Практика Сергея Рубцова - Далекий Николай Александрович. Страница 40

— Как же это?

— Они наши газеты читают. Очень даже внимательно! А в «Комсомольской правде» очерк о геологах был и фото. Так вот! У него не только деньги наши были. Его и шоколадом, спичками, махорочкой и даже газетой — цигарки крутить — всем советским снабдили. Чистая работа! Бандероли тоже с настоящих скопировали.

— А в ящике что он вез?

— Образцы… — ехидно усмехнулся майор, — только не горных пород, а новейших радиопередатчиков, фотоаппаратов. Все это миниатюрное, по последнему слову техники. Денег было много…

— Кто его накрыл?

— Большая группа этим занималась, но пальма первенства принадлежит капитану Николаеву. Он блестяще провел всю эту операцию от начала до конца.

Лицо Сергея вытянулось, он даже побледнел.

— Капитан Николаев? Теперь я понимаю… Теперь я, кажется, все понимаю. Нет, не все. Товарищ майор, а учитель Голубев… Он арестован?

— Нет.

— Вот это-то и непонятно. Капитан Николаев ехал в одном поезде со Смирновым, а где был Голубев? Неужели сумел скрыться?

Кияшко закурил папиросу и поискал глазами пепельницу. Пепельницы на столах не было. Майор приоткрыл наполовину пустую спичечную коробку и осторожно стряхнул туда пепел с папиросы.

— Я должен огорчить вас, товарищ курсант, — щуря от табачного дыма глаза, сказал он. — Голубев Ипполит Евстафьевич, бывший колчаковский офицер, умер пять лет назад.

Брови Сергея удивленно вздрогнули, но он не поверил и тут же хитренько прищурился точь в точь так же, как это делал Кияшко.

— Разыгрываете, товарищ майор? Впрочем, может быть, Голубев — это… служебная тайна? Тогда не спрашиваю.

— Был тайной, — вздохнул Кияшко.

— Эту тайну изобрел капитан Николаев. Я очень жалею, что вам так и не пришлось поработать под руководством капитана. Это человек изобретательный. Слушайте, что случилось со старым учителем-математиком-Голубевым. Такой человек существовал.

Майор покосился на закрытую дверь, сделал несколько затяжек и продолжал, слегка понизив голос.

— Когда началась война с гитлеровцами, к начальнику управления является человек так лет под пятьдесят, предъявляет свои документы на имя Голубева Ипполита Евстафьевича и заявляет примерно следующее: «Каюсь, я — агент иностранной разведки, завербован в 1918 году. Делайте со мной, что хотите, но я русский человек и в этот тяжелый для родины момент не хочу оставаться предателем». Вот какое дело! Расспросили его что, как и почему. Действительно, колчаковский офицер, воевал с красными, ненавидел советскую власть и так далее. Поэтому завербовался без особых колебаний. Мстить хотел! Задания выполнял сравнительно безобидные — давал приют другим агентам, изготовлял фальшивые документы.

В этом отношении мастер первой руки — любая печать, штамп, подпись. Не подкопаешься! Встал вопрос — что делать? Приняли во внимание его чистосердечное раскаяние и сказали: «Вредил, работал на врагов — теперь искупай свою вину и поработай на нас». Так при помощи этого гражданина в течение сорок первого — сорок пятого годов нам удалось поймать не много, не мало — восемь шпионов.

— Японская разведка? — спросил Сергей.

Кияшко усмехнулся.

— Не имеет значения… Получалось очень хорошо: Голубев фабриковал любые документы — мы его настоящими бланками снабжали, а агент надежно устраивался, маскировался, но тут его в нужный момент аккуратно накрывали мокрым рядном… А Голубев «не виноват», Голубев в стороне, вне подозрения. Но кончилась война— и Голубеву нет работы.

— Понятно. Япония капитулировала, их разведка свернула свою работу, притихла.

