Белый камень - Николе Жиль. Страница 2

К этому моменту ситуация стала критической. Загорелся четвертый этаж со всеми собранными там горючими сокровищами.

Тут наконец прибыли пожарные из Виллара. Их машина с длинной лестницей на крыше каким-то чудом ухитрилась протиснуться в арку и проехать на большой двор к самому месту пожара.

Благодарение Господу, незадолго до полудня огонь был потушен, и никто не пострадал.

Все облегченно вздохнули.

2

Отец Антоний велел достать из погреба несколько бутылок вина. Поводов было достаточно. Во-первых, просто очень хотелось пить — и это вполне понятно; во-вторых, надо было отвлечься от того, что произошло; в-третьих, следовало возблагодарить Господа и пожарных, и, наконец, в-четвертых, необходимо было выпить для храбрости.

В большом монастырском дворе собралось не менее сотни человек: тридцать один монах, пожарные, несколько жандармов и почти все население деревни. Братья не привыкли видеть у себя столько народа, поскольку обычно доступ во двор был закрыт для посетителей, а последний раз подобная толпа собиралась здесь, по преданию, в мае 1488 года, когда в монастырь приезжал сам папа римский. Никто не знал, было все это на самом деле или нет.

Даже глубокие старики не упустили возможности поучаствовать в общем торжестве. И у них, не принимавших никакого участия в тушении пожара, тоже нашелся повод выпить. Но никто не задерживался надолго возле спешно накрытого длинного стола, потому что все торопились воспользоваться неожиданно представившейся возможностью осмотреть эту часть одного из самых недоступных и загадочных монастырей Франции.

Небольшими группами гости расхаживали по периметру запретного двора. Некоторые сведущие в истории монастыря люди, к которым причислял себя и мэр, взяли на себя роль экскурсоводов, делясь с остальными своими весьма приблизительными знаниями.

Было сказано, помимо всего прочего, что громадный внутренний двор был сооружен в XV веке, в период расцвета обители, когда братия решила пристроить три дополнительных крыла к древнему зданию. К сожалению, из первоначальных сооружений монастыря, основанного в начале XII века неким отцом Петром, можно было увидеть только фасад, возвышавшийся над северной стороной дворика. Предусмотрительные монахи заперли все ведущие внутрь проходы, в том числе и большие ворота в центре, скрыв таким образом от нескромных взглядов единственный в своем роде двойной клуатр с изящными аркадами. Прекрасные сводчатые ворота в романском стиле, служившие некогда главным входом в обитель, давали некоторое представление о том, что было недоступно мирянам. Их красота несколько умеряла невысказанные сожаления от того, что нельзя было проникнуть дальше.

Пристроенные к основному зданию крылья в готическом стиле хотя и были моложе на три столетия, не слишком выделялись на его фоне. Было видно, что архитектор, которому поручили расширить здание, старался подчеркнуть единство ансамбля, сохранив, помимо всего прочего, размер окон и расстояние между ними. Созданная таким образом стройная и строгая гармония затрудняла датировку его работы. Только по лепнине, кое-где украшавшей три новых фасада, знатоки могли определить, где кончается старое здание и начинается новое.

Но знатоков, помимо учителя и местного кюре, было немного, и отовсюду доносились комментарии, в которых было больше домыслов, чем исторических фактов.

Назначение здания обязывало вести себя прилично. Окружающее великолепие вынуждало понижать голос и сдерживать возгласы восхищения. Даже самые любопытные и бесцеремонные догадались, что совершили бы святотатство, так что никто не дерзнул обратиться к настоятелю за недостающей информацией. А сам аббат, едва кто-нибудь к нему приближался, тотчас возобновлял разговор об «удивительной злобности пожара» или о «поразительной ловкости пожарных», словно давая понять, что свято уверен в том, что ни одному гостю и в голову не придет злоупотребить создавшейся ситуацией ради удовлетворения праздного любопытства.

