Пурга - Кивинов Андрей Владимирович. Страница 8

— Не может здесь быть никакой третьей дорожки, — тоном опытного гида заявил Шурупов.

— Откуда ты знаешь? Или навигатор в башке?

— Знаю и все! Мы не туда прибежали! Надо вернуться назад и найти правильную дорогу!

Все обернулись. Их следы почти буквально на глазах исчезали, словно стираемые ластиком художника.

Заметало следы, заметало…

— Ну, на фиг! Сам возвращайся, — выдохнул Кефир Александрович, — а я налево.

— Нет, Кефир! Не смей! Видишь, вон, поворот?! За березой? Откуда мы знаем, что там?! Может, пропасть! Или, наоборот, горка, на которую не залезешь! И не разберешь!

— Я не вижу причин пугаться! Я — мужчина! И кое в чем силен!.. В последний раз спрашиваю. Вы со мной?

— Кефир, это тупик! Надо вернуться!

— Короче! Оставайтесь здесь! Я дойду один! И сразу вышлю помощь. Двадцать минут продержитесь?

— У меня, вообще-то, простатит, — признался телезвезда, — хронический. Застужу, станет острым. Я то переживу, а женщины…

— Херня! Это лечится. Массаж — и вернешься в строй! Ждите.

Подполковник вскинул голову и осмотрел белеющие на черном фоне верхушки деревьев, затем тоном армейского прапорщика приказал:

— Вот, стойте возле той сосны! И ни шагу в сторону! Я быстро! Вернусь по следам!

— Заметет!

— За двадцать минут не заметет!

Трясущимися от холода пальцами он завязал развязавшийся шнурок и, прикрывая глаза ладонью, побежал в глубину парка. Через десять секунд он полностью исчез из вида.

Пурга усиливалась…

Панфилов смахнул снег с русалки. Русалка совсем посинела, грудь ее уменьшилась на пару номеров.

— Девочка моя… Держись… Скоро согреемся…

— Не согреемся, — прошептал Михаил Геннадьевич, прислонившись к березовому стволу. — Кефир не туда побежал…

— Да откуда ты знаешь?

— Умею ориентироваться по звездам… Город в другой стороне… Слушай… От меня толку мало… А ты дойдешь… Беги направо. Примерно через триста метров будет еще одна развилка со сломанной березой, там повернешь налево. Не перепутай.

— Вместе бежим.

— Нет, я буду ждать Кефира, вдруг он вернется. Не бойся, я обливаюсь холодной водой, час смогу продержаться. Это ж не мороз, так — морозец. У нас в музее, когда отопление вырубают, и то холоднее.

— Уверен?

— Я вас втравил, мне и расхлебывать, — Шурупов подул на пальцы, сложив их лодочкой.

— Блин, двадцать первый век, а в парке нет ни одного магазина, торгующего навигаторами. Позор, — Родион старался показать силу духа, — кому рассказать.

— Кончай острить. Беги. Каждая минута на счету.

— Ладно, не скучай тут без нас. И женщин не води. По парку гуляют дети. Увидят еще.

Он хлопнул музейщика звездной ладонью по сутулой спине и устремился на поиски сломанной березы. Но, пройдя метра три, остановился и обернулся.

— Чего ты так на меня смотришь?! — прищурился Шурупов. — Искоса?

— Слушай, Шуруп… Тогда, два года назад у меня не было выхода…

— Ты уже говорил.

— Но ты вряд ли поверил… А сейчас мне таить нечего. Денег я не брал, клянусь… Короче, не считай меня козлом… Так, на всякий случай.

— Я и не считаю… Беги, холодает… Никуда не сворачивай с дорожки.

Родион как-то неуверенно кивнул и, махнув рукой, побежал, высоко, по-страусиному, задирая ноги.

…Тот, кто заснял бы сейчас его на мобильный и выложил ролик в сеть, получил бы завидный рейтинг. Популярный ведущий в голожопом виде, оскорбляющем человеческое достоинство, несется по зимнему парку. Да еще вопит как матрос, которому снарядом оторвало руку.

Ведущий и рад был бы оказаться героем эпатажного ролика, но, увы — в столь странный час в парке папарацци не промышляли. Какой идиотизм! Представить страшно, что напишут желтые газеты. «Смерть под березой! В парке найден обнаженный окоченевший труп популярного ведущего». «Новая жертва великобельского маньяка!» «Убийство или самоубийство?!» «В крови обнаружена смертельная доза кокаина». «Мама: „Я не верю в несчастный случай. Это месть“».

Блин, да какая месть? Говорят, есть книга — «Самая глупая смерть». Он реально претендует на место в первой десятке. Замерзнуть в парке в нескольких километрах от города… Глупее не придумать.

Нет, не дождетесь… Панфилов прибавил газу. Но бег уже не согревал. Теплу негде задерживаться. Разве что в ботинках.

Чертов снег забивал глаза, правая рука стала походить на «дворник» лобового стекла. Но самое страшное, что спасительная дорожка окончательно исчезла из вида. Ориентироваться по звездам Родион не умел, да и звезд на почерневшем небе уже не было видно. Он вяло, для галочки, проорал печальное «Эй», но на зов, разумеется, никто не откликнулся, даже белочки.