— Ну, вот ты какой! — с неудовольствием произнес Кияшко, — лезешь поперед батька в пекло. Важен факт— к Голубеву посетители не идут. Забыли? Нет, они не забывают… Консервируют! Будем ждать, пока откроют. И вот тут- то происходит несчастье. Голубев уезжает в отпуск на Волгу посмотреть на родные места. Искупался в реке, простыл, воспаление легких и — приказал долго жить. А в это время на одном из участков границы был тяжело ранен нарушитель, который оказался агентом иностранной разведки. Только учтите — разведка другого государства, к которой Голубев отношения не имел. Этот агент на допросе назвал учителя Голубева в числе тех немногих лиц, к которым он должен был обратиться за помощью. Адрес тот же, пароль тот же, задача та же — Голубев должен вручить ему надежные документы. Значит, делом Голубева завладела другая разведка и решила произвести расконсервацию старого агента. Что делать? Тут-то капитан Николаев — он в ту пору старшим лейтенантом был — предлагает воскресить Голубева.

— Поставить на его место другого? — спросил Сергей, возбужденно блестя глазами.

— Здорово! Но как же… Ведь сослуживцы, ученики, соседи знали настоящего Голубева в лице. Да и агентам, наверняка, показывали его фотографию.

— Все было учтено. Факт смерти Голубева засекретили. Родственников у него не было, жил один-одинешенек, никто им особенно не интересовался. Поэтому легко и незаметно оформили «перевод» учителя из одного города в другой. И в Синегорске появился учитель-математик Ипполит Евстафьевич Голубев. О подробностях всего этого дела я умолчу. Это — техника, и вы с ней познакомитесь со временем… Короче говоря, все было продумано и обставлено очень удачно.

Кияшко закурил новую папиросу, пустил дым колечком и продолжал:

— Так проходит год, два, Голубева никто не тревожит паролями. Наш старик сперва волновался, нервничал, а затем успокоился и попривык к своей фамилии. Специальность у него была та же — учитель-математик. Проходит пять лет, мы уже потеряли надежду. Но вот является…

— Смирнов!

— Нет, сперва мы узнаем о появлении «геолога». Вы читали показания охотника. Он и его внук совершили героический поступок. Но «геолог» исчез. Наши работники специально дежурили на вокзалах, просматривали поезда и не могли обнаружить кого-либо, кто был бы похож на «геолога». Проходит три дня, и вдруг мы узнаем, что какой-то молодой человек расспрашивал хозяйку в том доме, где жил настоящий Голубев, о новом месте нахождения учителя. Вслед за этим — звонок учителя, и долгожданная условная фраза: «На рыбную ловлю пойти не могу. Нездоровится…» В тот же день у меня на столе имелось несколько фотографий Смирнова. Было известно и то, что учитель выписал ему паспорт на имя Константина Васильевича Ковалева. С этого момента за каждым шагом Смирнова следили люди специально выделенной группы под руководством капитана Николаева. Естественно, нам не было никакого смысла сразу же арестовывать его, мы дали ему свободу действий, а сами крепко держали в руках ниточку, полагая, что она приведет к большому клубку. Так и получилось — арестована группа хорошо законспирированных вражеских разведчиков. Капитан Николаев блестяще провел эту операцию. Единственный минус — прозевал Дынина. Николаев не предполагал, что Смирнов пойдет на такой рискованный шаг — слишком дерзко. И погиб пьянчужка не за понюшку табака. Смирнов успел убить двоих — якута и Дынина… Вот так.

— Но почему и куда исчез подставной Голубев после встречи со Смирновым? — спросил Сергей.

— Меня все время путало это обстоятельство.

— Учитель, исполнявший роль Голубева, заболел от нервного потрясения. Представьте себе — старый, тихий человек, больное сердце, и вдруг к нему является шпион. Настоящий! Было от чего взволноваться. Сердце старика сдало, пришлось его немедленно отправить на курорт. Он по сей день там отдыхает, лечится.

— И провожал его капитан Николаев?

— Жена капитана Николаева. Николаев нес чемодан. Кстати, этот учитель — далекий родственник капитана.

Та незримая тяжесть, которая прежде давила Сергея Рубцова, давно исчезла. Он слушал рассказ Кияшко с всепоглощающим вниманием, радуясь тому, как хорошо была разыграна комбинация с подставным Голубевым. Но вместе с тем в его душе, незаметно возникнув, росло горькое, еще до конца не осознанное чувство разочарования и даже обиды.

— Еще два вопроса, товарищ майор, — сказал он, облизывая пересохшие губы. — Где находился ящик Смирнова и арестован ли тот тип, который устроил мне засаду в Камень-Волынском?