Меч Немезиды - Корецкий Данил Аркадьевич. Страница 57

— Там еще можно будет глянуть записи с камер наблюдения. Алевтина нам полный экскурсион устроит, если я скажу, у нее в аэропорту на все маза есть. Мой человек.

Миклуха промолчал. Они миновали забитую машинами стоянку такси, вошли в здание и сразу направились к бару. Взяли два коньяка по сто, выкурили по сигарете, поглазели на табло. Два московских рейса ушли ночью и рано утром, третий был в 21–20.

— Я ж говорю, они уже дома, ага, — повторил Тапок, словно там светящимися буквами было написано, что московские бандиты успешно закончили свою гастроль. — Да и кто сказал, что они на самолете полетят? Братва на самолетах не летает, тут столько мусоров — и проверяют, и раздевают… Куда волыны денешь, дурь и все такое…

— Ага, — кивнул напарник.

Тапок решительно поставил пустую рюмку на стойку, вытер рот ладонью:

— Но служба есть служба, Миклуха. И приказы надо выполнять, ага. Иначе хухня получится, а не дело. Надо доковырять.

С ним никто не спорил. Они поднялись на галерею, прошли через один коридор, повернули в другой, где пахло застарелым табачным дымом, оказались у металлической двери с надписью «Служебное помещение». Тапок подергал ручку, постучал ногой и отчего-то засмущался.

— Сейчас, сейчас, — сказал он, доставая мобильник.

Пока он рылся в списке номеров, дверь неожиданно открылась, из нее выплыла немолодая полная дама с высокой прической. Упершись взглядом в Миклуху, она отшатнулась и грозно изогнула брови. Миклухе даже как-то тоскливо стало — во взгляде этом ясно читалось, что дама какая-то большая начальница, а он оказался в том месте, где ему уж точно никак не следовало быть.

Но тут начальница увидела Тапка и мгновенно преобразилась:

— Лешенька, вы?!

Брови радостно выстроились домиком, щеки взлетели вверх и напружинились, открыв кокетливые ямочки, лицо залил румянец.

— Вы ко мне, Лешенька?

Миклуха и не знал, что Тапка зовут Лешей. Это даже звучало как-то странно. Тапок и есть Тапок. Так его прозвали за то, что он до полусмерти забил одного барыгу обычным домашним тапком. Без утюга, без пластикового пакета добился результата — и тот показал свой тайник!

— Типа, Алечка, так, — развязно ответил Тапок, отвешивая шутовской поклон. — Я тут с друганом, это… с коллегой то есть. К тебе можно?

Алевтина просияла и произнесла со значением:

— Кое-кому ко мне всегда можно.

«Цыпа! — подумал Миклуха и мысленно передразнил Тапка: — Цыпа, ага!» Вместо грозной начальницы он видел сейчас влюбленную мамонтиху лет в районе пятидесяти.

Они прошли в просторный кабинет, всю стену которого — метра четыре или пять — занимали несгораемые шкафы и полки с папками и скоросшивателями. У противоположной стены, рядом с окном, выходящим на ангары, стоял рабочий стол, увенчанный большим компьютерным монитором. В торце громоздился мощный диван, соизмеримый с габаритами хозяйки.

— Чаю? Кофе? Может, бутербродиков запечь?

— А водочки нельзя? — приосанился Тапок.

Под водочку Алевтина, то и дело краснея, расспрашивала о творческих успехах Тапка, о какой-то передаче на местном канале, в создании которой Тапок якобы участвовал, — несла полную чушь, короче. Но Тапок уверенно врал, изображая из себя журналиста, приобнимал бухгалтершу за бока и плотоядно ржал ни к селу ни к городу, а в конце концов заявил, что они с друганом, с коллегой то есть, готовят новый сюжет о работе аэропорта: система учета и контроля, то-сё, пятое-десятое. И им ну до зарезу нужно посмотреть, как эта бодяга выглядит и как работает, чтобы потом прямо прописать все это в сценарии…

Миклуха молчал, уверенный, что сейчас Алевтина просто охренеет от такой наглости и вызовет охрану. Алевтина не охренела. Глядя на Тапка влюбленными глазами, она открыла на своем компьютере электронную картотеку пассажиров, где значились все, кто летал в Тиходонск или из Тиходонска или делал здесь пересадку, начиная аж с 2002 года. Потом она с гордостью продемонстрировала систему текущего учета, где хранились паспортные данные пассажиров, купивших или заказавших билеты на рейсы в пределах сегодняшней даты плюс-минус трое суток. Тапок и Миклуха прилипли к экрану, хотя ловить здесь, по идее, было нечего — погонялово и особые приметы в паспортных данных не значились.

