Оборотень - Незнанский Фридрих Евсеевич. Страница 68

— До свидания, — четко артикулируя каждый звук, сказал фирмач. — Я буду приходить завтра и иметь готовый контракт.

— Да, мистер Маккэй, буду вас с нетерпением ждать, — улыбнулся вышедший вслед за посетителем Максим.

Когда после обмена улыбками иностранец исчез, Максим скривился и, обращаясь к секретарше, сказал:

— Катюха, кофейку, что ли, сваргань. Затем он обратил взор на Турецкого.

— Я вас слушаю, — произнес он без тени той учтивости, с какой провожал мистера Маккэя. Видимо, Александр Борисович не производил впечатления выгодного клиента.

— У меня к вам разговор, — ответил Турецкий и, обернувшись на девушку-мультяшку, добавил: — Конфиденциальный.

— Прошу, — заученным жестом пригласил его Максим. Войдя в его кабинет, Александр Борисович с интересом огляделся. За письменным столом находилось гигантское окно почти во всю стену. И перед ним как на ладони лежала Москва, гигантский кипящий мегаполис. Сотни машин бежали по проспекту Вернадского, где-то далеко внизу маленьким пряничным домиком казалась Тропаревская церковь, куда спешили крошечные прихожане. Такие же крошечные люди сновали у метро «Юго-Западная», ходили по рынку, садились в автобусы, куда-то спешили… А дальше один за другим высились многоэтажные жилые дома. Гигантская Москва конца двадцатого века. И где-то тут сейчас ходит неизвестный преступник. Нет, не тот, который убивал, этот, возможно, где-то скрывается, а другой, настоящий. Заказчик.

— Я вас слушаю, — прервал его размышления голос Максима.

— Да вот, засмотрелся на вид из вашего окна, — объяснил Турецкий. — Очень внушительно.

Он обернулся, и взгляд его упал на коллекцию японских деревьев «бонсай». Размерами они были похожи на те, которые росли внизу, на двадцать три этажа ниже. И это создавало очень странный эффект, как будто все, что он видел внизу было находящимся тут же за стеклом карликовым миром.

Максим, заметив реакцию посетителя, улыбнулся и, не дожидаясь, пока Турецкий представится, заговорил:

— Катя показала вам наш последний продукт? Заказчики были очень довольны как креативной стороной, так и материальной. Сейчас материально многие фирмы дают качественную продукцию, не хуже нас, но наша сила именно в креативности. А креативность — это восемьдесят процентов успеха.

Турецкий почувствовал себя дряхлым и окончательно отставшим от жизни. В первый раз это чувство посетило его, когда он увидел в газете объявление «Продается импортная трехкнопочная мышь», и только всезнающий Моисеев (который был гораздо старше Турецкого) разъяснил, что речь идет о какой-то важной принадлежности компьютера.

Вот и сейчас, слушая рассуждения Максима о креативности, Турецкий не до конца понимал, в чем же все-таки состоит сильная сторона агентства «Пика».

— Конечно, бывают сложные случаи. — Максим говорил, с удовольствием прислушиваясь к собственным словам. — Например, не так давно к нам обратилась фирма, которой надо было продать много тонн куриных сосисок. Надо было придумать такой ролик, чтобы все начали их покупать, а при этом мы не имеем права говорить то, чего нет. Профессиональная этика не позволяет.

Слушая Максима, Турецкий думал, что все складывается так, как хотелось, и не пришлось ни приклеивать бороду, ни переодеваться женщиной. Вот он уже десять минут разговаривает с Максимом, а тот так и не знает, что говорит со следователем.

— А потом вы размещаете свои ролики на телевидении? — спросил Александр Борисович.

— Да, — кивнул Максим, — по желанию клиента мы можем заняться размещением. Очень многие нам эту сторону также поручают. Берем мы немного, сравнительно, конечно, меньше других, а размещаем в самых популярных программах — непосредственно перед или после них. У нас с телевидением налаженные контакты, связи.

— А на канале «3x3»?

— Без проблем.

— Как же вам удается обходить Асиновского? — засмеялся Турецкий. — Я-то думал, что он все держит в своих руках.

