Рок. Лабиринт Сицилии - Швец Юрий. Страница 3

«…Смерть… смерть безмолвный свидетель… подвигов и предательств, побед и поражений… Здесь, среди павших десятков тысяч римлян, лежат свои герои, люди с высокими помыслами и с не меньшим тщеславием, и смерть они приняли в сражении с невероятной храбростью! Хотя с той же храбростью они наносили поражения другим народам, порабощая и грабя их по воле Сената… У нас Совет суффетов и Священная Каста, там Сенат и олигархическая герусия! И здесь и там, сборище алчных людишек, из-за невероятной жадности которых люди режут глотки друг другу, порождая ненависть и месть. Месть и смерть – эти слова столь схожи, что кажется, образуют друг с другом неразрывную связь, и люди, выбрав парусом своих действий месть, так и делают, сея смерть себе подобным! Ибо месть есть изобретение человечества! Месть питается ненавистью – одним из самых пагубных чувств человечества! Природа ненависти различна, но финал всегда один – гибнет душа… Смерть же является первозданной составляющей природы, власть её безгранична и приход неизбежен! Хотя её приход не всегда осуществляется по её воле, она легко переносится остриём меча или копья, которые в свою очередь являются орудиями ненависти и мести, а также чумными морами, голодом… Но, придя к человеку, смерть навсегда избавит его и от мыслей о мести, и от ненависти, и от всех пороков и добродетелей! Она беспристрастный стиратель человеческих эмоций, она зло и добро в одном лице! Скольких врагов она помирила сегодня?! Скольких она сделала героями?! Может быть, чтобы закончить эту войну, она должна была обнять обе армии?.. Но она обняла сегодня римскую…» Тут размышления Ганнибала были прерваны прибытием Магарбала, который, поднимаясь на пригорок, где стоял в раздумьях Ганнибал, издали воскликнул:

– Клянусь милостями богини Танит, род Баркидов не забыл своё ремесло и семьдесят тысяч римлян, лежащих на этой равнине, тому свидетельство. Я приветствую сына Гамилькара и склоняю голову в честь блестящей победы, в которую вчера, если быть честным, я верил с трудом! Но сегодня утром после твоих слов мы все почувствовали такой прилив доблести, что я, клянусь садами Милгарта, подумал: «Не зря этот узкозадый верховный жрец Священной Касты Капитон, который так любит ваш род, – засмеялся Магарбал, – называет вас «отступники-чародеи»! Ты бы видел, Ганнибал, как бились мои нуммидийцы! Консульская конница была рассеяна, как пепел по ветру!

– Да, доблестный Магарбал, честь и слава твоим всадникам, их напор и быстрота были половиной нашего успеха! – Ганнибал обнял Магарбала. – Сколько пленных, Магарбал? И где консулы?

– Пленных около восьми тысяч. В основном пехота. Консула я видел только одного – бежал! Его, согласно твоему приказу, хотели догнать, но его прикрыла первая когорта. Пока сражались, консул ушёл. Судьба второго мне неизвестна.

При этих словах Ганнибал остановил на нём свой тяжёлый взгляд. Минуту он о чём-то думал, при этом было видно его волнение, потом спросил:

– Так, где же всё-таки Ганнон?

– Грабит римский лагерь, Ганнибал! – ответил подошедший к ним Теоптолем. – Гонец только что прибыл.

Лицо Барки загорелось гневом:

– Этот человек вчера на Совете обвинял меня в близорукости, убеждал в неизбежности поражения, предлагал оставить римлянам наш собственный лагерь, бежать к Равенне, под прикрытие флота, которым командует его брат Архон! А теперь он оказывается в римском лагере, несмотря на мой приказ захватить переправы через реку! – в голосе Ганнибала лязгнуло железо.

– Вчера на Совете он пёкся о наших жизнях, как он говорил! Хотя мне кажется, он заботился только о своей! А сегодня, Ганнибал, он печётся о римском золоте, чтоб ни один талант не просыпался мимо кладовых суффетов Ганнонов! – заметил испанец Креол.

– Зря ты оставил этого соглядатая и доносчика Совета у себя в войске, Ганнибал! Гамилькар на дух не переносил шпионов и избавлялся от них, как мог! Вот увидишь, он уже отправил своих гонцов с донесением о победе! Где, конечно, себе приписал одну из первых ролей! – добавил Диархон.

