Купель Офелии - Брикер Мария. Страница 51

Руки задрожали от волнения. Не исключено, что именно здесь располагается тайник. Ванька осторожно постучал костяшками пальцев по фреске. Кусок штукатурки отвалился и с глухим звуком упал на пол. К Ванькиному глубокому разочарованию, под штукатуркой оказалась кирпичная стена. Он простукал фреску по периметру, обвалив еще часть штукатурки, – стена была глухой.

– Не может такого быть! – расстроился Ванька. Что ж, раз здесь нет тайника, значит, фреска – ключ к чему-то. И это что-то должно быть в кабинете графа и указывать дальнейший путь. Или было? Терехин внимательно изучил стены, заметил небольшие выбоины на равном расстоянии друг от друга и все понял. В письмах княгине граф вскользь упоминает, что отец ему оставил большую библиотеку книг по коневодству и селекции. Где граф ее содержал? Естественно, в кабинете! Он здесь работал и пользовался книгами.

Матильда с Казимиром не ошиблись. Подсказки «дуб» и «азбука», как символ мудрости и знаний, означали книгу и вели сюда – в кабинет графа, в его библиотеку. И в этой самой библиотеке находилась книга с ключом к ребусу. Неужели все глухо? Как теперь ту книгу разыскать, если библиотека Беркутова канула в Лету?

В подсказках есть прямой намек на литературное произведение, которое к селекции и коневодству не имеет никакого отношения. Парус в подсказке. Парус на фреске. Беркутов явно сделал на нем акцент. А что, если романтичный граф приготовил для княгини не книгу по селекции лошадей, а томик стихов Лермонтова?

Окна кабинета графа тоже смотрели на юг. Ванька уселся на подоконник и уставился в темноту парка. Стихотворение «Парус» было опубликовано после смерти поэта. Возможно, Беркутов выбрал его не случайно?

Терехин подул на стекло, пальцем написал слово «ойнйойко» и прошептал первую строку стихотворения Лермонтова: «Белеет парус одинокий»… «Одинокий!» – как обухом ударило по голове. Это слово было удивительным образом созвучно с самим графом, его несчастливой жизнью. Надавливая пальцем на стекло, Ванька написал «одинокий», пронумеровал каждую букву и задумался. В слове оказалось две буквы «о», под цифрой один и пять. В закодированном слове букв «о» было три. Это могло означать, что логика завела его не в ту степь, либо граф зашифровал ребус самым примитивным образом, используя только начальную букву, чтобы не мучить возлюбленную сложными математическими вычислениями. Интуиция подсказывала, что код верный. Ванька подставил к ребусу Зебельмана цифры, соответствующие буквам. Получилось – 18481861.

«Путь, который ведет в никуда», – вспомнилась одна из подсказок. С утра все сошлись во мнении, что это манеж, но сейчас, глядя на цифры, начерченные на тумане стекла, Ванька вдруг понял, что подсказка означает – смерть, а числа – чей-то жизненный путь. Путь совсем недолгий – всего 13 лет.

От нахлынувших сентиментальных чувств глаза увлажнились. Ванька снял очки, достал салфетку из кармана, чтобы их протереть. Одновременно что-то упало на пол и звякнуло. Терехин протер очки, нацепил их на нос и соскочил с подоконника. Поднял сережку, которую он нашел на берегу пруда, откуда нырнул Буденый. Точнее, где ему помогли нырнуть. Взял ее в руку и с удивлением рассмотрел, словно видел впервые. Как кадры из фильмов, в голове стремительно пронеслись эпизоды из недавнего прошлого. Утро, он с люлькой в руках идет в комнату Кристины возвращать ребенка. Навстречу Галочка – смущенное лицо, робкий взгляд, опущенная голова. Он в комнате Донателлы. Над телом покойной колдует Ильин. Ванька берет бутылку тоника и бокал, наливает тоник режиссеру, подносит бутылку к губам. Галя бросается на него, сбивает с ног, тоник разливается по паркету.

Господи, зачем она это сделала? Дура!

С утра он решил, что поэтесса рыскает по конезаводу в поисках журнала. Выходит, ошибся. Галина совсем с другой целью оказалась в коридоре, рядом с комнатой Донателлы, незадолго до ее смерти. Стало ясно, почему бывшая стремительно среагировала, когда он взял бутылку с тоником. Она банально знала, что в бутылке стрихнин, потому что сама насыпала его туда. Поэтому и в дверь ломилась, требовала, чтобы он немедленно вышел. Заботливая сволочь…

Господи, зачем? Зачем она это сделала?

