Короткие истории. Тексты (СИ) - Хлямин Леонид. Страница 2

…И безвольная сутулая фигура черной тучей повисла над картой боевых действий…

А как вы хотели?..

Я сказал Лехе Кострову:

- Будем у тебя устраивать оргии?

- Да, - ответил Леха. – Только аккуратнее. А то у меня сервант…

Если завтра война, то меня не возьмут, потому что я буду задействован на детских утренниках в роли черепахи, - сказал про меня Антоха.

На стройке. Старый строитель и начальник участка разговаривают:

- Зарплату дашь?

- Не дам!

- Кирпичи, пошли со мной!

- У тебя как мама записана в телефоне?

- Ну, так и записана – мама.

- А у меня записана – Слава Гордей.

Были летом на даче у Толика.

Вторая половина июля. Пошли на Волгу.

Приходим, - вода уже вся зацвела, как в болоте.

- Ну вот, - говорю, - на той неделе приходили, еще чисто все было, а теперь - вот...

Толик стоит рядом, прикуривает.

Молчим. Думаем.

- Да, ладно, пошли, - говорит Толик.

- Куда?

- Назад, на дачу.

- А купаться? Вон сколько же шли сюда!

- Да ладно, в следующем году искупаешься, - невозмутимо говорит Анатоль, затягиваясь дымом.

- Ты один, но тебя сразу много. Ты – это как десять человек одновременно, Леньк, - говорил мне кто-то.

Дедушка с отцом как-то пошли пить пиво. На дворе – начало восьмидесятых. Пиво тогда продавалось в зеленых крашеных железных будках на улицах. Будки эти – отдаленное подобие нынешних ларьков. Они подошли, спросили, - но оттуда, из будки, не ответили. Дедушка спросил еще раз. То же самое. Опять. Ноль ответа. Тогда он взял, ухватился снизу за железку, и перевернул ее вместе с торгашами внутри. И ничего ему за это не было. Он ветеран. Раньше ветеранов уважали…

- «Доблестные кретины и легендарные негодяи» - называл курсантов мой друг Анатолич.

Николай Николаевич был похож на братка из 90-х с растопыренной козой: небольшого роста, круглый весь, лицо реально бандитское, преподает физкультуру.

- Ничего, и не такие вещи в органические удобрения превращали! – говорил он часто.

Зашел у нас разговор про педофилию. Ну, на тему того, что сейчас раздули эту кампанию, которая стала похожа на поимку ведьм в средние века. Всех обвиняют и всех записывают в педофилы, особенно нас, преподавателей.

Черняев: И как узнать педофил человек или нет?

Файзуллин: Смотря, что он делает.

Черняев: А если он ничего не делает?

Файзуллин: Все равно педофилом объявят и исключат из учебного заведения. Вот ты, - может педофил!

Далис Валерий Сергеевич вступает в разговор: А с чего ты взял-то?

Файзуллин: А лицо у тебя какое-то такое... педофильское…

«Офицерская честь» - павший афоризм, а фраза - «человеческое достоинство» - вызывает дикий хохот, так смеются пьяные проститутки, когда с ними вдруг говорят о любви, - писал А. Покровский.

Усатов очень увлеченно по нескольку раз рассказывал о том, как у них обстояли дела на Украине. В детско-юношеский лагерь приглашали периодически милиционера-участкового, который курировал их территорию. Он приходил, осматривал, давал добро на дальнейшую деятельность и уходил. Но просто так он этими делами не занимался, - отказывался, и не всегда был в духе. Поэтому зампредседателя предложил председателю лагеря пригласить участкового и попросту напоить его. Зам разузнал где-то, что если милиционера напоить, то он «даст добро» и все подпишет. Эта процедура повторялась дважды в год или в полгода.

- И вот они сидят за столиками пьют. Председатель, зам и милиционер. На первый раз все прокатило, милиционер прилично выпил и отчалил восвояси.

На другой раз все вышло иначе. Милиционер сидел за теми же знакомыми столиками вместе с председателем, замом и пил. Его угощали. Потом его угостили еще. Потом переместились в детскую беседку, затем в летний домик. В конце вечера, - рассказывает Усатов, - иду, - смотрю, возле пивного ларька в пыли лежит фуражка милицейская, и неподалеку от ларька, возле забора лежит тот самый милиционер. Зам и председатель его так напоили, что после этого случая милиционер больше не приезжал с проверками. Говорят, - на время забыли о проверках, а после – уже присылали другого проверяющего. Тот, вроде не пил.

Усатов с гордостью рассказывал про одного товарища: «Он был чемпионом СССР по боксу армии среди стран Варшавского Договора»

Ходят выпить только мерзкие мужички, которые боятся своих жен, я же, если пью, то предпочитаю, как правило, нахуяриваться.

Да у меня и жены нет…

- Как Костику выдали права на машину? Он же больной совершенно!

- Ну тебе же диплом о присуждении степени как-то выдали!

Одной немке я сказал:

- На девятое мая мы разорим сорок немецких могил.

Почти начало стихотворения какого-нибудь…

Да и вообще, - пусть пиздуют к себе, обратно в Немецию.

Андрей про меня сказал кому-то, естественно чтобы приколоться:

- Вон, Леня диссертацию защитил! Но, тем не менее, ему это не мешает в лифте кнопки говном мазать!

К одной моей фотографии знакомая оставила комментарий:

- Но! Но! Но! Не забывайтесь, конгломерат маргиналов! Вас засудят за ваши сходки!

На этом фото мы проводим какой-то квартирник…

Разговор с одной американкой.

Она – в прилично подпитом состоянии.

Спрашиваю:

- Do you have a boyfriend?

Отвечает:

- Oh, no! usually he has me.

Потом мне сказали, что у них это такой прикол повсеместный.

Ваня Безрук написал для меня, и про меня два коротких стихотворения. Вот они:

Среди потоков черной

грязи

Выронил поэт свое

сердце –

Не донес его до народа.

Отличное стихо, на мой взгляд!

И еще одно. Тоже про меня:

Среди постельных сцен

И наготы столичного прилавка

Он на поруках бедноты

Вел диалоги с бесноватым рабством

В моменты острой социальной тошноты

Он выбегал нагой, и танцевал в парадной.

- Лежите тихо, - говорит Виталик двум чувакам, - смотрите в небо.

А потом они скажут своим бабам, что бились за правое дело. Не верьте им.

Еще говорят, что работать тяжело первые пять лет. Потом привыкаешь. Чудовищная же ломка личности, а!?

- У вас нет газеты случайно, чтоб завернуть?

- Что?

- Ну газеты, чтоб завернуть. Желательно «Наш город» или «Вечерний Тбилиси».

- «Наш город», - вряд ли, - говорю, - а вот «Вечерний Тбилиси» - я поищу…

Все ответы мы как раз найдем, в «Вечернем Тбилиси»...

Безысходность - она как дом напротив.

…И в ней не было совсем ничего красивого, скорее; но она так часто ходила по лестнице вниз курить, что он заметил всю ее отсутствовавшую красоту, которая, несомненно, была. Была же!

Есть в ней нечто, что глядя на нее, у него не приходило в голову никаких таких мыслей. Совсем.

Сила притяжения ее совершенно чиста.

Наверное, я навсегда запомню эту татуировку на твоем почти подростковом локте.