Славный парень - Кунц Дин Рей. Страница 6

Два маленьких стула стояли по сторонам столика, над которым висело зеркало. Тим не смотрел на своё отражение. Если б встретился взглядом со своими глазами, увидел бы суровую правду, которой пока предпочитал избегать.

Прямой взгляд в собственные глаза сказал бы ему, что его ждёт. А ждало то же, что и всегда, и Тим знал, что такое будет повторяться снова и снова, пока он жив. Ему требовалось подготовиться к грядущему. Но при этом не было ни малейшего желания размышлять о нём. Из глубины дома доносился приглушённый голос разговаривающего по телефону Макса.

Тим стоял по центру прихожей, и ему казалось, что он подвешен к тёмному потолку, словно язык колокола, под ним пустота, и он ждёт, когда же его начнут раскачивать.

Вернулся Макс.

— Ей любопытно. Я практически ничего не сказал, только поручился за тебя.

— Спасибо. Извините, что побеспокоил.

— Это не беспокойство, но просьба необычная.

— Все так. Я знаю.

— Почему ваш общий знакомый сам не позвонил Линде и не поручился за тебя? Он бы мог не говорить, зачем посылает тебя к ней... насчёт плохих новостей.

— Он тяжело болен и плохо соображает, — ответил Тим. — Знает, что нужно сделать, но уже не понимает как.

— Возможно, этого я боюсь больше всего. — Макс покачал головой. — Разум уходит, контроль теряется.

— Это жизнь, — пожал плечами Тим. — Нам всем предстоит через это пройти.

Они пожали друг другу руки, и Макс вышел с ним на крыльцо.

— Она — милая женщина. Надеюсь, новости не доставят ей сильной боли.

— Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы облегчить боль.

Тим возвратился к «Эксплореру», развернулся, подъехал к бунгало Линды. Выложенная кирпичами дорожка вела к дому. В воздухе стоял запах эвкалиптов, сухие листья хрустели под ногами. Ему хотелось прибавить шагу. Время ускоряло бег. Он чувствовал, что беда нагрянет скорее раньше, чем позже. Когда он поднялся на крыльцо, дверь открылась, и женщина спросила: «Вы — Тим?»

— Да. Мисс Пейкуэйтт?

— Зовите меня Линда.

Под светом лампы над дверью зелёные египетские глаза внимательно изучали его.

— Ваша мама, наверное, провела девять нелёгких месяцев, когда носила вас.

— Тогда я был меньше.

Женщина отступила от двери.

— Наклоните голову и проходите.

Он переступил порог, и после этого жизнь его круто переменилась.

Глава 5

Золотистый мёд разливался от стены к стене, деревянный пол, казалось, светился изнутри, отчего скромная гостиная прибавляла в размерах и в великолепии.

Построенное в 1930-х годах бунгало, судя по всему, постоянно поддерживалось в идеальном состоянии. Маленький камин и настенные канделябры по бокам наглядно демонстрировали элегантность стиля арт-деко.

Блестящий белый потолок нависал над головой Тима, но не вызывал неприятных эмоций. В гостиной ощущался уют, а не клаустрофобия.

У Линды было множество книг. За одним исключением их корешки представляли собой единственное произведение искусства, абстрактное полотно слов и цветов.

Исключением являлось изображение телевизора с серым экраном размером шесть на четыре фута.

— Современное искусство ставит меня в тупик, — признался Тим.

— Это не искусство. Я сделала это в фотошопе. Чтобы напоминать себе, почему у меня нет телевизора.

— Почему у вас нет телевизора?

— Потому что жизнь слишком коротка.

Тим ещё раз взглянул на фотографию.

— Я не понимаю.

— Со временем поймёте. В такой большой голове, как ваша, должны быть мозги.

Он не мог сказать, то ли её манера не лишена обаяния, то ли налицо наглость, граничащая с грубостью. А может, у неё чуть съехала крыша. В наши дни этим страдают многие.

— Линда, я здесь вот по какой...

— Пойдёмте со мной. Я работаю на кухне, — первой пересекая гостиную, она оглянулась. — Макс заверил меня, что вы не из тех, кто пырнёт меня в спину ножом и изнасилует мой труп.

— Я попросил его поручиться за меня, и он сказал вам такое?

