Рок. Лабиринт Сицилии - Швец Юрий. Страница 128

Гамилькар замолчал. Суффеты тоже молчали, осмысливая слова Гамилькара.

– Если ты собираешься укреплять город, значит, ты тоже не веришь в успех битвы! – ядовито заметил Масарбал Магон.

– Итоги битвы заранее могут знать только боги, ибо они могут заглядывать в будущее. Сердцем я верю в победу, но мой разум говорит мне о необходимости укрепления города. В любом случае, это не помешает! В случае осады у Масарбала Магона будет возможность укрыться от врага! Бежать можно будет только на корабле! И ещё хочу добавить! Это касается именно тебя, Масарбал Магон. Я удивлён, что столь знаменитый отвагой полководец, избежавший смерти за свою трусость и бегство с поля сражения, сидит здесь и не пытается смыть позор своего бегства в чине простого всадника на равнине Тунесса!..

Совет не смог найти контраргументы высказываниям Гамилькара и поддержал его действия. Гамилькар в этот же день объехал недостроенные бастионы города для форсирования их строительства. Также он посетил казармы и оставшиеся в них части Священных отрядов, которых оставили для обороны города. Его деятельность прервала только наступившая ночь. После этого Барка отправился в родной дом, где братья не были больше года.

Глава 23

Сражение близилось к концу. Ксантипп отвёл лакедемонян от затухающей схватки, дав самим карфагенянам закончить сражение. Ксантипп, как и было принято у лакедемонян, сам участвовал в сражении и не знал всех тонкостей случившегося столкновения. В центр съехалось много военачальников, которых одержанная безукоризненная победа не могла не вдохновить на внутреннее ликование, готовое вот-вот выплеснуться наружу… Военачальники ждали Ксантиппа, чтобы с радостью поделиться пережитыми чувствами и чувствами, переполняющими их сейчас. Они делились ими друг с другом, громко комментируя тот или иной эпизод битвы. При появлении Ксантиппа все оживились и даже двинулись ему навстречу.

– Клянусь благосклонностью Милгарта, сегодня нет для меня человека, которого я так бы не хотел обнять и поблагодарить, как тебя, славный Ксантипп! Ты величайший полководец! Слава Ксантиппу! Слава! – прокричал слова, исходившие из его сердца, Бастарт.

Этот возглас был подхвачен всеми присутствующими и трижды повторен.

– Принесите воды! Полководцу надо омыться! – приказал Форгон. – Сегодня день, когда солнце заново выглянуло над нашим городом! Ибо тень, павшая на него, отступила и рассеялась!

Ксантипп снял алый плащ, который покрылся пылью в забрызганных кровью местах и оттого стал очень тяжёлым. Лицо его сияло радостью победы, но он был немногословен.

– Большие потери слонов? – только спросил он.

– Семь слонов. Как ты и предполагал, их удар был столь мощным, что римляне не смогли оправиться от него, и поэтому сражались растерянно, без былой твёрдости.

– Послали конницу преследовать отступающих? – Ксантипп принялся обмывать тело.

– Да. Но лошади устали! Ведь всё сражение конница была главной ударной силой! – пояснил Форгон. – Пешие отряды «священников» преследуют врага! И ещё пращники и отряд Диархона отправились по следам врага. Скажи, Ксантипп, тебе нужно было обязательно рисковать собственной жизнью и биться со всеми наравне?!

Ксантипп выпрямился, одеваясь.

– Для своих лакедемонян я всего лишь их выбранный начальник и как их командир должен участвовать в сражении. Наши традиции не освобождают от этого даже царей. Они должны участвовать в битве, как равные среди равных.

Форгон покачал головой:

– Это, конечно, очень славно и отважно, но слишком безрассудно!

Со всех сторон собирались войска, закончившие подавление отдельных очагов сопротивления римлян. Вели пленных, их скапливалось всё больше и больше. Наконец, привели консула. Регул шёл спокойно, вместе с ним шли его ликторы, с которыми он благодушно беседовал. Регула подвели к группе стоящих военачальников. Он подошёл с гордым видом, стараясь казаться спокойным и уравновешенным. Хотя человеку опытному сразу бросалось в глаза, что именно это показное спокойствие, несвойственное этому человеку, и есть свидетельство бушующего пожара в груди этого человека! И только душевное насилие над собой сдерживает порывы отчаяния консула…

– Граждане Карфагена приветствуют консула Римской республики! – поприветствовал Регула Форгон, ведя речь на греческом наречии Карфагена. – Будут ли у тебя какие-либо просьбы или требования по поводу содержания в плену человека твоего ранга?

