Хроники Нарнии. Том 1 - Льюис Клайв Стейплз. Страница 69

 Слышать все это было очень неприятно. К тому же Шаста чувствовал, что молодой король — самый хороший человек из всех взрослых, каких он знал до сих пор, и ему хотелось понравиться ему.

 Иноземцы вели его, крепко держа за обе руки, по какой-то узкой лестнице. Потом они немного спустились вниз по этой лестнице, затем поднялись вверх по другой и вышли прямо к двери в высокой белой стене, возле которой возвышались кипарисы. Пройдя в дверь, Шаста очутился во дворе, скорее достойным называться садом. Посреди двора был мраморный бассейн с прозрачной водой, подернутой рябью из-за соседнего фонтана. Струи фонтана широким веером взлетали вверх и падали обратно. Вокруг бассейна расстилалась лужайка с ровной густой травой. Здесь росли апельсиновые деревья, а белые стены, окружавшие двор, были украшены вьющимися розами. Шум, пыль и толчея улицы сразу исчезли, словно их и не бывало. Шасту быстро провели через сад.

 Глашатаи остались снаружи, а мальчик и его сопровождающие вошли с темную дверь. Его вели по коридорам с восхитительно прохладным каменным полом, по которому так приятно было ступать босым горячим ногам. Потом они начали подниматься по лестнице. И вот он уже стоял, растерянно моргая, в просторной, полной света и воздуха комнате, с широко распахнутыми окнами. Окна выходили на север, так что в комнату лучи солнца не проникали. Пол был покрыт ковром такой чудесной расцветки, какой он в жизни не видел. Его ноги утопали в нем, будто он ступал по густому мху. Вдоль стен тянулись низкие диваны с множеством подушек. Комната была полна народу. Шаста сразу увидел, что среди этих людей есть очень странные особы, но обдумать это не успел, потому что перед ним оказалась дама — да такая красивая, что он и не предполагал, что возможна подобная красота. Дама эта поднялась с дивана, кинулась ему навстречу, обняла и принялась его целовать, приговаривая:

 — Ах, Корин, Корин, как ты мог? Ведь мы были такими друзьями с тех пор, как умерла твоя мать! Что бы я сказала твоему царственному отцу, если бы ты не нашелся, и нам пришлось бы вернуться без тебя? Из-за этого могла бы начаться война между Арченландом и Нарнией — а ведь наши народы дружны с незапамятных времен! Неужели ты хотел этого? Нехорошо, очень нехорошо, дружок, что ты так поступил с нами!

 "Выходит, — подумал Шаста, — что они меня приняли за принца Арченланда — если есть такой на свете. А это, наверно, нарнианцы. Интересно, где же тогда сейчас настоящий Корин?"

 Но сколько он ни думал, ему не удалось придумать ничего, что можно было бы сказать вслух.

 — Где же ты был, Корин? — спросила его дама, не снимая руки с его плеча.

 — Я... я не знаю, — с трудом выдавил из себя Шаста.

 — Вот так-то обстоит дело, Сьюзен, — сказал молодой король. — Мне не удалось ничего из него вытянуть — ни истины, ни лжи!

 — Ваши величества! Королева Сьюзен! Король Эдмунд! — заговорил кто-то рядом. Шаста обернулся, чтобы взглянуть, кто это, и от удивления и невольного испуга чуть не задохнулся.

 — Это была одна из тех странных фигур, которых он приметил краем глаза, когда входил в комнату. Только теперь Шаста увидел, до чего же она странная. От пояса и выше это был человек, но ниже все заросло шерстью, как у козла, да и сами ноги были козлиные, с маленькими раздвоенными копытцами. У существа были хвост, правда, длиннее, чем полагается козлу. Кожа у него была красноватой, на голове — курчавые волосы, откуда выглядывали маленькие рожки. Была и бородка — коротенькая и острая.

 Это был фавн, существо, которого раньше Шаста не видел даже на картинках и не слышал, что на свете бывают такие. Если вы читали книгу под названием “Лев, Колдунья и платяной шкаф”, то, наверно, вам будет приятно узнать, что это был тот самый фавн по имени Тумнус, которого Люси, сестра королевы Сьюзен, встретила в первый день пребывания в Нарнии. Теперь, разумеется, он был намного старше, потому что к тому времени, о котором мы ведем рассказ, Питер, Сьюзен, Эдмунд и Люси пробыли королями Нарнии уже много лет.

