Самый дождливый октябрь - Комарова Ирина Михайловна. Страница 36
– Варварой? – Хахалев еле заметно прищурил глаза, и я поняла, что мой вопрос ему не понравился. Очень не понравился. – С чего вы взяли?
– Так ведь у вас с ней ссора была, на следующий день, после ограбления. Из-за чего, кстати?
Олег Викторович моргнул. На мгновение, его лицо превратилось в плохо сделанную, невыразительную маску, а голубые глаза стали совершенно рыбьими. Потом Хахалев еще раз моргнул, ожил и уставился на меня с очень достоверно изображенным, прямо-таки, искренним, изумлением.
– Риточка, милая, о чем вы? Я вообще противник конфликтов, они мешают работе. А уж ссора с секретаршей? Вам не кажется, что это просто вульгарно?
– Но вы кричали на нее, – напомнила я.
– Кричал? Разве? Не помню. С чего вы вообще взяли, что я на кого-то кричал? Тем более, на Варвару!
Я выпрямилась, демонстративно перелистала несколько страниц блокнота, заглянула в записи и официальным тоном заявила:
– Сведения получены из надежного источника.
– Не иначе, это наши милейшие дамы вам насплетничали, – он издал короткий нервный смешок. – Даже не буду спрашивать кто, они все горазды косточки перемывать. Только имейте в виду, они все болтушки неимоверные. Катя, та просто несет всякую ахинею и сама себя не слушает. Если это она вам наговорила, просто не обращайте внимания. Она вообще любительница посплетничать. А так же не брезгует подслушивать и подглядывать. Такой способ получать информацию для сплетен очень удобен, но когда слышно плохо, Катя просто придумывает.
– А если это не Катя?
– Тогда Зинаида Григорьевна. Она, конечно, женщина славная, но понимаете, муж пьющий. Можно считать, что мужика в доме нет. Вот и развлекается фантазиями разными – сны отгадывает, инопланетян ищет. Ей бы любовника хорошего завести, чтобы некогда было о всякой ерунде думать… – Хахалев бросил на меня косой взгляд. – Или это не она? Маша? Эта тоже может. Творческая личность, воображение у нее знаете, как развито? Напридумывает ерунды и сама же в свои бредни верит.
– Еще Изабелла Константиновна могла сказать.
– Нет! Нет, в это я никогда не поверю. Белла Константиновна руководство обсуждать не привыкла. Наверняка, она с вами вчера разговаривать отказалась! Так и было, правда?
– Она не отказывалась, – неуверенно возразила я.
– Но и говорить не стала! – обрадовался коммерческий директор. – А сегодня, специально, инвентаризацию устроила, чтобы с вами не встречаться. И Катю с собой утащила! Жалко, что Зинаида Григорьевна с Машей ей не подчиняются.
– Тем не менее, – я решила проявить настойчивость. – Именно позавчера, в конце рабочего дня, вы кричали на секретаршу, и даже руками размахивали.
– Господи! Хотя бы, в том, что я ее избил, меня не обвиняют?
– Нет, только кричали. Вспомнили?
– Я не говорю, что никогда не повышаю голос, но кричать? Когда, вы говорите, это было?
– Позавчера, – терпеливо подсказала я.
– Позавчера… позавчера… – Хахалев неожиданно просиял: – Ах, вот вы о чем! Да, признаю, в тот момент я был с Варварой несколько резок. Но поймите и меня! И так нервы на пределе, а тут еще эта… вы меня извините, если я признаюсь: наша секретарша интеллектом не блещет. Насчет исполнительности и аккуратности, тоже, не перебор. Зато характер – отвратительный. Она кое-что напутала в бумагах, которые я просил подготовить, потом выяснилось, что она забыла сделать важный звонок, который я ей поручил… Поверьте, тут и святой не выдержал бы!
– Странно, – я постаралась, чтобы мои слова прозвучали бесхитростно: никаких намеков, никакого «двойного дна», просто вопрос наивной барышни. – А Петр Кириллович охарактеризовал мне Варвару, как опытную и дисциплинированную секретаршу.
– Петр Кириллович вообще склонен идеализировать людей, – снисходительно усмехнулся Хахалев. – Разве вы этого еще не заметили?
Я подавила желание вежливо намекнуть, что и о своем заместителе Черников, помнится, отзывался в самых превосходных степенях. Не стоит опускаться до мелкой пикировки.
– Давайте теперь поговорим о вчерашнем дне. Чем вы занимались?
