В царствование императора Николая Павловича (СИ) - Михайловский Александр Борисович. Страница 12

Нагулявшись вволю по утренней площади, на которой еще не стоял конный памятник императору Николаю I работы барона Петра Клодта, они свернули на Большую Морскую улицу, а с нее – на Невский проспект.

Главная магистраль города выглядела непривычно широкой. Вдоль мощеных плитами тротуаров в двух-трех метрах друг от друга стояли невысокие чугунные тумбы, выкрашенные в черный цвет. По проспекту в разных направлениях двигались дрожки, коляски и кареты самых разнообразных видов. Кареты были в основном четырехместными, на рессорах, с высокими козлами и откидной ступенькой у дверцы. Площадка сзади кузова чаще всего была утыкана острыми гвоздями, на некоторых были закреплены обручи с остроконечными зубьями. Все это делалось для того, чтобы вездесущие уличные мальчишки не катались, на задках карет.

В Питере уже начался обычный трудовой день. Друзьям сразу же бросилось в глаза обилие военных: солдат в мундирах и офицеров в форменных сюртуках. Высшие армейские чины выделялись своими высокими треуголками с пучком черных или пестрых перьев наверху.

По проспекту сновали слуги, приказчики, куда-то спешили кухарки и горничные, коробейники на углах бойко рекламировали свой товар. Перед Гостиным двором на углах стояли продавцы калачей и саек, дешевой черной икры (осетры и белуги в то время еще водились в Неве), рубцов и вареной печенки. У некоторых на головах были лотки с товаром, большие лохани с рыбой и кадки с мороженым. Торговцы открывали двери своих лавок и магазинов.

От шума и выкриков торговцев у них с непривычке заболела голова. Антон и Александр решили немного отдохнуть, и зашли в садик перед Александринским театром, где позднее появился памятник Екатерине Великой работы скульптора Микешина. Они решили посидеть на лавочке и обсудить план дальнейших действий.

В тени деревьев Антон и Александр стали прикидывать, как им построить предстоящий разговор с князем Одоевским. Ведь друзьям надо было ни много ни мало, а завербовать князя для того, чтобы что-то значить в здешнем мире. Ведь дажепрочтихоть вагон книг об эпохе Николая I, все равно они так и остались бы чужеродным телом в здешнем петербургском обществе. И светила им роль, в лучшем случае, забавных иностранцев.

Чтобы стать в этом обществе своими, надо родиться, вырасти, быть воспитанным английскими боннами и французскими гувернерами. А самое главное, быть своим по происхождению. Ведь все знатные дворянские фамилии Российской империи давно уже перероднились и перекумились друг с другом.

В этом отношении князь Одоевский мог стать идеальным ключиком, с помощью которого пришельцам из будущего сумели бы проникнуть в салоны петербургской знати, где, собственно, и решались все важные дела в государстве. Поэтому, как решили друзья, надо играть с князем в открытую, и прямо рассказать ему, кто они такие и откуда явились. А дальше должно сработать природное любопытство и пытливый ум Владимира Федоровича, которых, судя по его книгам, у Одоевского было в избытке.

Антон и Александр встали со скамьи, и уверенным шагом пошли по Невскому в сторону Фонтанки. Пройдя мимо Аничкова дворца, они свернули направо и, отойдя пару сотен метров от уже воспетого Гоголем проспекта, увидели дом номер 35. Переглянувшись, хронопутешественники решительно вошли в парадный подъезд. Выскочившему им навстречу швейцару с огромными бакенбардами Шумилин коротко бросил. — К их сиятельству князю Владимиру Федоровичу. Проводи нас, любезный.

Швейцар, профессионально оценив одним быстрым взглядом нарядные, пошитые по последней европейской моде костюмы незнакомцев, (Ольга Румянцева молодец, хорошо знает свое дело!) почтительно поклонился и резво засеменил впереди них по мраморным ступенькам парадной лестницы.

— Вот здесь и живет их сиятельство, — сказал швейцар, остановившись у мощной дубовой двери одной из квартир. Антон кивнул стражу барских дверей, и сунул в подставленную ладонь швейцара медный алтынник.

— Премного благодарен, барин, — поклонился ливрееносный "секьюрити", и радостно заспешил по ступенькам вниз. Шумилин несколько раз дернул за медную пупочку, которая заменяла в те времена звонок. За дверью брякнул колокольчик. Вскоре щелкнула задвижка, и дверь приоткрылась. На лестничную площадку вышел слуга.

