Хроники Нарнии. Том 2 - Льюис Клайв Стейплз. Страница 37
— Привет тебе, Аслан! — послышался его тоненький писклявый голосок. — Для меня очень высокая честь...
И вдруг замолчал, не договорив начатой фразы.
Он почувствовал, что чего-то ему не хватает. И действительно, у него не было хвоста — то ли потому, что Люси второпях забыла капнуть и на эту ранку, то ли потому, что эликсир мог лишь залечивать раны, но был бессилен вырастить утраченный хвост.
Свою утрату Рипишиппи почувствовал в тот самый момент, когда отвешивал поклон — возможно, без хвоста нарушилось общее равновесие его маленького тела. Он осторожно скосил глаз через правое плечо, но хвоста не увидел. Потом повернул головку, вытянул шейку и тянул ее все дальше и дальше, пока голова не повернулась на все сто восемьдесят градусов. А за головой, как вы понимаете, поворачивалось и все его тело, в том числе и задние ножки. Поэтому он никак не мог разглядеть, что же там внизу у него не в порядке. Тогда, по-прежнему глядя назад через плечо, Рипишиппи еще раз повернулся, но с тем же результатом. Только когда он трижды повернулся кругом, до него дошла ужасная истина.
— Простите меня, сир, что я позволил себе забыться в вашем присутствии, — сказал он Аслану. — Но я утратил самообладание. Покорнейше прошу вас отнестись ко мне со снисхождением за то, что я предстал перед вами в столь неподобающем виде.
— Я бы сказал, что мало кто мог предстать передо мною в столь славном и достойном виде, — отвечал Аслан.
— И все-таки, — произнес совершений убитый Рипишиппи, — если можно сделать хоть что-нибудь... Может быть, ваше величество?.. — и он низко поклонился Люси.
Та печально покачала головой.
— Неужели тебе так нужен хвост? — спросил Аслан.
— Сир, — с достоинством отвечал Рипишиппи, — разумеется, без хвоста я могу и есть, и спать, и отдать жизнь за своего короля. Но именно в хвосте заключена и красота, и честь Мыши.
— Иногда я спрашиваю себя, друг мой, — сказал Аслан, — не лучше ли было бы, если бы ты пореже тревожился о своей чести?
— О величайший из всех Верховных Королей! — отвечал Рипишиппи. — Позвольте вам напомнить, что вы даровали нам, Мышам, очень малые размеры. Поэтому, если мы не станем печься о своей чести, кому-нибудь из тех, кто привык мерять достоинство на дюймы, придет в голову позволить себе всякие шуточки на наш счет... По этой-то причине я, при любой попытке ущемить мою честь, должен довести до сведения всех и каждого, что коли они не желают узнать, каково почувствовать острие этой шпаги в нежелательной близости к своему сердцу, то лучше им — хотя бы в моем присутствии — воздерживаться от всяких глупых намеков на мышеловки, поджаренный сыр или свечки... И поэтому-то, сир, таких разговоров не может себе позволить ни одно существо в Нарнии — даже самое высокое!
Тут он бросил свирепый и прямо-таки испепеляющий взгляд вверх в ту сторону, где стоял Буристон. Но великан, возвышавшийся над толпой чуть ли не на этаж, вел себя так, будто эти слова совершенно его не касаются и он даже не замечает, что кто-то там пищит и копошится у него под ногами. Так что выпад отважного Предводителя Мышей пропал даром.
— А могу ли я осведомиться, почему все остальные Мыши явились сюда с обнаженными шпагами? — поинтересовался Аслан.
— С позволения вашего величества, — пропищал второй по рангу воин, которого звали Пипикикки, — мы ждем, когда выяснится, исцелят ли нашего господина или всю жизнь ему придется прожить без хвоста. Если выяснится, что ему ничем помочь нельзя, мы тут же отрубим наши хвосты, ибо нам будет стыдно пользоваться честью, в которой судьба отказала Величайшему из нашего племени.
Аслан рыкнул так, что все присутствующие вздрогнули. Но настроен он был добродушно.
— Ах! — сказал он. — Вы меня убедили и устыдили. Так и быть, Рипишиппи, получай назад свой хвост! Но делаю я это не ради заботы о твоей чести, а ради той любви, которую питает к тебе твой народ. А более всего в благодарность за доброе дело, которое много веков назад сделали для меня мыши. Они перегрызли веревки, которыми я был привязан к Каменному Столу. Скорее всего вы этого не помните, но именно за это я вас сделал потом Говорящими Мышами.
И не успели еще смолкнуть слова Аслана, как новый хвост уже красовался на положенном месте.
