Школа в лесу - Смирнова Евгения. Страница 22

Зоя тихонечко засмеялась от удовольствия, полюбовалась пухлым голышком и незаметно уснула.

На следующий день домашнее задание проводила Тонечка.

— Ну, третий отряд, — сказала она, перед тем как итти на чай, — слушайте внимательно: после чая сейчас же в класс, и чтоб до звонка приготовиться. Вожатые звеньев и ты, Подколзин, проверьте, чтоб все были готовы.

— Есть! — по-военному ответили вожатые.

После чая звенья помчались в класс, разыскали тетради, учебники, ручки, перья.

— Первое звено, готово? — спросила Сорока.

— У меня пера нет!

— На? тебе.

— У меня грамматика пропала.

— Ну, вот еще, Ивин! Ищи скорей, сейчас Тонечка придет.

Эмма проверила свое звено. Прокопец помог изобретателю отыскать ручку. Председатель Подколзин стоял у дверей и караулил Тонечку. К звонку все сидели на местах.

Тонечка осталась довольна. Она велела Прокопцу прочитать вслух заданное и спросила, все ли поняли.

— А почему тут в скобках? — вдруг, как всегда громко, спросил Занька.

Тонечка посмотрела на него так строго, что он весь съежился и переспросил уж еле слышно. Тонечка объяснила ему шопотом. Зоя, высунув язык, не дыша, выводила буквы. Она часто взглядывала на вожатую.

— Хорошо пишешь, Зоя, — сказала Тонечка. — О, да оказывается, только сегодня хорошо, а там всё кляксы, — улыбнулась она, перелистывая тетрадь. — А как дальше будет? Как сегодня?

— Да… — прошептала Зоя.

— Тонечка, — тихо позвал Тройка, — как писать: «просить» или «прасить».

— Тише, тише, иду!

Час пролетел незаметно.

— Ну, теперь я вижу, что дисциплина может быть у вас отличной, — похвалила Тонечка. — Дежурный, собери тетради.

Утром Марья Павловна с удовольствием просматривала вечернее задание. Урок был написан ровненько и аккуратно.

Глава седьмая

В пионерской комнате собрался актив. Ребята что-то вырезали, клеили, красили. А на другое утро все толпились перед плакатом, на котором крупными буквами было написано:

Подколзин с деловым видом собрал вожатых звеньев на лестнице, которая вела наверх.

— Вот, ребята, — озабоченно сказал он, — нам надо обсудить, как мы будем соревноваться.

Вожатые сидели на ступеньках, держали в руках карандаши и блокноты и смотрели в рот председателю.

Председатель говорил стоя, все время заглядывал в блокнот и заметно важничал.

— Ну вот, ребята, вы ведь еще не знаете, по каким пунктам мы будем соревноваться. Значит, слушайте:

Первое — учиться на «отлично».

Второе — быть вежливым со старшими и товарищами.

Третье — всё доедать в столовой.

Четвертое — не говорить некультурных слов.

Пятое — хорошо спать после обеда.

Шестое — следить за чистотой в классе и в спальнях.

— Значит, и «на фиг» нельзя говорить? — спросила Сорока.

— Нельзя! Нельзя обзываться балдой, дурой.

— Ну, тогда мы будем на последнем месте, — решительно сказала Сорока, — потому что Лерман обзывается «сумафеччей дурой», а Чешуйка все время говорит «на фиг».

— Да ведь так все говорят, — вступилась Эмма, — это даже и не ругательное слово. Нельзя ли попросить Тонечку это слово оставить?

— Ну, конечно, нельзя, — ответил Подколзин, — потому что это слово некультурное, понимаете — не-куль-тур-ное.

Вожатые замолчали. Раз некультурное, значит и спорить нечего.

— В нашем звене очень плохо ест Софрончик — всегда оставляет. Как же быть, Подколза?

— А вы ее ждите, тогда она все съест.

