Лихая гастроль - Сухов Евгений Евгеньевич. Страница 32

Еще через несколько минут пароход встал на якорь. На палубах третьего класса произошло заметное оживление. Незапланированная остановка в самом центре реки выглядела весьма кстати: с парохода открывался чудесный вид на село, рассыпавшееся по склону, и на пятиглавый собор, стоявший на самой вершине. По мнению многих пассажиров, подобным зрелищем стоило бы любоваться на рассвете. Сейчас же косогор, накрытый туманом, был мрачен, едва выделялись лишь маковки куполов, подсвеченные сиянием звезд.

Никто из пассажиров даже не заметил, как по правому борту была спущена шлюпка, на которую сошел сначала сутулый молодой человек с небольшим чемоданчиком в руках, какие обычно предпочитают земские врачи, а следом за ним двое дюжих матросов уложили на зыбкое дно лодки носилки с человеком.

Строго посмотрев на матросов, взявшихся за весла, пассажир произнес:

– Вы бы того, ребятушки, как-нибудь поосторожнее. Хлипок он больно, а то ведь можно всю душу вытрясти.

– Не беспокойся, сделаем все, что нужно, – произнес боцман. – Ну что, взялись!

Весла мягко вошли в воду, и первый же мощный гребок отдалил лодку от парохода. Затем еще один, столь же сильный, приблизил берег, и вскоре пароход затерялся в плотном поднимающемся тумане, оставив на воде лишь размазанные очертания.

Под дном лодки мягко зашуршал гравий, и боцман объявил:

– Приехали. Куда нам теперь?

– Давайте до первого дома, – сказал лекарь, – не оставлять же его помирать на берегу.

– И то верно, как-то не по-христиански получается. Взялись, ребятишки; да тут немного, какую-то милю, – весело подбадривал боцман приунывших морячков. – Вот только смотрю я, уж больно белый он, как бы не помер, – произнес он с некоторой опаской и, увидев, как колыхнулась грудь больного, добавил с заметным облегчением: – Живой, кажись. Да по всему видать, много ему не протянуть.

Сгибаясь под тяжестью, матросы зашагали вверх по тропинке, к домам, стоявшим на самом косогоре.

– Вы бы его не растрясли, – едва поспевал следом врач, – а то как бы того… Окочуриться может.

– Стараемся как можем, больной-то не пушинка!

Хворый лишь тихонько покрякивал, перекатываясь чуток с одного бока на другой.

– Оно и верно…

Взобравшись на самый верх берега, матросы с облегчением посмотрели на Волгу, где белым пятном на самой середине реки застыл трехпалубный пароход.

– Кажись, дотопали, – проговорил боцман. Сняв бескозырку, он вытер верхом взмокший лоб. – Давай его вот сюда, вот к этому порожку.

Сгибаясь под тяжестью, дотопали до ближайшего дома. Положив носилки с больным перед порогом, матросы охотно распрямили спины. Боцман постучал в дверь и услышал неодобрительное: «Кого это в такой час…» Посмотрев на лекаря, сказал:

– Ну а дальше уж как-нибудь без нас. Служба!

Не дожидаясь благодарности, скоренько сбежал вниз, увлекая за собой притомившихся матросов. На заднем дворе басовито и сдержанно затявкала собака. В сенях громыхнуло чем-то тяжелым.

– Ну, чего валяешься, – прикрикнул Марк Модестович на лежащего. – Поднимайся, утопали матросики.

Скинув с себя одеяло, Аристарх Худородов поднялся и далеко в сторону отбросил носилки.

– Рожу-то от мела ототри, – сказал Краснощеков. – А то и в самом деле на покойника смахиваешь. Перепугаешь в потемках народ! За упыря примут. – И когда тот рукавом сюртука вытер со щек белила, проговорил: – Вот так-то оно лучше будет.

– Кто там? – раздался из-за двери встревоженный голос.

– Путники мы, – угрюмо проговорил Краснощеков. – С дороги сбились. На постой, часом, не пустите? – И, опережая возможный отказа, добавил: – Мы вам заплатим.

– Ну коли так… – голос заметно подобрел.

Дверь, удерживаемая цепочкой, едва приоткрылась. В проеме были видны лишь хитро прищуренные глаза, пытливо рассматривающие гостей.

