В одном строю с победой - Байкалов Альберт. Страница 46

Бизнесмен устоял на ногах, однако из носа хлынула кровь.

– Ко мне повернись, – сквозь зубы процедил Антон.

Что-то буркнув себе под нос, Шутов нехотя подчинился.

– Я не расслышал, – Антон подошел к нему вплотную. – Это правда?

– Ну в принципе, – Шут метнул взгляд на толпу притихших парней. – Жить-то как-то надо! – выговорил он громким, вызывающим тоном.

– Ствол и сотовый! – Антон протянул руку.

У Шута от удивления и негодования глаза поползли на лоб:

– Ты чего… Ты кто такой?

Он попятился задом, но Антон схватил его за отворот пиджака, заставив присесть, и ударом под коленный сгиб повалил на землю. Он не раздумывал, как поступить с бандитом. Когда тот коснулся спиной земли, Филиппов уже знал фамилию, которая через несколько дней пополнит городские сводки без вести пропавших. Вынув пистолет, он хладнокровно прострелил ему локоть и колено.

Вопль, последовавший после двух выстрелов, был таким, что Нарышкину стало плохо. Побледнев, он опустился на поваленное дерево и схватился за сердце.

Филиппов ткнул пистолетом в ошалевшего от увиденного парня, до этого подзадоривавшего Шута:

– Забери у него волыну.

Косясь на направленный в него пистолет, тот осторожно подошел к скорчившемуся на земле Шуту и вынул из-за пояса «ПМ».

– Теперь отдай ему, – Антон указал стволом на бизнесмена.

После того, как команда была выполнена, он схватил Нарышкина за шиворот и подтащил к Шуту:

– Стреляй!

– Зачем!

– Чтобы ты нас, гнида, не заложил, – Антон с силой уткнул ему под ребра глушитель. – Ну!

Наведя пистолет мимо затихшего парня, Нарышкин зажмурился и, отвернувшись, выстрелил.

– У тебя еще одна, последняя, попытка, – прошипел Антон ему на ухо, одновременно следя за притихшей от ужаса толпой. – Раз… Два…

Второй выстрел заставил Шута вновь взвыть. Антон знал, бандит кричит не от боли. В шоке он ее наверняка не чувствует. Он дает волю переполнившему его ужасу, который вырывается сейчас из всех отверстий его организма в виде мочи, кала, пота и звуков.

Оттолкнув от себя Нарышкина, Филиппов с перекошенным лицом направился в толпу. Некоторые попятились. Кто-то остался стоять, оцепенев от неожиданного оборота дел.

– Кто еще хочет заниматься самоуправством?! – Он обвел всех взглядом. – Запомните, я не собираюсь шутить. Рябой главный. Все вопросы решать с ним. Каждый мой приезд по пустякам будет заканчиваться для вас неприятностями. Не царское это дело… Кстати! – Он, сделав вид, словно что-то вспомнил, обернулся к Рябому: – Я слышал, у вас в команде Боксер есть. Это не Баксаков случайно?

– Ну я, – нерешительно прохрипел невысокий худощавый парень. – А что?

– Меня зовут Бес, – направляясь к нему, сказал Антон. – Не забудь завтра ментам слить все, что здесь видел! Как Сапу с Кривым вкладывал, так же обстоятельно. Зачтется, если еще раз с волыной попадешься.

– Откуда ты узнал о Боксере? – осторожно спросил Рябой, когда они уже возвращались к машине.

Размышляя, что лучше соврать, Антон обернулся назад, в темноту, где предположительно докапывал себе и Шуту могилу Боксер, рассказавший, как попался на крючок операм и как потом вложил подельников, чем заработал себе легкую смерть.

– Связи у нас в ментовке большие. Хорошо платим. Готовясь к стреле с Башмаком, кое-какие справки навели о ваших людях. Правда, заплатить пришлось.

– Менты тоже скоты, – Рябой сплюнул. – Сначала обещают, потом вкладывают…

* * *

– Ну и наломал же ты дров! – Родимов, обхватив голову руками, задумался.

С иронией посмотрев на генерала, Антон пододвинул к себе тарелочку с чипсами и, забросив в рот тоненький, хрустящий ломтик картофеля, отпил из отпотевшего бокала несколько глотков холодного пива.