Затем, по просьбе Питера, Аслан возвел Каспиана в рыцари и даровал ему самый почетный рыцарский орден — орден Льва. Каспиан же, как только стал рыцарем сам, тотчас возвел в рыцарское достоинство Стародума, Трумпкина и Рипишиппи, а доктора Корнелиуса назначил своим лордом-канцлером. Потом, вспомнив кое- что, он подтвердил наследственное право Медведей Горбачей на должность маршала королевских турниров. Все эти назначения и пожалования встречались оглушительными аплодисментами старых нарнианцев.
После этого вспомнили о новых нарнианцах, то есть о тельмаринских солдатах. Под надежной стражей, но без побоев и насмешек, их отвели в Беруну. Когда надо было идти через Реку вброд, они подняли много шуму, потому что боялись воды не меньше, чем леса. Разместили их в складах и подвалах, надежно заперли, но предварительно выдали им говядину и пиво. Но вот все досадное и неприятное было сделано, и можно было наконец перейти к самой радостной части этого длинного дня...
Люси, уютно устроившись рядом с Асланом и чувствуя себя божественно хорошо, старалась понять, что делают Деревья. Сначала она решила, что они снова принялись танцевать. И действительно, они все встали в широкий круг и медленно плыли в хороводе, сделав два полных оборота — один слева направо, другой справа налево. Но Люси заметила, что они как будто бросают что-то наземь, в самый центр круга. Все это выглядело странно, казалось, что Деревья то срывают с себя пряди зеленых волос, то отламывают ветки-пальцы. Впрочем, думала Люси, у Деревьев такие густые волосы и такое множество пальцев на руках, что они не почувствуют потери, если поделятся с остальными. Все, брошенное вниз, касаясь земли, превращалось в хворост и сухие сучья.
Потом вперед выступили несколько Красных Гномов. Они достали свои коробочки, в которых хранились огниво и трут, и подожгли гору хвороста. Сначала затрещали сучья, потом ослепительно вспыхнуло пламя, и вся гора загудела хорошим лесным костром, который в давние времена принято было устраивать в Нарнии в ночь летнего солнцестояния. Все расселись вокруг костра, образовав широкий круг.
Затем начали танец Вакх, Силен и менады — более быстрый и буйный, чем танец Деревьев. Люси вскоре поняла, что они плясали не просто ради красоты и потехи (хотя всего этого в нем хватало). Это был волшебный танец изобилия. Везде, где ступали их ноги и куда дотягивались руки, тотчас появлялось угощение для роскошного пира — куски жареного мяса, наполнявшего всю рощу восхитительным запахом, печенье из пшеничной муки и овсяное печенье, медовые соты и горы ячменного сахара, сливки, густые, как овсяная каша, и свежие, как родниковая вода, персики, абрикосы, гранаты, груши, гроздья винограда, клубника, малина — целые пирамиды и каскады самых отборных ягод и фруктов. Потом появилось вино, налитое в огромные деревянные чаши, кубки и даже миски. Вино было на любой вкус: темное и густое, как сироп из тутовых ягод, прозрачно-красное, как растаявшее желе из красной смородины, бледно-желтое и зеленое, желтовато-зеленое, и зеленовато-желтое, и сладкое, и прохладно-терпкое...
Но для Древесного Народа угощение подавалось отдельно. Люси увидела, как Глубокоп и другие Кроты снуют по земле среди травы и копают землю в самых неожиданных местах, которые указывал им Вакх. Поначалу она не поняла, чем они занимаются. Но затем, увидев, как к этим местам направляются Деревья и начинают есть землю, слегка содрогнулась. Впрочем, стоило ей приглядеться, какую землю подносят Деревьям, и у нее возникло совсем другое чувство. Сначала Деревьям поднесли роскошный коричневый суглинок — на вид точь-в-точь, как шоколад. (Он был так похож на шоколад, что Эдмунд даже попросил себе кусочек попробовать. Правда, судя по всему, он пришелся Эдмунду не по вкусу). Слегка заморив червячка этим суглинком (он, по-видимому, был для Деревьев чем-то вроде холодной закуски или салата), они принялись за обильные порции земли совершенно иного сорта, почти совсем розовой — такую можно увидеть в Сомерсете, — Деревья говорили, что она намного легче усваивается, да и на вкус гораздо приятнее. Вместо сыра им подали мел, а на десерт в качестве конфет и иных сладостей — тончайший гравий, обсыпанный серебристым песком. Они выпили много вина, отчего стали очень разговорчивыми, особенно Падубы. Но их можно было понять, ведь до этого им приходилось утолять жажду лишь легким напитком, представляющим смесь росы и дождя, приправленную нектаром из лесных цветов да воздушной пеной нежнейших облаков...