– Сколько вас?

– Двое.

Еще через пару долгих минут цепочка была сброшена, и все тот же неприветливый голос произнес:

– Проходите… Только у меня того… Добра-то не шибко много. Один, стало быть, на сундуке будет спать, – кивнул он на Аристарха Ксенофонтовича, имевшего меньший рост, – а вот ты, видать, на полу.

– Договорились, – с готовностью ответил Краснощеков.

Прежде чем войти в дом, Марк Модестович обернулся на сбегающих к реке матросов. Вот они сгрудились у лодки, о чем-то коротко переговорили, поглядывая на пароход, застывший на реке, и ловко, как способна только молодость, попрыгали в лодку. Единственный матрос, оставшийся на берегу, оттолкнул шлюпку далеко в воду и так же расторопно запрыгнул на борт.

– Ну, чего встали? – неодобрительно буркнул старик. – Захаживай в дом! А то комары налетят, – и отошел чуток в сторонку, давая возможность Краснощекову протиснуться в проем.

Глава 12

ЧЕЛОВЕК В КЛЕТЧАТОМ ФРАКЕ

Полицмейстер Нижнего Новгорода Павел Иванович Сиволапый был однокашником Григория Васильевича Аристова. После окончания Петербургского университета какое-то время они даже работали вместе в Тверской губернии, но потом Аристов, отличившись своими талантами, был переведен в уголовный сыск, а сам он, после пяти лет безупречной службы и стараниями покойного батюшки, получил назначение в Нижний Новгород, где сумел весьма удачно продвинуться по служебной лестнице.

Однако, поглядывая на своих однокашников, Сиволапый с тоской отмечал, что многие из тех, кто остался в Петербурге, сумели сделать приличную карьеру, а некоторые так и вовсе выбились в генеральские чины. А ему, обладавшему куда большими способностями, чем другие, приходилось прозябать в провинции безо всякой надежды вырваться когда-нибудь в одну из двух столиц. Так что сообщения Аристова о мошеннике, находившемся на пароходе «Колизей», он воспринял со всей серьезностью. Предоставлялась хорошая возможность отличиться, упускать которую он не желал. А ежели дело пройдет действительно успешно, то Григорий Васильевич непременно шепнет доброе словцо кому-нибудь из высокого начальства о расторопном полицмейстере. Авось тогда заприметят, обласкают.

Предстоящей операцией он решил командовать лично, чему было две веские причины: первая – он опасался нерасторопности полицейских, которые могли сорвать намеченные планы; и вторая – уж очень хотелось посмотреть на мошенника, выдававшего себя за Шаляпина. Вот приведет его в кутузку и тогда потребует, чтобы тот выступал перед полицейским начальством, с ухмылкой думалось Сиволапому.

Так что в речном порту Павел Иванович появился заблаговременно, прихватив с собой дюжину агентов и столько же городовых. Филеры, смешавшись с толпой, нервно поглядывали на часы, понимая, что пароход непростительно опаздывает, а городовые, занявшие все выходы в город и расположившиеся по периметру толпы, прогуливались с задумчивыми лицами, лишь иной раз строго помахивали пальцами встречающим, малость расшалившимся от выпитого.

Огромное количество городовых не могло не насторожить, в толпе понемногу начинали шушукаться и говорить о том, что на «Колизее» инкогнито пребывает особа из царской фамилии. Говорившему горячо возражали, утверждая, что на пароходе скрывается шайка душегубов, уже наделавшая немало бед пассажирам.

Как бы там ни было, но присутствие городовых было оправданно. И все собравшиеся с нетерпением ожидали развязки.

Лишь когда на речной воде отчетливо обозначились очертания подходящего «Колизея», толпа колыхнулась в радостном возбуждении, позабыв на какое-то время о городовых, стоявших в ожидании.

Столь торжественно пароход «Колизей» не встречали ни разу. Бывало, конечно, что и с оркестром. Случалось, что на встречу прибывали из городской управы, а однажды и вовсе объявился вице-губернатор со свитой. Но чтобы вот так, с огромным количеством городовых, – впервые! Капитана Завьялова распирала невольная гордость. Наверняка где-то здесь в толпе стоит и сам городской глава. Неужели они узнали о том, что сегодня у него день ангела, и решили отдать причитающиеся почести?