Школа в лесу - Смирнова Евгения. Страница 15

— Ты! Сумафеччая дура! — Больше он ничего не мог сказать от злости.

— Да ну тебя! — рассердилась Сорока. — Я думала, что это Эмма.

Нахохотались до усталости.

В круг ворвался вихрем санитар Рябов, завертелся и заплясал, выкрикивая радостным голосом:

— Что я знаю, что я знаю!

— Что, что, Рябчик?

— Сегодня перед ужином баня, а завтра — ой! — а завтра нас в школу, потому что у Печеньки просто грипп!

— Урра! — громко крикнули ребята и заплясали «дикий танец радости». — Молодец Печенька! Ай да Печенька!

Долго в этот вечер в спальнях не затихал взволнованный шопот. Одна Зоя не принимала участия в общей радости и только с нежностью подумала о Мике: «Наверное, вырос, маленький мой».

Утром, наскоро позавтракав, третий «А» вместе с Марьей Павловной веселой, шумной толпой двинулся в школу, покидая ненавистную ссылку. В пустой раздевалке их никто не встретил.

— Марь-Пална! Ведь уроков нет, каникулы, где же все? — в недоумении спрашивали они.

— Не знаю, не знаю, — отвечала Марья Павловна.

Но только они разделись и ступили в широкий коридор, как распахнулись двери зала, оглушительно грянул шумовой оркестр, все классы, выстроенные рядами, крикнули, громовое «ура» и кинулись к своим приятелям. Гремели ложки, стучали барабаны, звенели трензеля, пел рояль, и под этот шум обнимались, плясали и кружили друг друга встретившиеся товарищи.

Тетя Соня и Марья Павловна поглядели друг на друга, отвернулись и стали сморкаться. Ребята из третьего «А» обнимали всех, кто стоял на дороге: педагогов, столовщиц, нянечек. Задушили объятиями тетю Олечку. Но тут зазвенел звонок.

— Кино, кино!

Няни уже задергивали окна черным сукном.

Когда началось кино, Зоя выскользнула в темноте и помчалась в дежурку. Закусив губу, она стояла перед дверью, не решаясь открыть. Нахмурившись, она толкнула дверь. Щит стоял на месте. Огромный здоровый зуб сиял ослепительной белизной, а рядом торчал испорченный гнилушка. Тут же был нарисован большой разинутый рот с белыми крепкими зубами, потому что его хозяин всегда чистит зубы.

— Ты почему не в кино? — спросила Феня.

Зоя, радостно подпрыгивая, умчалась в зал.

Вечером она побежала к Мику. Он потолстел и еще больше распушился. Настоящий кубарик. Всю прогулку она таскала его за пазухой, а он тоненько мурлыкал, как совсем настоящий кот.

Глава семнадцатая

Наступил последний день каникул, самый интересный — с карнавалом и встречей Нового года.

— Сегодня ужинать будем в десять часов, — сообщал всем Миша Рябчик, «лесношкольское справочное бюро». — Тетя Соня позволила лечь в одиннадцать.

Ребята уже давно тайком друг от друга готовились к этому долгожданному дню.

Девочки шушукались по углам и беспрестанно сновали из класса в мастерскую, из мастерской наверх, в спальню, и оттуда обратно в класс. Все утопали в пышных ворохах марли, лент, цветной бумаги, мазались клейстером, блестели насыпью.

— Да что же это такое! — ворчали нянечки, подметая по нескольку раз на день. — И когда ж этому конец будет?

Нагоняя упущенное, особенно торопился третий «А», стараясь не ударить лицом в грязь и не отстать от товарищей.

Одна только Зоя ничего не делала и бесцельно слонялась по коридорам.

— Зоечка, а что же ты не делаешь себе костюма? — мимоходом спросила ее Марья Павловна.

— Вот еще! Очень мне нужно! — буркнула Зоя и пошла в свой любимый угол под лестницу.

Но там уже кто-то был. В полутьме Зоя разглядела маленькую сгорбленную фигурку. Уткнув голову в колени, девочка жалобно плакала. Зоя села рядом.

— Ты чего? — спросила она.

Судорожно всхлипывая, девочка подняла опухшее от слез личико:

— Нюра… ска-а-зала, что я… на-а-говорила на нее, и… по-о-рвала… мой костюм… и все девочки тоже сказали, а я да-аже не на-а-говаривала.