Братия с настоятелем во главе, конечно, догадывалась об истинных мотивах своих гостей, но не решилась резко прервать их любование древними камнями. Надо было уметь быть благодарными. Образцовая солидарность, проявленная этой толпой, заслуживала вознаграждения, которое в конечном счете оказалось не так уж и велико.

Очень скоро, когда все высказали свои соображения относительно возможных причин пожара, степени вероятности повторного возгорания и средств, которые надо использовать для восстановления разрушенного, отец Антоний очень тактично намекнул, что пора бы гостям отправляться по домам. Было почти пять часов вечера, и брат эконом уже дважды спускался в погреб, чтобы подать еще вина пребывавшим в прекрасном расположении духа посетителям.

Никто поначалу не обратил на его слова ни малейшего внимания, и достопочтенному настоятелю пришлось принять дополнительные меры, чтобы ускорить события. Следуя приказам, не заметным непосвященным, монахи образовали цепь, через которую невозможно было просочиться, и вежливо, даже благоговейно, но весьма эффективно принялись освобождать двор. Некий господин Эмиль, плотник по профессии, попытался оказать сопротивление. Не то чтобы он хотел еще вина, вовсе нет, просто между тысячей почтительных благодарностей, в которых он рассыпался, он несколько раз напоминал о том, что он берет за свою работу меньше всех в округе. И братия теперь была в курсе того, что уважаемый ремесленник готов лично заняться ремонтом сгоревших построек. Но никто не сердился на него за назойливость.

В тот день вечернее богослужение было значительно короче обычного: ни у кого душа не лежала к молитве. Брат Рене вообще отпросился со службы, настолько необоримо было его стремление немедленно начать действовать. Шагая взад-вперед по двору, он принялся собирать разбросанные книги, складывать их в стопки и выносить за пределы обители на солнечную лужайку, где обычно сушили белье.

Неповрежденных книг оказалось очень мало. Те, что были выброшены в окно и загорелись, были потушены из пожарных шлангов. Оставшиеся наверху, в большом зале, тоже получили свою порцию воды. Все, что было вылито этажом выше, отыскало себе дорогу вниз сквозь пористый потолок. Но хуже всего было то, что примыкавший к библиотеке архив, пол которого находился ниже уровня основного помещения, превратился в настоящее болото.

При виде этого бедствия несчастный брат Рене не мог скрыть отчаяния. Библиотека была всей его жизнью и, может быть, даже чем-то большим. Более тридцати пяти лет он проводил здесь не меньше восьми часов в сутки, и только он знал, как отыскать любой из тридцати тысяч имевшихся в ней томов. Это был его храм, его творение. Он был не просто хранителем фолиантов, он был творцом, и уже давно все остальные братья отказались от попыток понять своеобразную логику, которой библиотекарь следовал при расстановке книг.

Благодаря введенному им порядку брат Рене ухитрился стать незаменимым для каждого, кто хотел взять книгу в библиотеке. Это позволяло ему, помимо всего прочего, контролировать выдачу книг и следить за тем, чтобы возвращаемые тома ставились на место. Его жадные до чтения собратья втайне сожалели о необходимости всякий раз обращаться к библиотекарю. Они уже много лет просили старика составить подробный план своего лабиринта, но тщетно. Смущаясь и краснея, некоторые иногда отваживались объяснить свою просьбу тем, что отец Рене не вечен и что после его ухода в лучший мир монастырь окажется в весьма затруднительном положении…

Монахи были правы, такое положение дел было совершенно недопустимо, однако библиотекарь продолжал сопротивляться, стараясь всячески уверить братию, что он как раз над этим и работает.

Теперь же брат Рене употреблял все силы на то, чтобы не сбить дыхание и не потерять темп. Он неустанно курсировал между двором и останками своего логова и довел пришедших к нему на помощь братьев до головокружения. Всех несказанно удивила прыть, которой никто не мог ожидать, ибо медлительность старика была общеизвестна.