Драмы - Штейн Александр. Страница 42
ЗАГОВОР
У баронессы Рилькен в Кронштадте. Следы дворянской «флотской» квартиры: модель, может быть, парусной шхуны, может быть, — трехтрубного броненосца, компас, миниатюрная рында. Керосиновая лампа. Гравюра Адмиралтейства в синей рамке. Бронзовая люстра, покрытая надежным слоем паутины. Й — буржуйка, подле нее разорванный на растопку журнал «Нева», изрубленное наполовину павловское кресло-бочка, топорик. Ночь. Входит человек, сбросивший на льду белый балахон. Это Рилькен. Никого нет. Зажигает лампу. Появляется фигура в тулупе, в валенках, голова повязана башлыком.
В руках берданка. Рилькен вскакивает, выхватывает браунинг.
Рилькен. Ружье на пол!
Человек роняет берданку. Это баронесса Рилькен.
Руки поднять.
Баронесса. Сон, сон, сон...
Рилькен. Господи...
Баронесса берет его руку с браунингом, молча целует ее.
(Задыхаясь). Мама.
Баронесса. Тебе... позволили?
Рилькен. Почему этот... маскарад?
Баронесса. Потом. (Трет ему руки). Ледяшки. К огню. Грей руки. Как ты попал в Кронштадт, Сева?
Рилькен (с усмешкой). В международном вагоне, на перроне — почетный караул. Ну? О себе.
Баронесса. Горбишься по-прежнему. Это не маскарад, Сева, это служба. Сторож в цейхгаузе. Мне доверяют. Не горбись. Не был дома три года, четыре месяца. И все-таки сон.
Рилькен. Развяжу башлык.
Баронесса. Грей руки. Сама, я все сама. Чаю, да? Сахарин кончился. Постные конфетки — тоже. Но ничего, Сева, ничего — есть картошка. Мерзлая, но ничего, главное — живой. Надолго?
Рилькен. Навсегда. Где Ширмановский?
Баронесса. Ширмановский? Какой Ширмановский? А-а. Его расстреляли. Давно.
Рилькен. Костромитинов?
Баронесса. Этот в Крым убежал, по-моему к Врангелю. Сева, ну их. Как добился — сюда? Простили? Они тебя за борт хотели... Как гнались за тобой, визжали, улюлюкали, боже мой. Что — ты им сейчас нужен?
Рилькен (усмехнулся). Очень. Потом, мама. У нас будет много времени. Козловский в Кронштадте?
Баронесса (киво,ет). И большой начальник.
Рилькен. Где живет?
Баронесса. По-прежнему — над нами. Его не уплотняли. Это называется — военспец. Он ведь, Сева, при всех режимах. Сева, а уши, уши... (Трет ему уши).
Рилькен. Зови его сюда.
Баронесса. Господь с тобой, ночь.
Рилькен. Рассвет. Не пойдешь — я сам.
Баронесса. Сева, я боюсь и... это же неприлично — врываться ночью. Хорошо, я пойду. (Пошла к дверямвернулась, тихо). А ему можно, что ты... вернулся?
Рилькен. Ему — можно.
Баронесса уходит. Рилькен нервничает, поправляет покосившуюся гравюру Адмиралтейства. Постоял перед моделью корабля. Входит баронесса.
Придет?
Баронесса. Вышла неловкость — он дезабилье. Боже, изумился. Придет.
Рилькен. Давно ты была в Петрограде? Ну, что там?
Баронесса. Ну что? В Лебяжьей Канавке нет воды. Памятник Александру Третьему зашили досками. А Николая Первого перед дворцом — холстом, почему-то красным. Солдафон и парвеню, хотя и из дома Романовых. Ах, Сева, что ни говори, это была вырождающаяся семья, надо смотреть правде в глаза. Не слушаешь?
Рилькен. Почему не идет?
Баронесса. Что еще? Фонари не горят, кошек всех съели.
Рилькен. Баррикады на Петроградской? Бои?
Баронесса. Сева, это недоразумение. Баррикад на Петроградской нет. И боев. Там есть — эта... барахолка. Оладьи хочешь? Баррикады! Да если б и были — их тут же растащат на дрова. Цены дикие, Сева, я в ужасе. Фунт мяса — тридцать тысяч рублей. Сахар-рафинад — двадцать три тысячи. Но кто же нынче себе позволит пить чай — внакладку, а не вприкуску? Соль... А если пойти самому, Сева?
