясно. И дело будет закрыто. Или будут искать заказчика. Понятно, что убийца – это только исполнитель. И теперь нам точно уже незачем будет встречаться». Катя вздохнула, закашлялась и пошевелилась на узкой кровати. На звук открылась дверь, и появился Юра. Он был красен, как рак.
– Ты в порядке?
– Да, – улыбнулась Катя, – только есть хочется. И пить.
– Будет тебе и есть, и пить. Только умоляю, не падай больше в обморок. Это так страшно, ты и представить не можешь! Обещаешь? – Юра подсел к кровати.
– Ну, не знаю… – протянула Катя, – если только в голодный обморок.
– Господи, обжора! Что тебе принести? Есть будешь пока здесь. У дверей охрана. Ты теперь вдвойне ценный свидетель. Свидетель, к которому вернулась память.
– Господи, да это не кончится никогда!
– Кончится. Сразу после завтрака. К тебе придет этот, с позволения сказать, «руководитель драмкружка», который и устроил спектакль, поговорит с тобой, и на этом вся история закончится. Во всяком случае, для нас. Уж я позабочусь об этом! Так что же тебе принести поесть?