– Какие странные вопросы вы задаете, – в голубых глазах, устремленных на меня, ни тревоги, ни даже беспокойства, только легкое любопытство. – Вчера, слава богу, никого не ограбили, так что я работал, как обычно.
– А чуть подробнее, можно? Примерно так: пришел на работу к девяти, до одиннадцати находился в своем кабинете, в одиннадцать пошел на кухню, пить кофе…
– Я понял, понял, – засмеялся он. Очень хорошо засмеялся, по-настоящему весело и добродушно. И выглядел при этом настолько привлекательно, что я, наконец, поняла Нину. Наверное, с ней он тоже часто так смеется. А Гошка, балбес, просто ревнует и придирается, тут и говорить не о чем! – Только все выглядит немного по-другому. Я пришел не к девяти, а около десяти. Поскольку я второе лицо в фирме, то могу позволить себе небольшие отступления от трудовой дисциплины. А после девяти на работу добраться проще: час пик прошел, пробок уже нет. И кофе, в одиннадцать, на кухне я не пью. Опять-таки, использую свое служебное положение. Варвара варит мне персонально и не в определенное время, а тогда, когда мне хочется. Я же не собака Павлова, чтобы кофе по часам принимать.
Я снова удержалась и не спросила, считает ли Олег Викторович собаками Павлова остальных, нижестоящих сотрудников. Им-то для кофе отведено определенное время: хочешь, не хочешь, а пей! Вместо этого, я снова попросила его описать вчерашний день. Хахалев развел руками, дескать, чего не сделаешь для дамы, и мило улыбнулся. Больше не отвлекаясь, он коротко и четко перечислил, чем занимался и где находился в рабочее время. Вопрос о вечерних занятиях, снова вызвал его удивление.
– А это вас, с какой стати интересует? Допустим, у меня было свидание.
– Допустим, или было?
– Послушайте, Риточка… извините, – он не успел договорить, зазвонил сотовый. Хахалев достал из кармана телефон, нажал кнопку. – Слушаю. Да. Что? Но почему вы… нет. Нет, я сказал. Нет. Я сейчас сам приеду и разберусь. Все. Да, ждите, и ничего не предпринимайте. Все, еду!
Он убрал телефон и хмуро посмотрел на меня.
– Извините, у меня появились некоторые проблемы. Я должен срочно уехать.
– Что-то по работе? – посочувствовала я, поднимаясь с места.
– А? Нет. Это… это личное. Семейное. Простите, я тороплюсь.
Олег Викторович не вытолкал меня из кабинета, воспитание, все-таки, не позволило, но был весьма недалек от этого. А когда я, проходя мимо, слегка качнулась и чувствительно зацепила его левое плечо, отодвинулся с заметным неудовольствием и поморщился. Но я бы не поручилась, что от боли, скорее это было раздражение, смешанное с нетерпением.
Хахалев запер дверь, бросил Варваре, что, возможно, сегодня уже не вернется, и исчез. Я осталась в приемной, рассеянно глядя на секретаршу и перебирая в уме основные пункты нашего разговора. Судя по всему, коммерческий директор никак не мог иметь отношения непосредственно к ограблению – весь день он провел с Черниковым. Но у меня нет сомнений, что он знал код сейфа или, хотя бы, догадывался. Правда, я не успела выяснить, был ли он знаком с Валей, и не ему ли она звонила вчера днем… хотя, с чего бы ему? Я же только что пришла к выводу, что сам он в ограблении не участвовал, значит и шантажировать его нечем.
Потом мои мысли плавно закружились вокруг самой личности Хахалева. Все-таки, у Нины странный вкус. Олег Викторович, ничего не скажешь, и видный, и симпатичный, и при должности – пусть на игрушечной фирме, но коммерческим директором. И смеется хорошо. Но какой-то он… не знаю, как объяснить. Вроде, и жуликом не выглядит, и скользким типом его не назовешь, но эта его снисходительная усмешка: «Петр Кириллович склонен идеализировать людей»! Нет в Хахалеве надежности, вот что. Не вызывает он у меня того безоглядного, нерассуждающего доверия, как тот же Гошка или Витька Кириллов. Да-да, как бы я на Витьку ни злилась, сколько бы ни утверждала, что терпеть не могу этого типа, но в нем я уверена, он надежен, как скала. А Олег Викторович… моя мама, глядя на выступающих по телевизору политиков, иногда делает вывод: «Неприятный тип. Глаз у него нехороший». Вот и Хахалев производит на меня точно такое же впечатление – глаз у него нехороший.