Русалка на груди превратилась в синюю скрюченную воблу, но Родиона это уже не волновало. Волновало отсутствие перспективы. Сильно волновало. После пятиминутного спринта он остановился и попытался отыскать в мутной снежной пелене верное направление. С таким же успехом можно собирать грибы в зимнем лесу с помощью миноискателя.

Здравый смысл и логика предсказуемо уступили место инстинкту сохранения и панике. Заметив спасительный просвет между березами, Родион бросился в него без колебаний.

И секундой позже почувствовал, что земная твердь под ботинками напрочь отсутствует. И он, согласно законам физики, летит вниз, а не вверх, как бы этого ему ни хотелось…

Глава первая

Не очень далекое прошлое

— Осторожней, Родион… Не ушибся?

— Ничего…

— Может, приложить лед?

— Нет, нет, все в порядке.

— Что ж… Тогда прошу.

Родион, почесывая голову, прошел к небольшому антикварному столику, сервированному сырными бутербродами и жареными семечками подсолнуха, и присел в легкое плетеное кресло. Еще раз огляделся. Интерьер впечатлял. Одна картина чего стоит. «Купание в первом снегу». Без сомнения, подлинник. Конец девятнадцатого века. Да и остальное не подделка. Плохо, дверной проем низковат, с непривычки можно башку разбить.

Сам хозяин яхты, сидевший напротив в таком же плетеном кресле, интерьеру соответствовал не очень. Застиранная футболка, тренировочные штаны со следами то ли кетчупа, то ли крови, «вьетнамки» на босу ногу. В подобном виде сейчас даже в наркопритон не пустят. Пушистый ковер под его ногами был усыпан шелухой в радиусе полуметра.

— К сожалению, яхта строилась китайцами. И не по моему проекту, — словно угадав мысль ведущего, посетовал сидящий напротив человек, — я же купил ее готовую. Кое-что, конечно, переделал, но высоту дверей не изменить — нарушится жесткость корпуса.

Угадывать чужие мысли — очень ценная способность. Обладая таким даром, покупать яхты становится гораздо проще. Судя по всему, человек чудесным даром обладал.

Его звали Кириллом Анатольевичем. Но чаще Хомутом. От фамилии Хомутович, если это, конечно, была настоящая фамилия. Он же любил, когда его величали просто Отче. Что-то было в этом прозвище волнительное. На его визитках с легкой позолотой и платиновыми вкраплениями стояло всего одно слово — «Директор». Он не переносил всяких там «президентов» и «управляющих». Директором какого именно предприятия был Кирилл Анатольевич, визитка не сообщала. Что, впрочем, и не нужно. Все знали и так. Он являлся директором всех предприятий.

Биография его не имеет к повествованию никакого отношения, поэтому нет смысла на ней притормаживать. Достаточно заметить, что путь от техника лесного хозяйства до директора он прошел без особых претензий со стороны правоохранительных органов, если не считать двух месяцев следствия за якобы изнасилованную малолетку. Но это было явным недоразумением, подтвержденным справкой от ведущих светил великобельской медицины о том, что Кирилл Анатольевич надругаться над женщиной не может в принципе. Только над мужчиной. Гей от рождения. Конечно, тайну следствия нерадивые прокурорские работники не соблюли, копия справки попала в СМИ, но нетрадиционного сексуала это не огорчило. Ибо после небольшой психотерапии он от приставки «гомо» избавился, стал полноправным мужиком, женился, родил двоих дочерей и чувствовал себя вполне благополучно. (Есть проблема? Есть решение!) И в смысле здоровья, и в смысле финансового положения. Не последнюю роль в упомянутом положении играли великобельские углеводороды, контроль над которыми Кирилл Анатольевич получил в трудную, но веселую для страны годину младореформаторства. Как ему это удалось, теперь уже никого не интересовало. Потому что удалось. Конечно, великобельские углеводороды по масштабам не «Лукойл» и не «Юкос», но с голоду умереть не дали бы. Впоследствии к углеводородам добавились лесные запасы, коими великобельское княжество изобиловало еще со времен Киевской Руси. К запасам грамотно присовокупились пара банкирских домов, два десятка депутатских кресел в городском собрании, ну и, как принято у уважающих себя директоров, местный телевизионный канал, вещающий в дециметровом диапазоне. Плюс тройка газетно-журнальных издательств. Яхта, на которую директор пригласил ведущего «Часа Белки», во времена высоких понтов не была чем-то из ряда вон. Ну, яхта, ну подумаешь. У Абрамовича их, как вшей у бомжа. Но! Понт заключался не в яхте. А в том, что в Великобельске не имелось крупных водоемов. Речка Великобелька не в счет. Там и на надувном матрасе можно на мель сесть. Город снабжался водой исключительно из подземных источников. Но Кирилл Анатольевич привык ставить высокие цели и добиваться их исполнения любой ценой, даже бюджетно-федеральной. Опытные экономисты выдали обоснование, что Великобельску просто необходимо собственное водохранилище и канал, соединяющий его с морем. В том числе и для того, чтобы сохранить поголовье реликтовых красноухих белок, занесенных во всем известную книгу. Ибо белки не могут самостоятельно добраться до подземных источников — это вам не кроты. И вынуждены погибать от жажды. С обоснованием Кирилл Анатольевич съездил в столицу, потусовался в правительстве и за счет личного обаяния получил гарантии, что поправки в госбюждет будут внесены. И город получит наконец выход к морю.