Она ответила, когда они прошли в коридор:

— Он сказал, что вы — талантливый каменщик и честный человек. Остальное пришлось из него выжимать. По своей воле он не хотел поделиться со мной мнением о вашей склонности к убийствам и некрофилии.

На кухне стоял автомобиль. Стена между кухней и гаражом отсутствовала. Деревянный пол уходил в гараж, так же, как и блестящий белый потолок. Три точечных прожектора освещали чёрный «Форд» модели 1939 года.

— Ваша кухня в гараже? — удивился Тим.

— Нет, нет. У меня гараж на кухне.

— А есть ли разница?

— Огромная. Я уже налила себе кофе. Составите мне компанию? Сливки? Сахар?

— Чёрный, пожалуйста. Почему ваш автомобиль стоит на кухне?

— Мне нравится смотреть на него, когда я ем. Красавец, не правда ли? «Форд»-купе модели 1939 года — самый прекрасный автомобиль всех времён и народов.

— Про «Пинто» точно такого не скажешь.

Линда налила кофе в кружку.

— Это не классика. Нечто удивительное. Авангардизм в металле. Такого не было ни до, ни после.

— Вы сами отреставрировали его?

— Частично. Основную работу сделал один парень из Сакраменто. В этом он гений.

— Наверное, обошлось недёшево.

Она принесла ему кружку с кофе.

— Мне следовало копить деньги на будущее?

— И о каком будущем вы говорите?

— Если б я могла ответить на этот вопрос, возможно, открыла бы накопительный счёт.

Ручку его кружки сделали в виде керамического попугая, на боку Тим прочитал: «ОСТРОВ БАЛЬБОА». Выглядела кружка раритетной, эдаким приветом из 1930-х годов. У её кружки ручкой служила керамическая голова президента Франклина Делано Рузвельта, вцепившегося зубами в знаменитый мундштук.

Линда шагнула к «Форду».

— Ради него я живу.

— Вы живёте ради автомобиля?

— Это машина надежды. Или машина времени, которая отвозит вас в то время, когда надеяться было легче.

На полу, в пластиковом лотке, стояла бутылка с полиролью для хрома, лежали несколько тряпок. Бамперы, радиаторная решётка, хромированные корпусные элементы сверкали, как ртуть. Линда открыла водительскую дверцу, села за руль с кружкой в руке.

— Давайте покатаемся.

— Вообще-то я хотел с вами поговорить.

— Это будет виртуальная поездка. Как полет фантазии.

Когда она захлопнула дверцу, Тим обошёл автомобиль, открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья, сел рядом с Линдой. Низкая крыша определённо не рассчитывалась на столь крупного мужчину. Тим соскользнул по сиденью, держа кружку с керамическим попугаем обеими руками.

В ограниченном пространстве салона он всё равно громоздился над женщиной, словно она была эльфом, а он — троллем.

Вместо шерстяной обивки, используемой в 1930-х годах, он сидел на чёрной коже. На щитке поблёскивали диски приборов.

За ветровым стеклом лежала кухня. Сюрреализм.

Ключ торчал в замке зажигания, но, отправляясь в эту виртуальную поездку, двигатель Линда не включила. Возможно, потом, допив кофе, она всё-таки намеревалась повернуть ключ зажигания и подъехать к кофеварке, которая стояла рядом с духовкой.

Линда улыбнулась ему.

— Здорово?

— Всё равно что сидишь в автокино и смотришь фильм о кухне.

— Автокино давно уже канули в Лету. Не кажется ли вам, что с тем же успехом в Риме могли срыть Колизей, чтобы на его месте построить торговый центр?

— Некоторая разница всё-таки есть.

— Да, вы правы. Не было в Штатах автокино, где христиан скармливали львам. Так по какому поводу вы хотели повидаться со мной?

Кофе у Линды был превосходный. Тим сделал маленький глоток, подул на кофе, выпил ещё, гадая, как лучше объяснить свою миссию.

На дорожке, когда под ногами хрустели сухие эвкалиптовые листья, он знал, что ей скажет. Но Линда оказалась совсем не такой, как он ожидал. Так что приходилось перестраиваться на ходу.

Он практически ничего не знал о Линде Пейкуэтт, но не сомневался: ему не придётся держать её за руку, сообщая плохие новости. Более того, избыток сочувствия она могла воспринять как оскорбление. А потому Тим решил резать правду-матку.