Волшебница страны коз, или Рассмешить Бога - Александрова Наталья Николаевна. Страница 32
– Да что вы говорите? – вздохнула Надежда, потому что от нее требовалась какая-то реакция.
– То есть Эля, конечно, не против, она понимает, что мне нужно устраивать личную жизнь, но все-таки как-то неудобно… – Наталья прерывисто вздохнула, легко поднялась и подбежала к большому зеркалу в прихожей.
Отражение в зеркале, как и сам оригинал, выглядело очень приятно, так что Наталья поправила волосы, улыбнулась самой себе и снова уселась за стол.
– Вот уж разменяемся, – продолжила она, – будет у меня своя квартирка, я уже придумала, как там все устроить. Я ее сделаю в японском стиле!
– Да что вы! – Надежда изобразила волнение. – Это как – вместо мебели одни циновки? Мне кажется, мужчинам такое не очень нравится. Если все делать на циновках – и есть, и спать… им, я думаю, некомфортно…
– Вы думаете, это может повлиять на мою личную жизнь? – всерьез обеспокоилась Наталья. – Да нет, до циновок дело не дойдет, и суши каждый день есть я не собираюсь. Я такую мебель специально присмотрела, в японском стиле, и покрывало в одном магазине видела, все в иероглифах… очень стильно получится!
– Да, замечательно! – проговорила Надежда, посматривая на третье печенье.
– Элинька у меня с самого детства поет! – продолжала Наталья, подливая себе вторую чашку чаю. – В детском ансамбле пела, а потом так у нее хорошо пошло… так хорошо пошло…
Она отправила в рот очередное печенье и подняла на Надежду взгляд:
– Ой, извините, что это я все о своем? А вы для себя покупаете?
– Для дочери, – ответила Надежда, радуясь, что почти не пришлось этой симпатичной женщине врать.
Дочка ее Алена была замужем за моряком Военно-морского флота, давно жила в Северодвинске, однако в последнее время зять туманно заговорил о переводе. Так что вопрос о покупке квартиры должен был вскоре возникнуть.
– Но понимаете… – сказала Надежда, тщательно подбирая слова, – они еще не приехали. Так что я пока хожу по адресам, варианты просматриваю. Которые не годятся – сразу отбрасываю, чтобы дочке с мужем потом зря не бегать.
– Понятно, – закивала Наталья. – И как вам самой – понравилась наша квартира?
– Очень симпатичная, – ответила Надежда. – И сразу чувствуется вкус…
– Мы все сами, все сами… – снова затараторила хозяйка. – Элинька, конечно, занята, да и на гастролях, зато заработала на обмен… и в агентстве недвижимости у нее подруга была, она нам посоветовала, как все сделать, и хорошие варианты подобрала… такое несчастье!
– Несчастье? – переспросила Надежда.
– Ну да, Танечка, Элина подруга… которая в агентстве… ее ведь убили… такой ужас!
– Убили? – На этот раз Надежда Николаевна действительно насторожилась. – Не может быть! Это беленькая такая, Таня Иванова?
– Да нет, вовсе она брюнетка, Татьяна Ермакова…
– Ах да! – вроде бы вспомнила Надежда. – Конечно, Таня Ермакова, такая молодая…
– А вы не знали? Ну да, в агентстве про это никому не говорят… а вы через то же агентство нас нашли, через «Простор»?
– Ну да, ну да… – пробормотала Надежда. – А давно ее убили?
– Да нет, неделю назад всего… Эля как раз на гастроли уезжала… позвонила ей утром, а там и говорят, что с Таней несчастье такое! Эля так расстроилась, хотела даже поездку отменить, но там уже все подготовлено, билеты, афиши, никак нельзя было не ехать… и так страшно убили, – Наталья понизила голос. – Как представлю – мороз по коже!
– А как ее убили? – Надежда инстинктивно тоже заговорила вполголоса.
– Задушили полиэтиленовым мешком! – прошептала Наталья, зябко поежившись. – В собственном подъезде!
– Боже мой! – Волнение в голосе Надежды Николаевны было неподдельным. – Какой ужас! Это что же теперь – женщине одной и до дома не дойти?
– И не говорите! – подхватила Наталья, жестом приглашая Надежду взять еще печенья, чтобы снять стресс. – И не напоминайте! Я, главное, сейчас одна, так в подъезд входить страшно, хоть кричи, чтобы соседи вышли!