— Как изволите доложить, их сиятельству, Владимиру Федоровичу, господа хорошие? — позевывая поинтересовался он. — И по какому делу вы изволите его беспокоить?

Антон, весело глядя на опухшую от безделья рожу лакея, с легким оттенком пренебрежения сказал. — Передай князю, что пришли два почитателя его таланта. И непременно добавь, что приехали они издалека.

Лакей впустил гостей в прихожую, и принял у них трости, цилиндры и перчатки. Потом он скрылся за дверью гостиной, и через пару минут вернулся, сообщив нашим друзьям, что "их сиятельства просят господ зайти".

Антон и Александр вошли со вкусом обставленную гостиную. Князь Одоевский, мужчина средних лет, плотный, с мужественным волевым лицом, встретил их, стоя у большого стола, заваленного газетами. Похоже, что к моменту их прихода он читал местную свежую прессу.

— Добрый день, господа, — сказал князь, с любопытством, и в то же время, слегка настороженно, разглядывая незваных визитеров. — С кем имею честь?

— Антон Михайлович Воронин, инженер, — представился Антон;

— Александр Павлович Шумилин, отставной капитан, — коротко кивнул головой Александр.

— Итак, господа, как мне доложил Иван, вы прибыли в Петербург издалека? — полувопросительно, полуутвердительно произнес Одоевский. — И при этом вы нашли время, чтобы зайти ко мне, и поблагодарить меня за мои более чем скромные труды на литературном поприще?

— Именно так, ваше сиятельство, — сказал Шумилин. — Моим племянникам очень нравятся сказки, написанные вами. И если вы соблаговолите поставить свой автограф на вашем произведении, то они будут в восторге…

С этими словами Александр открыл свой саквояж, и достал оттуда тонкую детскую книжку. Это была сказка "Городок в табакерке", которую Шумилин купил два дня назад на "Крупе" – так в Питере попросту называли городскую книжную ярмарку, расположенную в ДК им. Крупской.

Одоевский с интересом взял яркую книжку в синей обложке, с улыбкой прочитал ее название, и начал бегло листать. Но тут же нахмурился, заметив, что с точки зрения тогдашней орфографии текст в книге набран ужасающе безграмотно.

— Господа, да что же это? — растерянно бормотал он, перелистывая книгу. И тут, наконец, он увидел год издания книги – 2011-й. Князь вздрогнул, словно его ударил электрический ток, и перекрестился. Лицо его побледнело. Казалось, еще чуть-чуть, и он хлопнется в обморок. Он хотел что-то спросить у Александра, но вместо слов из его горла вырвалось лишь какое-то сипение. Наконец, Одоевский сумел взять себя в руки.

— Господа, ради всего святого, скажите – что все это значит? — жалобно, словно ребенок, потерявший свою любимую игрушку, спросил он гостей. — Откуда у вас ЭТА КНИГА? И откуда взялись вы сами?

— Да, ваше сиятельство, вы правильно все поняли, — кивнул князю Антон, — мы действительно пришли в ваше время из будущего. С помощью изобретенной мною особой машины, которая может переносить людей из одного времени в другое, мы шагнули из 2013 года в год 1840-й. Мы ваши потомки, князь, мы люди XXI века.

Одоевский хотел сесть, и чуть не промахнулся мимо кресла. В последний момент Шумилин успел поймать его за рукав. Плюхнувшись в большое, обитое кожей кресло, князь лихорадочно переводил взгляд с одного своего гостя на другого. Потом он снова схватил детскую книжку, оставшуюся лежать на столе, и стал ее лихорадочно листать.

— Да, именно так… — бормотал он, — нынче ничего подобного напечатать не могут… Какие краски, какие рисунки… Господа, а вы меня не разыгрываете? — со слабой надеждой в голосе спросил князь, — может быть это все мистификация?

— Нет, ваше сиятельство, — ответил Шумилин, — все обстоит именно так, как мы вам сказали. Мой друг, — Александр жестом указал на Антона, — действительно сумел изобрести машину времени. И мы теперь можем путешествовать из прошлого в будущее. Помнится, вы совсем недавно напечатали роман "4338-й год". Точнее, отрывок из него вы в 1835 году напечатали в "Московском наблюдателе", а второй отрывок должен выйти в альманахе господина Владиславлева "Утренняя заря"…