Рилькен. Куда?
Баронесса. Им нужны военспецы. Они простят.
Рилькен. Так сколько же стоит соль? (Пауза). Рассказывай дальше, мама.
Баронесса. Рассказывать можно всю ночь и еще тысячу. Роман, роман, Сева. Эжен Сю. И в Крестах сидела, и на Гороховой, два. Там ведь, Сева, ЧК, чрезвычайка.
Рилькен. За что?
Баронесса. За тебя. Но ты не думай. Там тоже жизнь, Сева.
Рилькен. Да-а?
Баронесса. Всего попробовала — и общую камеру, и больницу тюремную. Не подбрасывай, пожалуйста, кверху спички — ни одной из своих прежних привычек не оставил. Кстати, спички — шестьсот рублей коробок. Это немыслимо. А в общей камере ко мне были очень милы — ну вообрази, я ни разу сама парашу не вынесла. А в больнице какая-то прачка поила меня из поильника. Кстати, на Гороховой, два, я видела Таточку Нерадову.
Рилькен (вскочил). Жива?
Баронесса. Как тебе сказать? Жива, конечно.
Рилькен. Где она?
Баронесса. По-моему, в Кронштадте. Сева, лучше бы тебе не видеться.
Рилькен. Замужем?
Баронесса. Хуже.
Рилькен. Ну?
Баронесса. Сева, она — падшая женщина.
Рилькен. Лжешь!
Баронесса. Сева, я не слышала...
Рилькен. Прости, мама. (Целует ей руки). Будь они прокляты, о, будь они прокляты!
Баронесса. Очищали крепость от нестойких элементов. Увидела в камере — не поверила глазам. Таточка!.. Помню ее за роялем в белом... Отец сбежал с мисс Кэт, мать умерла от тифа, а я думаю, от огорчения. Сева, не молчи. Что делать?
Рилькен. Она, это была она.
Баронесса. Кто? Где?
Рилькен скрывается. Она возвращается с Козловским. Генерал одет по-домашнему. Ему за шестьдесят. Крепок, подтянут.
Козловский. А где гость?
Баронесса. Сева!
Выходит Рилькен.
Козловский. Ежели не подвела память — покинули Кронштадт после переворота, вслед за князем Гагариным и князем...
Рилькен. Здравствуйте, генерал. Не хотел бы тратить ваше время впустую. Мама, ты обещала чай...
Баронесса (печально). Да-да, Сева, я оставлю вас. (Уходит на кухню).
Рилькен. Генерал, я пришел по льду, минуя караулы, из Финляндии. Письма к вам. Маршала Маннергейма. Комитета русских промышленников. Комитета спасения России. Направил меня Международный Красный Крест. (Достает бумаги из внутреннего кармана). Документы.
Козловский. Полно, барон, среди своих...
Рилькен. Будем уважать порядок — хоть мы. (Отдает бумаги). Обозы с консервами, мясом, мукой пойдут на лед, как только вы сообщите, что власть — взята. (Вопросительно смотрит на Козловского).
Козловский. Слушаю вас, друг мой.
Рилькен. Фрахтуются пароходы. Комитет русских банков дает два миллиона франков — это на оружие. Денисов, Гукасов, Манташев — с вами, это значит, с вами — русское золото. Для формирования ударных отрядов вчера прибыл в Гельсингфорс Борис Савинков. С началом навигации в гавань Кронштадта войдут корабли британского королевского флота. Официальные лица Британии прибудут в Кронштадт, как только будет создано новое правительство. Когда оно будет сформировано?
Козловский. Процесс нарастает, друг мой.
Рилькен. Оно еще не сформировано?
Козловский. Лавина катится. Вчера на Якорной площади не дали говорить Калинину.
Рилькен. Когда же вы возьмете власть?
Козловский. Мы ее не будем брать.
Резкий звонок в передней. Рилькен ощупывает правый карман.
Баронесса. Чрезвычайка! Тебя выследили!
Козловский. Скрыться, скрыться.
Рилькен. Спокойнее. У меня алиби — дипломатическое. Международный Красный Крест.
Баронесса. Алиби, Сева, — революция! Боже, как он наивен, зачем он вернулся...
Козловский. Спрячьте его.