— Ну мы не то чтобы его обходим, — заметил Максим. — Мы с ним сотрудничаем. У «Пики» с Асиновским прекрасные отношения. Мы работаем вместе…

— Вместе делим прибыль, вместе собирались обвести вокруг пальца Ветлугину, — закончил за него Александр Борисович, Его тон вдруг сделался жестким. — Это очень интересно.

Максим на миг застыл на месте, затем повернулся к Турецкому и произнес дрогнувшим голосом:

— Я вас не понимаю.

«Наложил в штаны, — презрительно подумал Турецкий. — Тоже мне делец. Да ты не только подонок, а еще и трус».

— Старший следователь по особо важным делам Прокуратуры РФ Александр Борисович Турецкий, — представился он и предъявил удостоверение. — Я веду дело об убийстве Ветлугиной. С Асиновским я уже беседовал и представляю себе, какую игру вы вели на телевидении. В частности, в том, что касается приватизации канала. Интересную вы игру затеяли — «и нашим, и вашим». Главное, чтобы не прогадать ни в коем случае, кто бы ни победил, Ветлугина ли, Асиновский, вы всегда с победителем. Удобная позиция, господин Сомов. А вы ведь еще такой молодой…

«И уже такая сволочь», — хотел он добавить, но сдержался.

— Я не делал ничего, что выходило бы за рамки закона, — высоким голосом сказал Максим и стал похож на горластого петушка.

«И вовсе он не красивый, — подумал Турецкий. — Глаза-то лживые… К старости это лицо просто страшным станет. Как у Дориана Грея».

— Вы меня не пугайте! — все тем же испуганно-угрожающим голосом продолжал Максим. — К убийству Ветлугиной я не имею никакого отношения. И не шейте мне этого!

— Да успокойтесь, никто вас пока не обвиняет, — устало сказал Турецкий. — Я хотел спросить вас совершенно о другом. Вы не знаете такого Голуба Льва Борисовича?

— На телевидении?

— Нет, думаю, что нет. Вот его фоторобот.

Максим с минуту всматривался в портрет. Затем решительно покачал головой:

— Никогда его не видел.

— А не упоминала ли о таком человеке Ветлугина?

— Нет. Я почти уверен.

— Вы ведь были с ней хорошо знакомы? — спросил Турецкий, смотря Максиму прямо в глаза.

— Ну, — тот отвел взгляд, — так, до некоторой степени… «Прежде чем трижды пропоет петух», — почему-то вспомнилось Турецкому.

— Так вот, не говорила ли вам Елена Николаевна, что за ней следят? Возможно, она это замечала?

Максим наморщил лоб, но ничего подобного вспомнить не смог.

— А что, за ней следили? — в свою очередь спросил он.

— Да, через частный сыск.

— Надо же… — Максим только недоуменно покачал головой. — И что же, они подслушивали все наши разговоры? Собаки!

В критическую минуту он продолжал думать только о себе.

Моисеев уже собрался идти на обед, как вдруг зазвонил внутренний телефон:

— Семен Семеныч? Турецкий. Пленки наконец у меня; как там оборудование, готово?

— Заходи.

— Да у меня одно на другое наехало, не знаю, за что хвататься. Вот еще Меркулов только что позвонил, что из Кандалакши привезли предположительно пальчики Голуба. Так что и вам придется по картотеке порыскать. Может быть, ваша лаборантка Света пока протокол съемки оформит, на машинке напечатает, а то саму съемку смотреть, потом эфирную версию — часа три, наверное, уйдет. А я после пяти уже на готовенькое явлюсь. Успеет она просмотреть и записать текст в протоколе?

Семен Семенович недовольно крякнул и проворчал:

— Саша, если вы думаете, что Света тут прохлаждается, то вы ошибаетесь. Ну да ладно, куда от вас денешься, сейчас пришлю ее за пленками.

К 17.00 на столе у Турецкого лежал протокол ознакомления с видеозаписью. Света напечатала текст очень старательно: за основу была взята исходная пленка; все, что выпало при монтаже, было в протоколе выделено курсивом, монтажные вставки из эфирной версии тоже попали в протокол. Ремарки, комментирующие видеоряд, были вполне толковыми.

(Крупным планом лицо Ветлугиной; улыбается в объектив).