 — Ваши величества! — сказал фавн. — Наш маленький принц слишком долго пробыл на солнце. Вы поглядите на него! У него наверняка солнечный удар. Он действительно не понимает, где он был и куда попал сейчас.

 После этого Шасту сразу перестали бранить и расспрашивать, а тотчас же уложили на диван, на мягкие подушки, напоили ледяным шербетом и велели лежать спокойно и не волноваться.

 Ничего подобного Шаста не испытывал никогда в жизни. Раньше он и вообразить не мог, что можно лежать на диване, столь мягком и удобном, как этот, или пить столь восхитительно вкусный напиток, как этот шербет. Но его по-прежнему мучил вопрос, что случилось с остальными. И вместо того, чтобы наслаждаться, он думал, как бы ему сбежать отсюда и встретиться с друзьями у Гробниц. К тому же он боялся, что с минуты на минуту может явиться настоящий Принц. Но лежать было так уютно, что понемногу все эти заботы стали казаться ему не такими и срочными. Он уже думал о том, как попозже, может быть, еще принесут что-нибудь вкусное, он поест и тогда обдумает все как следует.

 Он с прежним интересом разглядывал тех, кто присутствовал в этой прохладной и свежей комнате. А поглядеть было на что. Кроме фавна, там находились еще два гнома (которых он тоже никогда раньше не видел) и один очень большой ворон. Остальные — люди, взрослые, но молодые и красивые. У всех, как мужчин, так и женщин, были очень приятные лица и голоса — намного приятнее, чем у калорменцев. А вскоре Шаста услышал такое, что начал с живым интересом прислушиваться к разговору.

 — А теперь, сударыня, — сказал король, обращаясь к королеве (той самой даме, которая целовала Шасту), — мне нужно знать, каковы ваши намерения. Мы прожили в этом городе уже три недели. Принимаете ли вы предложение вашего темнолицего поклонника, принца Рабадаша?

 Дама покачала головой.

 — Нет, брат мой, — отвечала она. — Даже за все сокровища Ташбаана!

 "Вот оно что! — подумал Шаста. — Хотя они король и королева, но не муж и жена, а брат и сестра".

 — Я очень рад, сестра, — сказал король. — Если бы вы согласились, я не смог бы любить вас, как прежде. И теперь я могу сказать вам, что когда он впервые прибыл в Нарнию, как чрезвычайный посол Тисрока, да и позднее, когда он гостил у нас в Каир-Паравеле, меня немало удивляло, как он смог тронуть ваше сердце и как вы могли выказывать ему благосклонность.

 — Это был всего лишь глупый каприз, Эдмунд, — промолвила королева Сьюзен, — и мне остается теперь лишь умолять вас о снисхождении. Может быть, меня извиняет то, что пока этот принц гостил у нас в Нарнии, он вел себя совсем иначе, нежели здесь, в Ташбаане. Вы ведь сами были свидетелями подвигов, которые он совершил на великом ристалище. И вы сочувствовали ему, когда брат наш, Верховный Король, опрометчиво выказал ему свой гнев. Вспомните, каким кротким и учтивым был он на протяжении всех семи дней. Но здесь, в своем городе, он показал нам совсем другое лицо.

 — Крак! —сказал Ворон. — Еще в старину говорили: суди медведя по тому, каков он в своей берлоге!

 — Ты прав, мой дорогой Желтолап, — согласился один из гномов. — И у нас есть поговорка: хочешь меня знать — приходи и поживи со мною.

 — Да, — произнес король. — Здесь-то мы увидели его без маски. Он самый надменный, кровожадный, расточительный, бессердечный и самонадеянный деспот, каких еще, наверное, не рождалось в этом мире.

 — В таком случае — во имя Аслана! — воскликнула Сьюзен. — Давайте немедленно покинем Ташбаан! Сегодня же!

 — Теперь это будет не так-то просто, Сьюзен, — сказал король Эдмунд. — Теперь я могу открыть то, о чем молчал все эти дни. Перидан, будь так добр, присмотри за дверью, чтобы никто не мог нас подслушать. Там все в порядке? Хорошо. Потому что речь пойдет о вещах, требующих строжайшей тайны.

 Лица всех присутствующих стали очень серьезными. Королева Сьюзен вскочила и бросилась к брату.

 — Ах, Эдмунд! — вскричала она. — Ты меня пугаешь. Какое у тебя лицо!