Ее маленькое красное личико сморщилось, и она опять заплакала. Зоя посмотрела на ее тонкие слабые руки, и ей стало жаль маленькую «первоклашку». Она откинула со лба ее светлые спутанные волосы и сказала:

— А ты не ходи к ним. Пойдем в наш класс, я тебе сделаю костюм.

Девочка вытерла слезы кулачком.

— Только ты все время со мной будь! Ладно? — попросила она.

— Ладно, — согласилась Зоя.

В классе она выбрала из оставшихся костюмов два клоунских. Склеила высокие колпаки и сказала маленькой Ляле:

— Я сделаю черные маски, и нас никто не узнает. Только, смотри, никому не говори.

Ляля радостно захлопала в ладоши.

В шесть часов, когда уже совсем стемнело, на крыше ослепительно блеснул прожектор. Разноцветными искрами вспыхнул нарядный каток, весь украшенный цветными фонариками и красными флажками. Ребята надевали свитера, рейтузы, вязаные шапочки, а поверх натянули маскарадные костюмы.

— Оркестр, оркестр! — крикнул кто-то.

— Привинчивайте коньки, — сказала физкультурница.

Духовой оркестр грянул марш. Турки, черкесы с нарисованными черными усиками, грузинки, цыганки, балерины, бабочки — всё смешалось в одну пеструю нарядную толпу. Навозный жук держал под руку придворную даму в парике и кринолине. Стрекоза обнимала белую кошечку в маске.

Всё скользило, сверкало, кружилось в невиданном пестром танце.

Когда карнавал закончился, ребята, размахивая веерами, палочками, увитыми лентами, мячиками на резинках, кинулись в зал, но дверь оказалась запертой. Вышла тетя Соня, тщательно заслоняя своей массивной фигурой щелку.

— Постройтесь парами, — сказала она с хитрым лицом, и от сдерживаемого смеха у нее на носу дрожала бородавка.

Ребята знали, что в зале елка, и все-таки затаили дыхание.

— Пойдете один за другим.

Снова заиграл оркестр, распахнулась дверь, и… ребята ахнули.

Увешанная игрушками, в золоте, серебре, в разноцветных лампочках, запорошенная сверкающим снегом, громадная красавица-ель упиралась звездой в самый потолок.

Физкультурница задумала провести ребят торжественным маршем, но они кинулись к елке дикой и жадной толпой и заплясали каждый по-своему, «лесношкольский танец радости».

Оркестр оборвал марш и заиграл плясовую. Радостный детский поток подхватил тетю Соню, Марью Павловну, тетю Олечку, Ольгу Юрьевну, всех взрослых, и вокруг елки понесся буйный хоровод.

Потом под вальс нескладно и неумело закружились на паркете странные пары: волк с балериной, заяц с черкесом, муравей со снежинкой. Тут же кружились два клоуна, большой и маленький, в черных масках, закрывавших все лицо. В прорезах сверкали веселые глазенки.

— Кто это? — недоумевали ребята, пытаясь заглянуть под маски, и это очень забавляло клоунов.

Тетя Соня подняла руку, шум затих, музыка замолкла, и все услышали громкий стук в дверь, которая вела на террасу. Ребята насторожились.

— Кто там? — спросила тетя Соня.

— Это я, — ответил старческий голос.

— Кто ты?

— Да я, дед Мороз.

И на пороге появился живой дед Мороз, с красным носом и длинной, до колен, седой бородой, в тулупе, засыпанном снегом, в нахлобученной шапке. Малыши испуганно взглянули на педагогов и прижались поближе друг к дружке. Они и верили и не верили в деда Мороза.

— Входи, входи, дедушка, мы тебя ждали, — сказала тетя Соня.

В напряженной тишине он ввез в зал большие сани с ящиком, наполненным цветными мешочками. Ребята бросились к деду, закидали вопросами.

— Где ты живешь, дедушка? — спросил Занька, теребя его за тулуп.

— В лесу под елкой, — прохрипел дед Мороз, насаживая непрочный нос.

— А не в сторожке ли у ворот? — хитро прищурился Занька, подозревая, что это переодетый сторож Кузьма.

— Что ты, что ты, мальчик! — уверял Мороз. — Я живу в дремучем лесу.