Черный город - Тамоников Александр Александрович. Страница 24
– Ага, – усмехнулся Тарасюк. – Если духи дадут стать…
– Еще вопросы есть? Нет? Тогда передовой дозор – вперед! Остальным построение в колонну. Продолжаем марш.
Павлов добавил тихо, так чтобы Сомов его не услышал:
– Марш в неизвестность…
Передовой дозор отошел от отделения на сорок метров.
– Видимость хреновая, – проговорил замполит роты. – Обернулся к сержанту: – Я пошел, Паша, отправишь ребят, догонишь!
– Есть, товарищ капитан!
– Ну, с богом, ребятки! – перекрестился Сомов.
Колонна медленно, осторожно двинулась вперед. Путь ее лежал к кварталам многоэтажек. А что ждало десантников там, не знал никто. Как, впрочем, и того, что ждало за каждым разрушенным домом, сараем, кустом или деревом частного сектора. Снег усилился, подмораживало. Идти стало легче, и следы заметались. Это играло на руку бойцам отделения. Однако против них были ухудшение видимости и холод, который охватывал не остывшие от резких движений тела.
Пройдя сто пятьдесят метров, бойцы дозора неожиданно присели на корточки. Капитан поднял руку вверх. Колонна остановилась, тут же заняв позиции для обороны. Капитан, держась проломленного в нескольких местах забора, подошел к дозорным, которые также отошли в сторону:
– В чем дело?
– Духи, товарищ капитан, – ответил шепотом Тарасюк.
– Где?
– Впереди, в усадьбе справа.
– Много?
– Из дома выходили двое. Молодые, с автоматами. Отлили с крыльца и вернулись в хату.
– Ты имеешь в виду сохранившийся дом?
– Так точно, он справа один, еще пара слева.
– Огня в окнах не видно.
– Могли одеялом завесить. Ну что, атакуем и этих духов? Их в хате много не поместится. Ну, рыл десять, не более. Подойдем к окнам и забросаем гранатами!
– А прорываться к своим ты с булыжниками будешь? И нам здесь шум не нужен. Этот дом обойдем, а вот что в левых хатах? Проверить надо. Алексеев!
– Я, товарищ капитан! – ответил пулеметчик.
– Пролом в заборе слева видишь?
– Так точно!
– Давай туда и из проема держи под контролем дом, где обнаружены боевики. Что бы ни происходило, огня без сигнала не открывать.
– А что за сигнал?
– Трассеры в небо. Мы с Тарасюком уйдем левее, пройдем до двух впередистоящих домов. Посмотрим, что и как там. Вернемся сюда. Понял?
– Чего ж не понять?
– Давай!
Алексеев бросился к пролому в заборе, и тут же из него показался на миг и исчез ствол пулемета. Сомов повернулся к Тарасюку:
– Задача ясна?
– Так точно!
– Ну, тогда пошли! За мной, солдат!
Сомов перепрыгнул через невысокий забор, за ним последовал рядовой Тарасюк. Прошли мимо занявшего позицию Алексеева, дальше кустами до ближайшего дома, стоявшего практически напротив дома, где обосновались боевики. Он оказался пуст. Подошли ко второму зданию. Это был крепкий, каменный дом. Сомов рукой подал сигнал Тарасюку обойти здание и посмотреть, что с тыла. Сам попробовал открыть дверь террасы. Она оказалась закрытой. Подошел к окну. Завешено плотным одеялом. Прислушался. Тихо. Тенью появился Тарасюк, прошептал:
– В доме люди!
– Боевики?
– Вряд ли. Хотя… я слышал детский плач. Плакал ребенок лет трех-четырех. И еще голос женщины – она успокаивала ребенка. Потом все стихло. Окна сзади завешены материей.
– Значит, в доме чеченская семья?
– Возможно… Зайдем?
– Зачем?
– Харчами разжиться.
– Не тот случай. Смотрим, что дальше.
Но отойти десантники не успели. Дверь террасы неожиданно открылась, и на пороге появилась женщина с ведром. Она увидела десантников. Уронила ведро. Хорошо, оно упало рядом со ступеньками, не издав звука.
– Нет! – воскликнула женщина и скрылась в доме, забыв закрыть дверь.
– Черт! – вырвалось у Сомова. – Теперь придется войти. Оружие к бою!
– Готов!
– Вперед!
Капитан и рядовой быстро миновали террасу, прихожую и вошли в комнату. Внутри скудная мебель – диван, шкаф, стол, стулья; на столе лампа «Летучая мышь», свет от которой еле освещал комнату, но позволял видеть обстановку. У двери, завешенной простыней, женщина с ребенком на руках. Женщина смотрела на десантников полными страха глазами.
– Кто, кроме тебя и ребенка, есть в доме? – прошептал Сомов.
– Еще старшая дочь. Спит в комнате справа.
– А что помещение за спиной?
