Драмы - Штейн Александр. Страница 23
Марфа. Свистят со страху!..
Катя (Игнатию). Бежать вам надо. Немедля...
Федор. Дня через два. Сейчас облавы пойдут. На всех вокзалах.
Игнатий. Спасибо, товарищи, что вы... меня...
Марфа (расстегнула полушубок, вынула пакет, дала Федору). Возьми-ка паспорт.
Игнатий. Товарищи... Спасибо... я эсер-«боевик»... Пусть не суждено было свершиться моему акту, пусть... Не знаю, как благодарить вас всех. Я...
Слышны шум, свистки.
Марфа (сквозь зубы). Здесь не гимназия! (Свирепо отталкивает Игнатия и Федора назад).
По набережной пробегает Зеленый с револьвером, за ним дворники. Слышно цоканье копыт: скачут конные разъезды.
КАРТИНА ВТОРАЯ
9 января 1905 года. Нарвская застава. Триумфальные ворота. Мостик через Таракановку. Вывески на домах: «Ливадия», «Чайная общества трезвости Михаила Архангела». У заставы степенно собираются р абочие, их жены, дети. Одеты по-праздничному, у многих в руках иконы, хоругви, портреты Николая II. Дети держат в руках букетики бумажных цветов. Слышен дальний колокольный звон. У мостика Марфа и Юрккув молчании, сосредоточенно и мрачно провожают взглядами прохожих.
Марфа. Словно бы к заутрене идут! Отец мой из сундука тулуп дедовский вытащил — по праздникам не надевал, берег.
Появляется Катя.
Ну? На Обводном была?
Катя (запыхавшись). Удалось поговорить с солдатами. Сто сорок третий полк. Ночью подняли по боевой тревоге, сразу в теплушки — и в Петербург. Неужели они посмеют? Неужели?
Юркку. Ах, Катя, вы наивная, Катя...
Катя (волнуясь). Но ведь вчера делегация была у министра, был Горький!..
Марфа. Был. Мирский не принял его вовсе, а Витте отказался и пальцем пошевелить. Да и говорить-то с ними бесполезно. Чего ждать от подлецов?
Появляется Федор.
Ты еще здесь?
Федор (виновато). Здравствуйте. Третьего хотел уехать — на Путилове забастовка. Пятого собирался — послали на франко-русский. Шестого в мастерских Варшавско-венской началось. Норовил сегодня переправиться, да разве теперь уедешь? Думаю продать к чертям билет...
Юркку. Член партии ты или... вольноопределяющийся? Тебе еще в западные районы поручения — до Женевы.
Марфа. Чтоб завтра духу твоего в Питере не было!
Федор виновато кивает головой.
У резинщиц был?
Федор кивает.
Выступал? Ну?
Федор. Сегодня нас не хотят слушать.
Катя. Поп сильнее нас.
Федор. Сегодня сильнее.
Марфа. Не Гапон силен — нужда сильна! Да и мы еще слабые...
Юркку (раскурил трубку, неожиданно). Сволочи меньшевики!
Марфа. Чего это вдруг?
Юркку. Это не вдруг.
Все засмеялись.
Федор. В общем верно. Сегодня-то их всех с улицы повымело... А мы... мы пойдем с народом.
На площадь вышла новая группа рабочих, среди них Круглов, он держит за руку девочку. У девочки в руках образок. Рядом с ним Марья Карповна и Иван-молотобоец.
Марфа. Отец, постойте!
Круглов. Ну, чего тебе?
Марфа. Я с вами.
Круглов. Куда? (Оглядел дочь, потом Катю, Федора, Юркку). Вы ж в царя не верите...
Марфа. Я, папаша, в вас, темных, верю.
Круглов. Полегче, Марфушка.
Марфа. Припомните там, на площади, Марфушку свою. И слова Марфушкины припомните. За тем и иду.
Со стороны Триумфальных ворот бежит розовощекий подросток С ер е ж а.
Сережа (радостно). Солдаты, солдаты идут!
Гул толпы. Федор вскакивает на фонарный столб.
Федор. Да, идут солдаты. Дядюшка царя, известный живодер, великий князь Владимир затребовал из провинции надежные полки.
Круглов. Не смущай народ, слышь ты... Солдаты для порядку!
