Фотограф смерти - Лесина Екатерина. Страница 44

Часть 4

Проявка

Стоя у окна, Адам смотрел, как Дарья и Артем спорят. Стекло отсекало звуки, но активная жестикуляция свидетельствовала об эмоциональном накале. Артем то и дело указывал на дом, Дарья мотала головой, вероятно не соглашаясь с предложением.

Спор закончился, когда Артем приблизился, нарушив границу личной зоны, и положил руку на плечо Дарьи. Она же руку не смахнула. Так они стояли несколько секунд, а после разошлись.

Дарья помогла открыть ворота, выпуская Артема. И когда тот уехал, она еще некоторое время стояла и смотрела вслед.

– Он вернется, – это были первые ее слова по возвращении в дом. – Это как в мультике. Он улетел, но обещал вернуться. А нам с тобой придется одной рукой жарить тефтели, другой – взбивать сливки.

Адам подумал, что ему следует проинформировать Дарью о недавней находке.

– Знаешь, иногда мне кажется, что он – сволочь распоследняя. А потом вдруг сделает что-то, и совсем-совсем не сволочь. – Она робко улыбнулась, точно ждала одобрения.

А если находка не является значимой? Подозрения спровоцируют конфликт, последствия которого труднопрогнозируемы.

– Я понимаю, что он моложе меня, и все такое… и еще альфонс. Только с принципами. Ты когда-нибудь слышал про альфонса с принципами? Почему ты ничего не говоришь? Тебе он не нравится?

– Моя оценка относится к факторам малой степени значимости, – сказал Адам.

Нельзя пугать Дарью, но нельзя оставлять находку без внимания. Необходимо продолжить наблюдение.

– Ну да… – Ее тон был бесцветен. – Я уже отвыкнуть от тебя успела. Но я рада, что ты здесь.

– И я рад.

Она хмыкнула. Адам же попробовал получить дополнительную информацию:

– Куда он отправился?

– Кто? А… Темка. К Людочке своей. Говорит, что она обещала инфу по нашей Золушке с тридцать пятым размером. У Людочки в модельном бизнесе знакомые есть. Замечательный, должно быть, человек эта Людочка… Слушай, ну почему я вечно кого-нибудь неподходящего выбираю?

Вопрос относился к категории риторических. Дарья, сделав круг по комнате, остановилась у столика с самоваром и, скорчив рожицу, высунула язык. Нарочито инфантильное поведение как попытка защититься от объективной реальности?

– Людочка то… Людочка се… меня вот убьют, а Людочка останется. Несправедливо. Зато у Темки появится сенсация. Или «Смерть-поклонник»! Или еще вот «Смертельное фото на память»! Звучит?

– Поскольку имеющаяся информация позволяет исключить убийство как акт непосредственного воздействия на субъект с причинением ему повреждений, не совместимых с жизнью, остаются два варианта.

Дарья отвлеклась от разглядывания себя в самоваре.

– Первый: ты веришь в мистический компонент и, следовательно, включаешься в игру, что в конечном счете приводит тебя к самоубийству. Второй: ты не веришь в мистический компонент. Следовательно, включение невозможно.

– И третий добавь, умник. Я не верю, но оно существует.

– Подобная вероятность крайне мала.

Но есть. Существовали ведь ночь, маски, отлитые из тумана, и визиты с той стороны. Ирреальность бытия вступала в конфликт с логикой. Реальность также не радовала. События представляли собой мозаику фактов, которые упорно не складывались в общую картину. Информация была противоречива, ориентиры отсутствовали.

Но Адам упрямо продолжал стыковать элементы чужой биографии.

Антонина Кривошей. Сорок два года.

Родители: Семен и Анастасия Малышевские. Социальное положение – госслужащие. Материальная обеспеченность – выше средней, чему способствовали частые визиты за границу. Судебный процесс, начавшийся в середине восьмидесятых, нарушил стабильное существование семейства и в конечном итоге привел к смене места жительства.

По хронологической шкале и суд, и теоретическое удочерение Антонины, в котором Адам продолжал сомневаться, и переезд совпадали, однако не представлялось возможным вычленить определяющее событие.