– Вторая спальня, моя и сына. Он болеет, плачет, приходится успокаивать.
– Так ты что, одна с детьми в доме?
– Да!
– Ты и раньше жила здесь?
– Нет, это дом родителей. Они умерли. Мы жили в пятиэтажном доме, что недалеко отсюда. Когда начались бомбежки, мы ушли сюда.
Сомов чувствовал, что женщина говорит не всю правду. Спросил:
– Как тебя зовут?
– Бэла.
– А где твой муж, Бэла?
Женщина опустила глаза:
– Не знаю! Он тридцатого числа поехал к своим родственникам в Шали и не вернулся. 31-го в городе начались бои. А мой муж, он не боевик, он простой шофер. Раньше таксовал….
– А почему ты глаза прячешь, Бэла?
– Я ничего не прячу.
– Ребенок уснул, отнеси его в спальню.
– Он не мешает. И долго не проспит один. У него температура.
Сомов взглянул на Тарасюка:
– Осмотри дом начиная со спален!
– Нет! – вновь воскликнула женщина. – Не надо, не пугайте детей!
Солдат посмотрел на офицера. Капитан повторил приказ:
– Осмотри дом!
Женщина попыталась закрыть собой вход, завешенный простыней, но Тарасюк отстранил ее. Вошел в комнату и тут же сказал:
– Оп-па! Товарищ капитан, здесь мужик раненый. Грудь и голова забинтованы. В углу автомат. Никак боевик.
Капитан подошел к входу, взглянул в комнату и увидел мужчину лет тридцати, лежавшего на матрасе на полу. Грудь его и голова были перебинтованы, где бинтами, где обрывками белой материи. На бинтах кровь. Мужчина тяжело дышал, но находился в сознании; он также со страхом смотрел на капитана.
– Забери его автомат, – приказал Тарасюку Сомов. – И смотри за ним, пока я с хозяйкой дома побеседую.
– Есть! А если дух дернется? Валить его?
– Если дернется – валить. Но без стрельбы. – Капитан повернулся к женщине: – Бэла, почему ты обманула нас?
– Потому что… боялась. И боюсь.
– Кто этот мужчина?
– Мой муж Алим.
– Это который уехал в Шали и не вернулся?
– Я не могла сказать вам правды. Ведь вы…
Она положила ребенка на диван и бросилась к ногам Сомова. Произошло это быстро и неожиданно, так, что замполит на мгновение оторопел. А женщина, обхватив руками ноги офицера, взмолилась:
– Прошу вас, не убивайте мужа, всем святым прошу!
Капитан с трудом поднял ее:
– Ты это чего? Прекрати немедленно!
– Не убивайте, умоляю! Делайте со мной что хотите, но мужа не трогайте, он только начал приходить в себя. Я молодая, сделаю что захотите.
– А ну, замолчи!
– Нет! Не убивайте или убейте всех – и меня, и детей! Без мужа нам не прожить…
– Замолчи, я сказал!!
Из комнаты донесся голос Тарасюка:
– Товарищ капитан, здесь за комодом сумка со жратвой. Тушенка, консервы, картошка, хлеб…
– Я тебя понял. – Сомов указал женщине на стул у стола: – Присядь, поговорим.
– Но вы не убьете мужа?
– Мы солдаты, а не бандиты, раненых не убиваем.
– Вам нужна еда. Забирайте сумку, у нас на кухне еще кое-что есть. Все забирайте.
– А чем детей кормить будешь? Раненого мужа? Кстати, где его ранило? Он служил у Дудаева?
Женщина объяснила, еле сдерживая дрожь:
– Алима насильно заставили воевать. Он не хотел служить. Мы собрались бежать из города, но не успели. На квартиру пришли гвардейцы. Они обходили дома и всех мужчин заставляли выходить во двор. Вышел и Алим. Со двора его с другими мужчинами увели к Дому правительства. Он потом приходил, рассказывал, что вынужден вступить в отряд, иначе и его, и нас расстреляют. А потом… потом город бомбили. Я с детьми ушла сюда. Муж знал, что мы в доме родителей. Перед самым Новым годом, когда шли бои, я услышала тихий стук в дверь. Открыла, а на пороге окровавленный муж. Он был без сознания. Сам ли дополз или кто-нибудь принес его, не знаю. Главное, он был жив. Я перевязала его. Рана в груди не опасна – я работала медсестрой, знаю; голова пробита, осколок или пуля задели. Крови Алим потерял много. Перевязала чем было, стала отхаживать. Продукты сосед принес. Вчера. Отдал сумку, сказал, что народ собрал. Соседи, что в подвале укрылись. Когда муж очнулся, я спросила, что произошло? Он ответил: его отряд напал на колонну русских. Алим даже выстрелить не успел, как рядом что-то разорвалось; почувствовал удар в грудь, голову и потерял сознание. Как оказался у дома, не помнит.