– Но недолго уж осталось, дочка вернется, – полувопросительно сказала Надежда.
– Ах, конечно! Но гастроли пятнадцать дней, так что вернется Эля только двадцать восьмого, я уж скучаю… И дела с продажей квартиры застопорились, потому что Тани-то теперь нету… – Наталья глядела печально.
– Да и правда, – спохватилась Надежда, – кто же ее заменит? Клиенты-то страдать не должны…
– Конечно! Но никто не хочет чужих клиентов брать. Знаете, как риелторы рассуждают – лучше сделку вести от самого начала и до конца, а так можно на большие деньги влететь – мало ли на каких условиях с ними Татьяна договаривалась, ее уж нет, а люди ведь разные, могут и соврать для собственной пользы… Так что охотников нету в чужих делах разбираться, и дали нам вместо Тани молодого мальчишку, новенького, Димой зовут. Вот Эля приедет, пойдем с ней к начальству этого «Простора», все-таки у нас договор…
В метро Надежда плюхнулась на диванчик и тут же достала из сумки разрисованный вчера листок бумаги.
«Хватит метаться и бросаться в разные стороны наобум, – сказала она себе, – нужно рассуждать здраво».
Интенсивно мыслить ей всегда помогали листок бумаги и ручка. Хорошо бы еще, конечно, выпить чашку крепкого чая, но с этим придется подождать.
«Что мне удалось выяснить?» – думала Надежда, уставившись на рекламу мясокомбината. Колбаса на ней выглядела не слишком аппетитно, а сардельки и вовсе непристойно.
Итак, Эля Маленко вернется двадцать восьмого февраля (Надежда оторвалась от созерцания колбасы и написала на листке дату). Гастроли продолжаются пятнадцать дней, стало быть, отнимаем от двадцати восьми пятнадцать… получается тринадцать. Тринадцатого февраля Эля уехала. А Татьяну убили накануне вечером, это сообщила мать Эли.
Надежда перевернула листок и написала дату – двенадцатое февраля, а потом имя – Татьяна Ермакова. Она хотела написать полностью – «убийство Татьяны Ермаковой», но заметила, что рядом сидящий мужчина от скуки скашивает глаза на ее записи.
Старуха звонила Надежде пятнадцатого февраля, она точно помнит, потому что именно в тот день муж притащил ненавистное швейцарское лекарство и отметил на календаре дату, чтобы знать первый день приема. Убили старуху шестнадцатого, Надежда узнала это позже, но теперь уверена, что, когда звонила Варваре Степановне на следующий день, та была уже мертва, оттого и не подошла к телефону.
Надежда написала следующую дату и рядом имя – Варвара Степановна.
Лену Серебровскую убили семнадцатого – это в любой газете можно проверить. Дальше Надежда сунулась в поликлинику, потом к Маше Чонишвили, потом были выходные, и вот сегодня уже двадцать второе февраля, а она ничего не выяснила.
Снова Надежда уставилась на колбасу, покусывая карандаш. Вот у нее в столбик написаны три фамилии, а дальше пока пустота. Что-то у убийцы дело застопорилось, судьба девушек хранит – одна в роддом раньше времени попала, другая на гастроли вовремя укатила.
«Стоп!» От неожиданной мысли Надежда даже подпрыгнула на месте, так что сосед покосился удивленно. А с чего это она решила, что больше не было никаких убийств? А неизвестная Настя Рубинина? Вдруг ее уже тоже… мешком… Ведь это Серебровская такая известная личность, что про ее смерть до сих пор на телевидении забыть не могут. А если обычную женщину убьют, то никто, кроме родных и знакомых, не узнает… Но как найти эту Настю? Конечно, это не такая распространенная фамилия, как Иванова, но Рубининых тоже может быть несколько, Надежда не может бегать по городу и спрашивать, не знает ли очередная Настя таких женщин – список фамилий прилагается.
– Что делать? – горестно вздохнула Надежда.
– Что, колбасы очень хочется? – не выдержал сосед.
– Вы это о чем? – Надежда опомнилась и поглядела на мужчину как можно строже – она не любила, когда пристают в общественном транспорте с пустыми разговорами.
– О колбасе и сардельках, – любезно пояснил сосед, – вы так алчно на них смотрите…
– Что на них смотреть, – фыркнула Надежда, – зрелище неаппетитное.