– Удочерение, – вердикт Дарьи был окончателен, хотя она снизошла до пояснения: – Смотри сам. Суд, которого еще и не было, это неприятность, но знакомая. Полстраны у нас судилось…

Дарья говорила медленно, делая большие паузы между словами. Она устала, и усталость ощущалась не только в речи: плавные движения, которые вдруг сменялись резкими и суетливыми. Перемены настроения. Проступившие сосуды и частое моргание, словно Дарья пыталась избавиться от рези в глазах.

– Конечно, есть вариант, что они сами предпочли сбежать… ну позора не вынесли…

– Ложись спать.

– Что? А… я не хочу. Честно, не хочу.

Адам не поверил.

– Другое дело – ребенок. Если они хотели, чтобы Тоня считала себя родной, то убрали бы всех, кто мог бы сказать, что она не родная! – фразу Дарья выпалила на одном дыхании.

– Но она знала, что Малышевские не являются ее биологическими родителями.

– Да. Но только она. А другие? Им важно было, что скажут другие!

Дарья вскочила и тут же села.

– Извини. Что-то я и вправду… спать надо. Я не хочу спать. Точнее, хочу, но… боюсь.

– Чего?

– Того, что проснусь, а все пойдет по-старому.

– Это иррационально.

– Ну да… конечно. Рационально – нерационально. У тебя все просто. Научи?

Пожалуй, при иных обстоятельствах Адам не решился бы задать мучивший его вопрос.

– Ты помнишь Яну? Ее внешность?

Он ждал ответа. Какого-нибудь, но получил еще вопрос:

– В этом проблема? Ты забыл? – Дарья не обвиняла. Она вообще как будто не с ним говорила. – И поэтому тебе нужны были те фотографии? Ты так боялся забыть, что… Господи, Адам. Это нормально. Все когда-нибудь забывают… отпускают… нельзя их держать, потому что свихнешься тогда. Ты и так свихнулся и продолжаешь себя добивать. И…

– Ты помнишь ее лицо?

– Нет, – ответила Дарья. Адам не поверил: слишком быстро был дан ответ. Дарья же, явно опасаясь продолжения беседы, скрылась за занавеской. Она легла в кровать – до Адама донесся скрип старых пружин – и долго ворочалась, но в конце концов затихла.

Это хорошо. Дарье нужен сон.

Подумалось, что отдых требуется и самому Адаму, однако голова работала, тело не протестовало, а дело требовало решения.

Фактология чужой жизни вступала в противоречие с имеющейся информацией.

Школа. Поступление. Учеба. Замужество. Похороны. Снова похороны. Никаких снимков. Короткие справки и копии документов, принесенные Дарьей из чужой квартиры. Свидетельство о рождении. И снова свидетельство о смерти.

Другие дети? Отсутствуют.

Тупик. И поворот.

Адам взял свидетельство о браке. Имя. Отчество. Фамилия. Год рождения. Кольцо на пальце Всеславы. Подслушанный разговор. Явный личный интерес. В чем? В ком?

Супруг номера третьего? С юридической точки зрения, он свободен. Развод состоялся более пяти лет назад, следовательно, выставление новых имущественных претензий номером третьим невозможно. Более того, скорое достижение Анной восемнадцатилетнего возраста автоматически освобождает ее отца от выплаты алиментов. Ко всему данный расклад не подразумевает мистического компонента, который, несомненно, имеет определяющее значение в мотивации убийцы.

Вывод: объем информации недостаточен для анализа.

Адам хотел было окликнуть Дарью, сообщить о том, что следует обратить внимание на супруга Антонины, но остановил порыв. Дарья спала. Она лежала на покрывале, обняв руками подушку. Ее лицо было спокойно, а дыхание выровнено, движения глазных яблок под пленкой век указывали на фазу быстрого сна. Вместе с тем если Дарье что-то и снилось, то не кошмары.

Кем бы ни был убийца, Адам сумеет ее защитить.

Он покинул дом на цыпочках и, оказавшись во дворе, направился в сарай.

Мотоцикл Артема отсутствовал, однако машина стояла на прежнем месте. Она была не заперта, и Адам приступил к обыску.

Бардачок пуст, если не считать кожаного портмоне и пустой пачки от сигарет. «Данхилл». Дамские. Облегченные. Портмоне. Мелочь общей суммой двадцать два рубля семьдесят пять копеек. Прошлогодний лотерейный билет. И карамель «Взлетная» в металлизированном фантике.