Федор. Свободу не просят, товарищи, свободу завоевывают кровью, с оружием в руках!
Иван. Не надо оружия! К царю идем! Не мешай!
Круглов. Крови захотел! Долой его!
Федор. Не просить надо царя, а сбросить всю шайку дармоедов...
Шум.
(Оборачивается, хрипло). Катя, флаг!
Катя вытягивает из-под шубки смятый красный флаг, Федор взмахивает им.
Долой самодержавие!
Круглов. Убери флаг!
Худая, изможденная женщина подбегает к Федору. Это Ивановна. В руках у нее портрет Николая II.
Ивановна. Трое детей у меня, а иду. И мужу велела — иди! А ты уходи прочь! (Вырывает из рук Федора флаг, швыряет его в снег).
Руки рабочих тянутся к Федору. Катя становится с ним рядом. Ктото пытается сбросить и ее. Голос: «Эта тоже из социалисток!»
Марфа. Чумные вы, что ли!? Не вчера ли на заводе сами их от фараонов прятали? Или так вам глаза застили, что своих от чужих не отличите?
Круглов. Дочка моя, православные! Ей социалисты башку дурью забили. Не слушай ее. Кто с флагами на площадь осмелится, того из наших рядов прочь, пущай сам по себе гуляет! И с оружием кто к царю осмелится, тому от отца Георгия анафема!
Голоса: «Анафема! Анафема!»
Весь Петербург трудовой нынче к царю идет... с именем Христовым на устах... с молитвой в сердце. И ты, девчонка, уходи от нас...
Марфа. Никуда я от вас, отец, не уйду, сказано!
Федор (страстно). Мы не были бы социал-демократами, рабочие, ежели бы ушли от вас в такой день. Пойдем с вами, хотя знаем, что у Зимнего нам нечего ждать...
Круглов (грозно). Уймись, настырный...
Марфа. Не троньте его, отец!
Круглов. Уймитесь, говорю!
Иван. И ты уймись, Матвей Фомич. (Марфе). Не мешай. Мы к царю идем, как на пасху, а ты зря душу тревожишь...
Круглов берет за руку девочку, решительно идет вперед, за ним устремляются остальные. Появляются солдаты.
Марья Карповна (хватает девочку). Недам!
Круглов. Побойся бога, Марья.
Марья Карповна (прижимает девочку к себе). Не дам! Коли велишь, сама пойду, а Настеньку не дам!
Круглов. Не совестно тебе — люди видят!
Марья Карповна. Что мне люди!
Круглов. Ну объясните ей, православные! Сил у меня с ней больше нету!
Ивановна. Чего боишься, Карповна? Не к врагу идем!
Марья Карповна. Вон солдаты... Ружья у них. (Прижимает девочку, плачет). Настенька ты моя! Кровинка моя...
Люди внезапно расступаются; стремительно, с тяжелым крестом в руках, в черной рясе идет чернобородый поп Гапон.
Круглов. Батюшка... (Снимает шапку, низко кланяется).
Гапон (ласково). Наденьте, мороз. Из-за чего плачет женщина?
Круглов (смущенно). Старуха моя, батюшка. Не пущает, дурная, дочку младшенькую к царю. Вразумите ее, батюшка, снимите с глаз ейных слепоту... И эти вот, с флагами...
Гапон (осеняет Марью Карповну крестом, тихо и ласково). Дело наше мирное, мать.
Марья Карповна. Солдаты, батюшка...
Гапон (нахмурясь). Я вчера был у градоначальника Фулона. Он дал мне честное слово. Никто вас не тронет! И никаких флагов! Только иконы, только хоругви, только портреты государя...
Круглов. И я ей про то говорю, батюшка. Царь нас послушает.
Гапон. Ты прав, старик! Помните, братцы: царь — это правда. Вне царя правды нет. Я поднял весь Петербург. На площадь идут все окраины, все заставы. Выборгская сторона, Васильевский остров, Невская застава — сто пятьдесят тысяч человек. Мы идем к царю за правдой, за защитой. Скажем: не откажи в помощи своему народу, выведи его из могилы бесправия, невежества, нищеты, сбрось с него невыносимый гнет чиновников. А не повелишь, не отзовешься на нашу мольбу — умрем здесь на этой площади, перед твоим дворцом.