ОНО - Кинг Стивен. Страница 50

— Класс! Здорово! — Он горячо обнял мать и звучно чмокнул ее в щеку.

Она улыбнулась, кивнула ему в ответ; ей было приятно, что часы ему понравились. Но тотчас же лицо ее вновь стало серьезным.

— Надень и носи. Не забывай заводить. Смотри не потеряй.

— Нет, что ты!

— Теперь у тебя свои часы, и ты не должен опаздывать. Помни, что я сказала: если ты не придешь домой вовремя, я позвоню в полицию, и тебя будут искать. Во всяком случае, пока они не поймают этого негодяя-детоубийцу, не смей опаздывать ни на минуту. Иначе я сразу звоню в полицию.

— Хорошо, мама.

— Мне не нравится, что ты разгуливаешь один. Ты не дурак и конфеты от незнакомых людей принимать не станешь, в чужие машины не сядешь. Для своего возраста ты уже многое понимаешь и умеешь, но любой взрослый, особенно сумасшедший, легко справится с тобой, если он того захочет. Когда пойдешь в парк или библиотеку, один не ходи. Обязательно с кем-нибудь из друзей.

— Хорошо, мама.

Она снова посмотрела в окно, и у нее вырвался вздох, исполненный неприкрытой тревоги.

— Ужасно, если этот кошмар будет продолжаться. Как бы то ни было, у нас в городе не все ладно, отвратительный городишко. Я всегда так считала. — Она обернулась к сыну, нахмурила брови. — Ты такой бродяга, Бен. Где только тебя не носит. Ты, верно, знаешь каждую подворотню. Что, скажешь, не так? Уж во всяком случае, в центре.

Бену вовсе не казалось, будто он знает каждую подворотню, но кое-что он все-таки видел, уж подворотен, во всяком случае, немало. Он был так восхищен неожиданным подарком, что, вероятно, согласился бы с матерью, даже если бы она сказала, что в музыкальной комедии о второй мировой войне роль Гитлера следует дать Джону Уэйну.

— Ты ничего не замечал такого, как бы это сказать? — спросила мама. — Ничего подозрительного на улицах? Что-нибудь необычное? Может, что-нибудь тебя напугало?

На радостях от такого подарка, чувствуя любовь к матери и благодарность за ее заботу, которая в то же время отчасти пугала его своей неприкрытой одержимостью, Бен едва не сказал ей о том, что случилось минувшим январем.

Он уже раскрыл рот, но затем что-то, какая-то сверхчувствительная интуиция удержала его от откровений.

Что это было? Интуиция. Ни больше ни меньше. Даже дети могут время от времени сознавать ответственность любви, понимая, что в некоторых случаях проявить доброту значит промолчать. Отчасти поэтому Бен удержался от откровений. Но была и другая причина, менее благородная. Мама может быть очень суровой. Она может командовать им. Она никогда не называла его «толстым», «жирным», вместо этого она говорила «большой», иногда подразумевая под этим «взрослый». Когда на столе оставался недоеденный ужин, она часто приносила эти остатки Бену в то время, когда он смотрел телевизор или делал уроки, и он ел, хотя в глубине души ненавидел себя за это, но никогда это чувство не распространялось на мать, ставившую перед ним тарелки с едой; Бен Хэнском никогда не осмелился бы ненавидеть мать; Бог покарал бы его на месте за такое чудовищное, неблагодарное чувство. Но быть может, в самых отдаленных глубинах сознания, еще более смутно, Бен догадывался о мотивах, которые побуждали мать постоянно давать ему еду. Любовь ли это? Может быть, нечто другое? Нет, не может быть. И все же… — размышлял он. Очевидно, она не знает, что у него нет друзей. Это заставляло его питать к матери недоверие: он не знал, как она прореагирует, если он расскажет ей о том случае, произошедшем с ним в январе. Если, конечно, тогда ему не померещилось. Приходить домой в шесть и сидеть дома, может, не так уж плохо. Можно читать, смотреть телевизор

(есть за обе щеки)

строить дома из игрушечных бревен. Но сидеть взаперти весь день — хуже некуда. А если он расскажет матери, что он видел или же что ему почудилось тогда, в январе, мать может заставить его сидеть дома все дни напролет. Итак, по самым разным причинам Бен умолчал о том случае.

— Нет, мама, — сказал он. — Просто мистер Маккиббон копается в чужих отбросах.

