Славный парень - Кунц Дин Рей. Страница 18

Крайт остановился под цветущими ветвями палисандрового дерева, у подъездной дорожки, на которой лежали четыре номера местной газеты в полиэтиленовых, водонепроницаемых пакетах.

Обычно, если кто-то уезжал в отпуск, забыв предупредить распространителей газеты, соседи забирали оставленные на асфальте экземпляры, чтобы не наводить потенциальных грабителей на лёгкую цель. Оставленные на подъездной дорожке газеты предполагали, что обитатели этого дома или приехали сюда недавно и не успели установить должного контакта с соседями, или соседи очень уж их не любили.

В любом случае этот дом предлагал убежище, в котором Крайт мог привести себя в порядок и договориться о том, чтобы ему прислали все необходимое для продолжения операции. В доме он намеревался пробыть лишь пару часов и сомневался, что хозяева вернутся в этот короткий промежуток времени.

А если б они вернулись, он бы с ними разобрался.

Крайт собрал газеты и отнёс на переднее крыльцо.

Вьющиеся растения и жасминовые кусты закрывали крыльцо от соседских взглядов. Столь сильный цветочный аромат не мог понравиться поклоннику минимализма, но зелёная ширма пришлась очень даже кстати.

Обследовав стеклянные панели с обеих сторон двери с помощью миниатюрного фонарика, он не нашёл магнитной ленты системы охранной сигнализации.

Из кобуры меньших размеров в сравнении с предназначенной для «СИГа» Крайт достал «Ло- кэйд», пистолет-отмычку, устройство, которое продавалось исключительно правоохранительным ведомствам.

Если бы ему предложили выбирать между пистолетом и «Локэйдом», он бы без колебания отдал пистолет. Менее чем за минуту, а обычно гораздо быстрее, «Локэйд» расправлялся с любым врезным замком, созданным человеком.

Пистолет был не единственным оружием, с помощью которого он мог выполнить порученное ему дело. Он убивал чем угодно, включая предметы повседневного обихода, которые обычные люди и не приняли бы за оружие, скажем, стальной пружиной из контейнера с бумажными полотенцами, которые устанавливались в общественных туалетах, и, разумеется, голыми руками. «Локэйд», с другой стороны, не только упрощал работу Крайта, но и гарантировал доступ в любое помещение, давая право и власть не меньшую, чем у какого-нибудь короля из далёкого прошлого, правящего до появления всякого рода парламентов, когда ни одна дверь в королевстве не могла служить преградой для Его Величества.

Сентиментальное отношение Крайта к «Локэйду» было сродни тем чувствам, которые обычный человек может испытывать к матери или детям.

Крайт не помнил матери. Если она у него и была, то наверняка уже умерла, но ему хотелось верить, что в этот мир он пришёл не таким путём, как любой другой. Почему нет, если он отличался от остальных людей и стоял на ступеньку выше их?

Он не знал, что это был за путь, если не из чрева матери. Даже не собирался думать об этом, потому что, в конце концов, не был ни биологом, ни теологом.

Что же касается детей, он находил их бестолковыми, непонятными, вызывающими скуку. Взрослые тратили огромное количество времени на заботу о них, бесчисленные социальные службы занимались ими, несмотря на то что они были маленькими, слабыми, невежественными и ничего не могли дать обществу.

О детстве у Крайта не сохранилось никаких воспоминаний. Он искренне надеялся, что никакого детства у него и не было, потому что его мутило от одной только мысли о маленьком Крайте, заходящемся кашлем и с паразитами в голове, играющем в песочнице с пластиковыми игрушками, с тремя выпавшими зубами и соплей, висящей из носа. Открыв два замка, он переступил порог, прислушался к тишине, потом позвал: «Эй, есть кто дома?»

Подождал ответа, не получил, закрыл за собой дверь, зажёг пару ламп в гостиной.

Обстановка показалась ему чересчур пышной, слишком женственной. Он предпочитал простоту, был бы счастлив в монастырской келье, особенно в спартанском монастыре, да только монахам не разрешалось убивать людей.

