Я – первый - Зверев Сергей Иванович. Страница 9

Поэтому, когда вся штрафная стоянка оказалась забитой угнанными автомобилями и постепенно стало понятно, что это навсегда, мне посоветовали сменить профиль. Работы для оперов всегда хватало, и в один прекрасный день я выехал из Ханкалы в горы.

– Будешь налаживать оперативную работу в… – полковник Литовченко запнулся, надел очки и всмотрелся в карту, разостланную у него на столе, – …в Мах-ки-ты… – по слогам прочитал он и затем произнес в полный голос: – Село Махкиты. Маленькая горная деревня, Крохалев, но и там должна быть российская власть… придадим тебе еще трех человек, и принимай командование. Там ты будешь и уголовный розыск, и участковый, и… Ну, в общем, ты понял… и швец, и жнец, и… как там? – поднял глаза на меня начальник.

– На дуде игрец… – хмуро ответил я, сразу представляя себе все прелести подобной командировки.

– Правильно, капитан!.. Задачу ты усвоил, я вижу, колонна сформируется через дня два-три, держи связь с моим заместителем, он тебя оповестит… Вопросы?

Вопросов у меня не было, и полковник, отпустив меня, сразу же занялся другими делами.

Для человека, который находится на войне (словосочетание «контртеррористическая операция» и в трезвом виде не всегда выговоришь без запинки, поэтому мы называли вещи своими именами, а как еще иначе назовешь занятие, когда люди стреляют друг в друга и убивают, не учениями же!), все делится на удобно и неудобно.

Удобно спать, не раздеваясь, чтобы в случае внезапного нападения сразу хватать автомат, а не штаны. Неудобно подходить к подозрительной машине, которую проверяешь, слева, спереди и со стороны водителя. Так ему удобней застрелить тебя, слегка лишь приоткрыв дверцу. Но ему будет неудобно целиться, когда ты подходишь со стороны пассажира…

Эта нехитрая наука выживания на войне уже давно была реанимирована и вовсю использовалась теми солдатами и офицерами, у которых хватило ума понять, что не надо изобретать велосипед, который уже давно и успешно придумали их деды и прадеды на Великой войне.

Сборы были недолгими. Сформировавшаяся колонна, фырча дизелями и выбрасывая черный вонючий дым, выдвинулась из Ханкалы, минуя тройное кольцо охранения.

На дорогах республики передвигалась масса боевой техники, начиная от всевозможных машин обеспечения и заканчивая древними танками, снятыми с консервации. Все это ревело, гремело, разбивало асфальт и совершенно не соблюдало никаких правил дорожного движения. Светофоров и гаишников в Чечне в это время давно уже не было, кто будет на войне следить за тем, чтобы колонна на марше не пересекала двойную сплошную?..

На каждом крупном перекрестке стоял блокпост, создавая ненужные помехи. Гражданские машины старались держаться подальше от военных, так как из них очень легко было получить автоматную очередь в лобовое стекло или в борт. За что? Да хотя бы за то, что «со злым умыслом вклинился в боевую колонну, создавая помехи движению». Этого вполне было достаточно, чтобы расстрелять любую подозрительную машину. Или просто ту, в которой не понравились пассажиры. Как правило, никто из командиров не тратил время на такие бесполезные вещи, как розыск стрелявшего. Чеченцы за рулем попросту боялись солдат, которые управляли своей техникой.

Мы проехали Шали и свернули на юг, на узкую асфальтированную разбитую дорогу, которая сразу запетляла среди невысоких холмов и пока еще пологих длинных горок. Был конец мая. Сочная трава уже вовсю цвела на их вершинах, мягко стелясь под порывами свежего ветра. В светлой облачной дымке на очень далеком расстоянии угадывались крупные горы.

Я сидел на броне бэтээра, глотая пыль от передних машин и крутя головой по сторонам. Рядом со мной сидели еще несколько человек в форме и с оружием. Все они ехали по служебным делам в военные комендатуры, расположенные в Шалинском ущелье.

Офицеры курили и оживленно обменивались мнениями, выкрикивая друг другу слова прямо в ухо, так как натужный рев дизельного двигателя не давал им спокойно разговаривать.