Мать рассмеялась: ей очень не нравился мистер Маккиббон, республиканец и «христосик», как она его называла. И после смеха тема была исчерпана. В ту ночь Бен долго не мог уснуть, но он уже не чувствовал беспокойства, что он останется сиротой и судьба закинет его невесть куда. Он лежал в постели, смотрел на луну в окне, свет ее струился по покрывалу и полу; Бен чувствовал, что его любят, что он в безопасности. Он поминутно подносил часы к уху и слушал, как они тикают, подносил к глазам и восхищенно любовался светящимся циферблатом.

Наконец он погрузился в сон. Ему приснилось, будто он с ребятами играет в бейсбол на пустыре за стоянкой грузовиков. Он только что провел превосходный удар, товарищи окружили его толпой, начались поздравления, его дружески подталкивали, похлопывали по спине. Игра закончилась, его подхватили на руки и понесли туда, где лежала экипировка. Во сне Бена буквально распирали гордость и другие самые счастливые чувства… Потом он бросил взгляд на другую половину поля, где была проволочная ограда, за ней начинался поросший сорняками участок, спускавшийся к Пустырям. Там, среди высокой травы и кустов, наполовину скрытая, стояла какая-то фигура. На одной руке у незнакомца была надета белая перчатка, этой рукой он держал связку воздушных шаров — красных, желтых, синих, зеленых. Другой рукой он манил Бена. Лица его Бен не видел, зато заметил на незнакомце мешковатый костюм с большими оранжевыми пуговицами-помпонами и болтающийся желтый галстук.

Это был клоун.

— Плавильно, блатец клолик, — нарочно картавя, произнес голос-призрак.

Утром Бен не мог припомнить свой сон, но подушка оказалась такой влажной, точно Бен проплакал всю ночь.

7

Отогнав от себя мысль о плакате, призывавшем помнить о комендантском часе — точно так собака отряхивается после купания, — Бен подошел к столу заказов в детской библиотеке.

— Здравствуй, Бенни, — приветствовала его миссис Старрет. Подобно школьной учительнице миссис Дуглас, она искренне любила Бена. Взрослые, особенно те, в чьи служебные обязанности входило воспитание и обучение детей, обычно любили Бена, потому что он был неизменно вежлив, говорил тихо, почтительно, был задумчив, иногда забавен, всегда при этом оставаясь тихоней. По этим же соображениям большинство ребят считали зазорным находиться с ним рядом.

— Что, уже надоели каникулы?

Бен улыбнулся. Эта шутка была типичной для миссис Старрет.

— Нет еще, — ответил он. — Ведь летних каникул прошло всего лишь час семнадцать минут. Предоставьте мне еще один час.

Миссис Старрет рассмеялась и прикрыла рот ладонью, чтобы не было слышно. Она спросила у Бена, не желает ли он присоединиться к летней программе по внеклассному чтению. И Бен изъявил готовность. Она дала ему карту Соединенных Штатов, и Бен учтиво поблагодарил миссис Старрет.

Затем он направился к стеллажам, то и дело доставал книги и, просмотрев их, аккуратно ставил на место. Выбирать книги — дело серьезное. Выбирать надо тщательно. Взрослым выдавали на руки неограниченное количество, но дети могли взять на дом не больше трех. Выберешь дрянь — и ничего не поделаешь, не поменяешь.

Наконец он остановил свой выбор на трех: «Бульдозере», «Вороном скакуне» и — третью он выбирал наугад, вслепую — на «Горячем жезле», написанной неким Генри Фелсеном.

— Тебе может не понравиться эта книга, — заметила миссис Старрет, проштамповав бланк. — Потоки крови, убийства. Я настоятельно рекомендую ее подросткам, особенно тем, которые только что получили водительские права. Она заставляет их задуматься. Мне даже кажется, после нее они целую неделю как минимум стараются не превышать скорость.

— Ну, я проглочу ее за один присест, — сказал Бен и понес книги к одному из столов подальше от Детского уголка, где тем временем тролль под мостом нагонял на детишек страх и трепет.

Какое-то время он читал «Горячий жезл», и она оказалась совсем не «хилой». Хорошая книга. Один парень классно водит машину, но вредный тип из дорожной автоинспекции всегда норовит его оштрафовать. Бен узнал, что в штате Айова нет ограничения скорости на дорогах. Интересно, ничего не скажешь.