— Вон, смотри, четыре места подряд — 25 «а», «б», «в» и «г» — все семьдесят второго года рождения, все мужики, русские, место рождения — город Москва, — вполголоса заметил Тапок, тыча пальцем в экран. — Может, они и есть?

— Так это ж ночной рейс, эти уже улетели… — Миклуха зевнул.

— Верно. Ну да ладно, для отчета сгодится. Алечка, нам бы распечатать эту байду для сценария, ага?

— Я могу в электронном виде скинуть, — улыбнулась Алевтина. — Так гораздо удобнее.

— Не, не. У нас на студии принимают только эти, как их. Бумажки, короче, — Тапок хрюкнул. — Электричество экономят, типа того.

Алевтина кивнула и принялась звонить какому-то администратору. Там вышла маленькая заминка — видимо, администратор не сразу въехал, зачем бухгалтерии понадобился доступ к мониторам охраны. Алевтина объяснила ему таким тоном и в таких выражениях, что Миклуха почему-то решил, что именно в этом кабинете решается, каким самолетам взлетать, а каким оставаться на земле, и куда им лететь, и с какой скоростью, на какой высоте, и вообще многое другое.

Они начали просматривать суточный архив записи трех камер, работающих рядом с кассами, и пяти — на регистрационных турникетах. Оказалось, даже в режиме ускоренного воспроизведения занятие это долгое и утомительное. Время от времени пространство перед камерами наполнялось мельтешащими телами, которые уже после первых пяти минут просмотра начинали сливаться в одно серо-сине-коричневое тело, бестолково размахивающее руками и тягающее с места на место свои серо-коричневые сумки и чемоданы. Если бы они искали одноногого негра, задача бы упростилась, наверное. Но у них на руках был лишь рисунок какого-то самоучки и краткий список особых примет, в котором значилось, что один из московских по кличке Жердь — очень высокий, а другой, Муравей, — наоборот, не очень…

Смысла в таком копании было ни на грош, Миклуха это очень быстро понял. Тапок — тот, видимо, с самого начала так и полагал и использовал визит в аэропорт для того лишь, чтобы похвастаться своими высокими знакомствами и обеспечить перед начальством, перед Козырем то есть, видимость кипучей деятельности.

Миклуха тупо сидел перед монитором, время от времени нажимал на паузу и увеличивал изображение, а мыслями уже был на вечернем банкете в «Раю» по случаю Козырева дня рождения, куда были приглашены все бойцы от мала до велика. Миклуха гадал, будет ли бассейн с девками, как в прошлый год, или по случаю смерти Ермолая ограничатся водкой и холодцом…

И вдруг что-то заставило его насторожиться.

— Тапок, слышь? — позвал он.

Алевтина копалась на своих стеллажах — пыталась включить музыкальный центр, а осоловевший Тапок дремал полулежа на диване с пустой рюмкой в руке.

— Чего? — буркнул он, не вставая.

— Чего-чего! Глянь, говорю! — крикнул Миклуха.

Тапок, кряхтя, поднялся и поковылял к столу.

— Не знаю, кого там Репин рисовал, но эти клоуны там точно где-то рядом стояли. Зацени только эти рожи. — Миклуха показал на экран, развернул картинку с «фотороботом» и сунул ее Тапку. — И посинели они не от холода, как я понимаю, а?

В фокусе камеры находились двое парней, принадлежность которых к роду хомо сапиенс выдавала разве что современная одежда (довольно качественная, кстати) и отсутствие в руках примитивных орудий труда наподобие палок-копалок. В остальном это были чистые неандертальцы с грубыми лицами, гипертрофированными челюстями и узкими скошенными лбами. Впрочем, они мало отличались от Тапка и Миклухи.

Неандертальцы как раз приблизились к окошку кассы и беседовали с девушкой-оператором. Один выложил на полку мощные кулаки, густо покрытые синими татуировками.

— Ну и ладно, — сказал Тапок равнодушно. — Цирк уехал, клоуны давно улетели. Это ж архив, ага. Дела дней этих, как его…