Ганнибал не ответил, он о чём-то думал… Лицо его, вновь приобрело своё обычное спокойное выражение:

– Ну что ж, тогда окажем честь Ганнону! – наконец произнёс он. – Теоптолем, передай Тимандру, чтобы по возвращению он принял командование конницей ветеранов. Пошли также весточку в Равенну, – продолжал Ганнибал, – командующему флотом, что его брат Ганнон отбывает завтра к нему, для сопровождения груза трофеев и золота вместе со своей тысячей всадников в Карфаген!

– Мудрое решение, Ганнибал, – вступил в разговор вновь Магарбал, – ты бьёшь им сразу двух зайцев. Теперь Ганнон не сможет пожаловаться Совету, что ты не доверяешь ему важных поручений! И в то же время ты оставляешь Совет без глаз и ушей. Клянусь мудростью Бааля! Ты бьёшь своих недругов их же оружием.

Магарбал весело засмеялся, одобрительно похлопав Барку по плечу, потом спросил:

– Что будем делать с пленными римлянами?

– То же, что и они с нашими. Переправим в Тарент, на греческие рынки рабов, – спокойно ответил Ганнибал.

– Но ведь Тарент числится союзником Рима! Ты не думаешь, что купцы, боясь гнева и мести римлян, вернут их Риму за выкуп? – недоумённо взглянул на Ганнибала Магарбал.

– Да полно, Магарбал! Ты плохо знаешь обычаи квиритов. Для Рима их больше не существует! Сдавшись в плен, они фактически потеряли гражданство, и выплачивать выкуп за дезертиров этот народ-воин не будет!

Между тем на равнину почти спустились сумерки. Воины зажигали факелы и разводили костры. Из темноты на свет факелов вышли три силуэта и, поговорив о чём-то с Теоптолемом, направились к Ганнибалу. По всему было видно, что они были давно ожидаемы, ибо, только завидев их приближение, Ганнибал тронулся им навстречу.

– Ну что? – спросил он подошедших воинов, из чего стало понятно, что они выполняли какое-то из его поручений.

– Нашли одного из консулов, Ганнибал! – ответил один из них, по-видимому, старший дозора.

– Что? – переспросил Ганнибал. – Пленён? Ранен? Убит?

В сгустившихся сумерках черты лица его были сокрыты. Но по этой реплике, интонации вопроса всем стало понятно – стратега по какой-то причине очень сильно волнует судьба консулов.

– Убит! – ответил прибывший.

– О, великие боги! – воскликнул Ганнибал. – Я же приказал довести до каждого командира – консулов не убивать! А, если возможно, взять живыми!

– Он убит снарядом из пращи, Ганнибал, в голову.

После этих слов Ганнибал замер. Некоторое время он молчал, потом резко повернулся и произнёс:

– Возьмите факелы! Я должен это видеть. Как это далеко? – обратился он к дозорным.

– Стадий двенадцать, около устья ручья.

– Ведите, – произнёс Ганнибал.

Поздний вечер. Сумерки сменились тьмой. Ночная прохлада гонит волны к берегу и с шумом разбивает их о прибрежные камни. Береговая растительность замерла до утра, приняв сказочные очертания. Ночные птицы перекликаются друг с другом какими-то таинственными сигналами. Всё покрыто мраком. Только вода небольшой речки, устье которой небольшим разливом впадает в море, светится рассеянным светом отражённого лунного диска. Этот свет, подхваченный течением, множится на бесчисленных неровностях бегущей и журчащей воды и мириадами отблесков спешит к морю. И эта холодная, грохочущая стихия гневно тушит их своими холодными гребнями прибоя.

Вдоль береговых зарослей, тянущих свои ветви к самой кромке воды, не спеша двигается с десяток светящихся точек. Огни то замирают, то тянутся друг к другу… Потом они опять расходятся и продолжают движение в сторону моря… Через некоторое время, можно было различить ржание лошадей и нестройный звук шагов пеших и конных. Люди что-то ищут…

Но вот несколько факелов соединились в один, освещая как можно большее пространство. А один, отделившийся факел, начинает делать детальные круговые движения… Это, по всей видимости, условный знак – цель найдена!