– О каком ранге ты говоришь, карфагенянин! Я в плену и поэтому перестал пользоваться привилегиями власти Римской республики. Рассматривайте меня как простого пленного римского солдата! И отношение ко мне должно быть равным отношению к другим! – Регул высокомерно оглядел карфагенян.

– Не значит ли это, что мы вправе продать тебя в рабство, как ты продал наших пленных после битвы у Адиса? – Форгон внимательно посмотрел в забегавшие глаза консула.

Глаза Регула и вправду непроизвольно забегали после слов старого стратега. Стало очевидно, что такого оборота он никак не предполагал. Одна лишь мысль о рабстве, ещё вчера совершенно не рассматриваемая, сегодня становилась практически реальной. Речь консула изменилась, он попытался словами объяснить обратное.

– Я имел в виду, что как пленный я равный среди равных, но думаю, что продажа даже бывшего консула в рабство повлечёт последствия после мер, принятых Римской республикой!

– Каковы же могут быть меры? Если ты пленён практически у черты нашего города?! Но хватит беспредметных бесед! Ты хочешь быть равным другим? Пусть так и будет!

Форгон отвернулся от консула. Регул стоял как вкопанный. Мысли его путались… он вернулся в битву… Отчаяние и бессилие овладели им! Он проклинал себя за то, что пожалел своих соратников и сдался в плен! Сейчас он ненавидел всех, и этих пуннов, и своих, из-за которых его жизнь может принять совсем иной оборот. Нестерпимая боль за будущее пронзала его сердце… В былые временна, если бы этот человек попал в его руки, он был бы распят!.. Но сейчас… Ошейник раба приводил его в трепет…

– Так что будет со мной? – спросил Регул, уже забыв о своём достоинстве.

Форгон повернулся к нему. Долго смотрел на понуро стоящего консула, потом произнёс:

– Твою судьбу решит Совет! Уведите консула!

Консула увели. Ксантипп посмотрел ему вслед. Он не принимал участия в разговоре, потому что считал, что свою роль в разыгравшихся событиях уже сыграл.

– Какие будут распоряжения, стратег? – спросил Форгон Ксантиппа.

– Принимай командование, Форгон, – Ксантипп улыбнулся. – Ты самый опытный военачальник на театре войны в этих местах! Продолжай преследование врага, пока он не сядет опять на свой флот! Я снимаю с себя командование! Я брал его только на период сражения.

– Ну что же, я понимаю тебя, Ксантипп. Это наша война и нам её завершать. Куда ты теперь?

– Меня нанял Карталон, ему и решать. – Ксантипп говорил спокойно, без лишних эмоций в голосе.

Форгон изумлялся выдержке спартанца. Если вначале в нём проглядывались какие-то нотки чувств, вызванные только что законченным сражением, то сейчас Ксантипп полностью контролировал свои чувства, не выказывая эмоций.

– Хватит вам секретничать! Пора промочить горло за достижение великой победы над грозным врагом! Пойдёмте, друзья! – Бастарт взял обоих под руки. – Сегодня надо воздать богам наши похвалы и благодарность им за их поддержку и благосклонность к нам!

Бастарт повёл их к раскинутому неподалёку шатру.

Глава 24

В городе полноправно царствует ночь. На ночном небе ни облачка. Звёзды таинственно перемигиваются друг с другом, владея каким-то скрытным, непонятным для человека языком таинственных сигналов. Их перекличка явно о чём-то говорит, но об этом знают только небесные тела, например, ближайшее к нам – Луна. Но она повёрнута к нам только своей молчаливой улыбчивой стороной, которое тысячелетиями смотрит на Землю, ничего не говоря ей! Её рассеянный свет тускло освещает окрестности, на которых проглядываются тёмными пятнами сады и виноградники, и более светлыми – поля пшеницы, бахчей, риса. Также лунный свет освещает идущую к городу дорогу, которая сквозь темноту ночи кажется совершенно пустынной, что очень несвойственно этому городу. Город живёт торговлей и по дороге к нему и днём и ночью должны спешить обозы торговцев, везя в город тысячи различных товаров. Но дорога пустынна, это свидетельствует о сложных обстоятельствах и трудностях, испытываемых городом.