Прежде чем принять окончательное решение, оставаться или нет в этом доме, Крайт прошёлся по гостиной, провёл пальцами по верхнему краю дверных наличников, по крыше шкафов, пыли не обнаружил.

Осмотр диванных подушек и обивки кресел не выявил обесцвеченных от жира волос и пота участков. Не нашёл и ни единого пятна от упавшей мимо тарелки пищи или пролитого напитка.

Он посветил фонариком под диван и комод. Никаких пыльных катышков.

Удовлетворённый тем, что хозяева соблюдают установленные им стандарты чистоты, Крайт уселся на диван. Положил ноги на кофейный столик.

Отправил кодированное послание, в котором коротко обрисовал ситуацию. Также заказал новый автомобиль, новое, более мощное оружие и несколько созданных на основе высоких технологий устройств, которые могли оказаться полезными, поскольку выполнение задания усложнилось.

Он сообщил адрес, по которому находился, и попросил дать знать, когда он может получить все необходимое.

После чего разделся до нижнего белья и понёс одежду на кухню.

Глава 16

Тим ехал в ночь, навстречу жмущимся к земле облакам и поднимающемуся ветру, не ставя себе конкретной цели, сворачивая с улицы на улицу, избегая автострад, продвигаясь к югу и берегу.

Не выказывая особой озабоченности, Линда рассказала ему о Деннисе Джолли и его больших мочках, о «Шеви», разваливающемся на ходу, и о её желании облегчиться.

Они остановились на бензозаправочной станции, заполнили бак и посетили туалет. В маленьком магазинчике Тим купил коробочку таблеток с запахом ванили.

Нейтрализатор кислотности потребовался только Тиму, Линда от таблеток отказалась. Её невозмутимость продолжала его интриговать.

Затем они продолжили путь, и он рассказал ей о «Шеви», пожарном гидранте и появлении (так не вовремя) на крыльце бородача с пивным животом.

— Ты стрелял по колёсам? — переспросила она.

— Одно точно прострелил, может, два.

— Прямо на городской улице?

— Он ехал так быстро, что я не успел выставить заграждения для пешеходов и транспорта.

— Невероятно.

— Да перестань. На этой планете полно городов, где на улицах чаще стреляют, чем ездят на автомобилях.

— А где обычному каменщику хватает духа встать на пути автомобиля, которым управляет киллер, и стрелять по колёсам?

— Я — не обычный каменщик. Я — превосходный каменщик.

— Ты — что-то. Я не знаю, что именно. — Она вытащила обойму из пистолета, который он у неё одалживал.

— Значит, мы одного поля ягоды. Скажи мне название хотя бы одного написанного тобой романа.

— «Отчаяние».

— Это название? —Да.

— А другого?

— «Безжалостный рак».

— Ещё одно.

— «Безнадёжные и мёртвые».

— Попробую догадаться... они не попадали в список бестселлеров.

— Нет, но продавались неплохо. У меня были свои читатели.

— И каков процент самоубийств в этой группе? Не понимаю, ты сказала, что писала болезненные книги, вгоняющие в депрессию, скручивающие желудок. Но, глядя на тебя, я не вижу признаков хронической депрессии.

— Депрессии у меня нет. — Она вставляла в обойму патроны, которые доставала из сумочки. — Просто раньше я думала, что должна быть.

— Почему ты так думала?

— Потому что общалась с университетским людом, который обожал обречённость. И ещё из-за того, что произошло.

— Что произошло?

Отвечать она не стала.

— Долгое время я была такая озлобленная, что для депрессии просто не было места.

— Из этого следует, что ты писала злые книги.

— Злость в них присутствовала, но в основном душевная боль, мука, жалость и печаль.

— Я рад, что мы тогда не встречались. О чём печаль?

— Веди машину.

Он так и делал, но не удержался от вопроса:

— Теперь, когда ты больше не пишешь книги, полные душевной боли, муки, жалости и печали, о чём ты собираешься писать?

— Не знаю. Ещё не решила. Может, историю о каменщике, который обезумеет на концерте «Питера, Пола и Мэри».