На окраине Агишты (жестяной дорожный указатель с названием населенного пункта был прострелен во многих местах, и я с трудом прочел это слово) несколько мальчишек играли возле дороги в футбол. Заметив наши машины, они бросили свое занятие и столпились возле разбитого асфальта, молча глядя на медленно идущие груженые машины.

Один из них вдруг показал мне вытянутый средний палец и что-то начал исступленно выкрикивать, подпрыгивая на месте от возбуждения. Я присмотрелся. Мальчишка как мальчишка, худой, черноволосый, лет тринадцать-четырнадцать, не больше, одет в грязные стираные джинсы и майку. Ничего необычного, кроме его глаз. А в них полыхала ненависть. Открытая и ничем не сдерживаемая. Вот он нагнулся, схватил камень и бросил. Камень не долетел и на излете попал в колеса бэтээра. Краем глаза я уловил рядом движение и повернул голову.

Парень, сидевший со мной (погон видно не было из-за закрывающей его плечи разгрузки), вскинул автомат и повел стволом в направлении чеченцев. Его сосед вовремя среагировал (все, кто сидел на «броне», тоже заметили этих пацанов и смотрели на них) и быстро поднял левой рукой оружие вверх. И тут же воздух разорвала короткая очередь. Я невольно пригнулся и мигнул. В правом ухе зазвенело. Подростки бросились за сваленную возле крайнего дома кучу строительного песка. Кто-то из офицеров громко засмеялся.

– Ты сдурел, парень?!! – долетели до меня слова. – Это же дети!

– Ты сам дурак! – так же зло прокричал ему в ответ стрелявший – Это чеченцы!

Парень в камуфляже внимательно посмотрел на стрелка, покачал головой и отвернулся. Я посмотрел на него. Кавказец, что ли?.. Поэтому он, видимо, и «впрягся» за пацанят. Скорей всего… ну да и хрен с ним.

На остальных этот эпизод не произвел никакого впечатления. Если бы тот, кто так ненавидит население республики, в которую он прибыл для наведения конституционного порядка, даже и не промахнулся бы, то колонна, скорей всего, не замедлила бы своего движения. Для непредвиденной задержки девяти машин должна быть более существенная причина, чем убитый чеченец.

Постепенно безлесые холмы и взгорки стали меняться на гористую местность. Вот из ущелья появилась река, бегущая нам навстречу. Это она за многие десятки тысяч лет прорыла в известняковых породах себе путь, а люди только расширили его и приспособили для своих нужд. Скалы, громоздившиеся слева по движению, были покрыты густым темным зеленым кустарником и деревьями. Лес тянулся еще выше, закрывая собой вершины хребта. Температура слегка понизилась, и начала ощущаться предгорная свежесть.

Чем дальше мы поднимались вверх по ущелью, тем больше нарастало внутреннее напряжение. Шутки и смех прекратились. Пару раз я заметил, как сосед прикладывался к солдатской фляге, шумно выдыхал и нюхал рукав. Ему было страшно, как и всем, и он успокаивал свои нервы привычным русским способом, поднимая себе тонус, не понимая очевидной вещи, что пьяный человек опасен как и за рулем, так и с автоматом в руках. В обоих случаях опасность неверно оценить быстро меняющуюся обстановку возрастает многократно, а это всегда заканчивается печально. Можно и нужно выпить после того, как миновала опасность, но уж никак не во время или до нее…

Тот самый парень, который не дал ему выстрелить в подростков, бросил на него несколько презрительных взглядов. Мы переглянулись. Парень сплюнул в сторону, на камни. Я понимающе кивнул.

Горы хороши для отдыха и геологических исследований, а вот для нас они были неудобны. Потому что были удобны для тех, кто решил бы здесь напасть на нашу маленькую колонну. Грамотно поставленную засаду невозможно обнаружить – это не кино, можно лишь только предугадать место, да и то далеко не всегда. А на горной дороге таких мест всегда предостаточно.

Нехорошее предчувствие мучило меня. Ну даже не мучило, а так… настроения не было, что ли… Я сидел на броне бэтээра, который замыкал цепочку машин, постоянно оглядывался и крутил головой по сторонам.

Обрывистые скалы, густо покрытые поверху кустарником, поднимались примерно на высоту пятнадцати-двадцати метров, и между ними не было никакого просвета.