Погода была прекрасная. По небу, словно огромные белые корабли, плыли пушистые облака. Легкий ветерок успокаивающе шуршал листвой, запутавшись в кронах деревьев, обступивших бетонную площадку павильона, расположенного почти в самом центре парка.

Сегодня Антону ничего не могло омрачить настроение. Вчерашний день закончился, несмотря на опасения, благополучно. Кроме того, что его не грохнули на свалке, он приобрел авторитет в группировке, на которую его двинул Зелимхан, и, пользуясь случаем, привел собственный приговор в исполнение, отправив на тот свет двух отморозков.

Он не чувствовал угрызения совести, даже когда Боксер рыл себе могилу, шепча разбитыми губами проклятия в адрес сдавшего его мента. Да, он помогал милиции. Но как? Только когда его припирали к стенке собственными и незначительными преступлениями, думал Антон, глядя на Родимова. Между тем только из скромного рассказа Рябого, когда они возвращались в город, Филиппов успел узнать, что на Боксере висело два убийства, которые он совершил год назад. Причем если в первом случае ему пришлось замочить такого же, как он сам, бандюгана из конкурирующей группировки, то второй жертвой оказалась школьница. Ученица десятого класса случайно стала свидетелем его расправы над коллегой, и, хотя было темно и вряд ли девчонка смогла бы составить даже словесный портрет, он почти квартал преследовал ее, чтобы убить, как хвалился потом, ради спортивного интереса.

Шут был хлеще. Этого отморозка боялись даже подельники. Непредсказуемый в гневе, тот начал свой путь в криминал с убийства мужа сестры. Став свидетелем небольшой бытовой ссоры между супругами, не раздумывая, отправил на тот свет благоверного родственницы, двинув ему по темечку молотком для отбивных. Самое странное в этой истории было то, что он отделался легким испугом. По делу Шут проходил свидетелем, а всю вину взяла на себя сестренка, находившаяся на шестом месяце беременности. Суд, учитывая, что она защищалась от ножа, который на момент осмотра оказался у трупа в руке, и состояние сильного алкогольного опьянения мужчины, а также показания «свидетеля», квалифицировал действия как необходимую оборону. Дело было закрыто за отсутствием состава преступления, а квартира, которая осталась от непутевого алкаша, спустя несколько месяцев была продана.

Далее за ним были еще убийства, причем с особой жестокостью.

Когда Рябой перечислял, коротко описывая подвиги Шута, даже Антону стало не по себе.

Он сегодня чувствовал полное удовлетворение и не особо беспокоился за генерала. Переживет. Работа у него такая. Назвался груздем, будь добр, полезай в лукошко. Воспитал, вырастил, вложил душу в бойца, пожинай плоды и принимай теперь методы его работы как есть. На то оно и ГРУ, чтобы сопли не жевать, а добиваться результатов всеми способами, силами и средствами, то есть использовать возможности, которых у других силовых структур нет. То, что не война, а это не территория, занятая противником, так это еще как посмотреть. Чечня в составе России, значит, война идет в пределах не только административных границ, но и государственных. А задать бы вопрос о морали тем, кто под обломками зданий на Каширке или в Буйнакске родственников потерял, равно как в Тушине покалечился, то и по мордасам можно получить.

Не в силах больше глядеть на то, как мучается генерал, Антон кашлянул в кулак и, вздохнув, принялся его успокаивать.

– Сами сказали, работаем жестко, – осторожно напомнил он брошенную еще в первый день своего приезда в Москву фразу. – Я по-другому не могу.

– Да понимаешь, – поднял на него взгляд генерал, – меня беспокоит, как бы ты не влип. Не всесилен я. Даже президент в этой стране таких санкций не дает.

– Так ведь я не прошу меня спасать в случае чего. Правило знаю и закон помню. Действия будут противозаконными, если о них узнают. Так и оценки моей деятельности только две – увидели или нет. Что для людей Зелимхана, что для прокуратуры – я вне закона. Если бы я Боксера не раскрыл им, он бы меня оперу рано или поздно сдал. Я в этом уверен. Хороший способ наказать за Шута, ведь они друзьями были.

– А зачем Шута мочил?

– Это не я. – Антон сделал честные глаза. – Это на него Нарышкин осерчал. Правильно, обманывать людей нехорошо. А если серьезно, – с лица Филиппова сошла улыбка, – мне по дороге Рябой честно признался, не верил, говорит, что братва меня примет. Кровь должна была пролиться.