Ванька зажмурился, в ушах звенел раздраженный голос Кристины. «Можно подумать, она бескорыстно. Поэтесса осталась, чтобы тебя вернуть. И сюда приперлась тоже из-за тебя. Офелия ее раздражает, а меня она вообще ненавидит. Была бы ее воля – придушила бы меня, не раздумывая»… «Какая любовь? Она тебе назло влюбленную разыгрывает. Чтобы тебя от ревности приплющило. Лукин для нее пустое место. Галя, конечно, идиотка, но не до такой же степени! В том смысле, что губа у нее совсем не дура. Ей, как натуре творческой, нужен чуткий умный человек, а не мыльный пузырь и интеллектуальный тюфяк Сеня Лукин, неспособный оценить ее тонкую организацию».

Зачем? Зачем? Зачем?

«Если вдруг беда, можешь на меня положиться. Я девочку не оставлю, выхожу… Это ведь твой ребенок!»…

Когда бывшая предложила помощь, Ванька почувствовал искреннюю благодарность и одновременно чувство вины. Ведь он ничего не мог дать взамен доброй, сердобольной Галочке, которая спасла ему жизнь. Разве мог он вообразить, что добрая, сердобольная Галочка перед тем, как предложить ему помощь, хладнокровно избавилась от двух соперниц (или, может, Криста все-таки жива?) и заперла продуктовый склад, чтобы невозможно было добыть молока или кашки для Офелии. Ради чего? Чтобы стать единственной и незаменимой, сделать его зависимым и благодарным? Чтобы вновь оказаться в его койке?

– Ничего себе любовь, – прошептал Ванька. – Неправильная и сумасшедшая.

Дверь скрипнула, Терехин вздрогнул и обернулся. На пороге стояла Галочка.

– Вот ты где. А я тебя по всему конезаводу ищу, – улыбнулась она.

– Зачем?

– Просто так, – пожала поэтесса плечами, прошла в комнату, заглянула в люльку Офелии, села на диван, положила руки на колени, как застенчивая школьница.

Он присел рядом.

– Ты прости меня, Галь, за все. Я был не прав. Да, катастрофически не прав и очень перед тобой виноват, – тихо сказал Ванька. – Ты столько всего для меня сделала, так помогла, жизнь спасла. Не знаю даже, как отплатить тебе за добро.

– Глупости какие. Я же от чистого сердца! – Галина немного помолчала. – Ты тоже меня прости. Я вела себя невыносимо.

– Значит, мир?

– Мир.

Тишина в комнате прервалась сонным кряхтением Офелии. Ванька покачал люльку и обернулся к Гале.

– Я тут подумал… Может, попробуем начать все заново, когда выберемся отсюда? Попытаемся склеить, так сказать… ээ… разбитую лодку? Понимаю, что вряд ли это возможно после всего… но…

– Боже, как я мечтала! Как я мечтала, что ты скажешь эти слова! – с придыханием воскликнула Галочка. – Только зачем ждать, Ванечка? Давай попробуем прямо сейчас, – она положила голову ему на колени и затихла, ожидая немедленной ласки.

Он смотрел на белобрысый затылок с полосой отросших темных волос у корней, чувствовал тяжелый аромат ее парфюма и задыхался от отчаянного желания придушить эту тварь, призвать немедленно к ответу, раздавить, как клопа… Но разум подсказывал, что действовать надо иначе. Рядом Офелия, нельзя рисковать. Неизвестно, что выкинет психопатка, когда узнает, что ситуация вышла из-под контроля. Одна ошибка может стоить ребенку жизни. Пока Галя считает, что все складывается по ее плану, она не причинит малышке зла. Однако Ванька не ожидал от бывшей такой решительности. Даже не поломалась ради приличия.

– Извини… я как бы… Я не могу здесь. Вдруг Мотя заглянет Офелию проведать?

– Да не напрягайся ты! – грубовато сказала Галина. – Матильда у меня отпросилась на всю ночь. Казимир сделал ей предложение, и у них там праздник. Расслабься, Вань. Никто сюда не придет до утра. Ну, обними меня, я ужасно соскучилась! – Галя потянулась к его губам.

– Тогда, конечно, – прошелестел Ванька, у которого от напряжения сел голос. Неуклюже погладил ее по волосам, чмокнул в лоб и отсел подальше. – Нет, Галь, не могу. Жаль, что выпить нечего.