Актив совещался очень долго. Потом этот вопрос обсуждали на отряде, а вечером третий пионерский отряд вызвал на соревнование четвертый. Теперь каждый вечер после ужина в пионерской комнате минут на десять собиралась комиссия из председателей и санитаров всех отрядов. Они проверяли, как отряды провели этот день. Если отряд не имел замечаний, он получал пять очков — пять маленьких картонных кружков.

Комиссия обходила классы и поднималась в спальни. После проверки ребятам объявляли, сколько очков они получили за день. Комиссия была строгая. Если в классе валялись бумажки или в спальне костюм был свернут небрежно, то отряду тут же сбавляли очко за неаккуратность.

А как трудно было сразу ко всему привыкнуть! Часто виноватая фигура подходила к вожатому своего звена и уныло говорила:

— Я нечаянно «на фиг» сказал.

А рядом стояли свидетели из другого класса и с удовольствием подтверждали.

Вожатый набрасывался на беднягу, а потом взволнованно летел к своему председателю и докладывал. Председатель вынимал новенький блокнот, мрачно записывал и говорил со вздохом:

— Три только сегодня, а до вечера, может, одно останется.

— Как три? — замирая от волнения, спрашивал вожатый. — Ведь только одно из-за Чешуйки сняли.

— А кто в столовой масло не доел? — ехидно спрашивал председатель. — Забыл? Опять из твоего звена.

И подавленный вожатый шел к своему преступному звену.

Однажды, когда третий отряд ликовал, потому что этот единственный день они дотянули до вечера без замечаний, к Игорю Прокопцу подошел, правда, под конвоем двух ребят из четвертого отряда, окончательно позеленевший Миша-санитар.

— Ну, говори, говори, — подзадоривали ребята.

— Ну, чего ж ты молчишь?

Прокопец почувствовал недоброе и насторожился.

— Ты чего, Рябчик?

— Я чортом обругался.

— Эх, ты… ты! — закричал горестно Прокопец. — Уж не мог удержаться. Треснуть бы тебя хорошенько!

— Кого это? — высокомерно спросил Миша Рябов, надувшись, как индюк, и двигая в волнении бровями. Он выпятил впалую грудь и придвинулся к Прокопцу: — Ну, тресни!

— Ну и тресну, а чего же? — вскипел еще больше Прокопец.

А ребята из четвертого отряда подзадоривали:

— Где ему!

— Ну, тресни, — сверкал черными глазами Миша.

— Ну и тресну, — нахмурился красный плотный Прокопец.

Они похаживали друг около друга, как два петуха.

Миша наступал. Вот он слегка толкнул плечом маленького коренастого Прокопца, тот ответил толчком посильнее.

— Тресни, тресни, — угрожал Миша.

И тогда разъяренный Прокопец размахнулся и «треснул» его. Миша бросился, сжав кулаки… Но тут подскочили лукавые мальчишки из четвертого отряда и развели врагов.

Прибежал испуганный Подколзин.

Прокопец долго плакал, потому что второе очко сняли из-за него — за драку. Миша тяжело дышал и смотрел в пол. Скандал! Подрались вожатый и санитар. Актив, который боролся за пятое очко! Весь третий отряд взволновался.

— Ты, Прокоп! — сердито сказал Подколзин. — Ты же вожатый звена!

— А чего ж он, справочное бюро несчастное, выругался, да еще дразнится: «Тресни, тресни!»

— Это нечестно! — закричала Сорока. — Ребята из четвертого отряда сами их поддразнивали, чтоб подраться.

— Конечно, нечестно, — строго сказал председатель четвертого отряда. — По-вашему, если соревнуемся, так ножку надо подставлять? — обратился он к своим ребятам.

— Да мы их удерживали, — попытались оправдаться хитрые мальчишки.

— Удерживали! Молчите уж.

Больше всех огорчилась Сорока. Вечером, раздеваясь, чтоб итти в душ, она сердито набросилась на Мартышку:

— Как не стыдно, Мартышка, лень получше вещи свернуть! Вдруг спальне «плохо» поставят?