Страховочный вариант - Кивинов Андрей Владимирович. Страница 14

– Не знаю.

– Ну, хорошо.

Я открыл двери, соединил обрезанные проводки и кивнул Татьяне Васильевне. Та схватила трубку и стала накручивать диск.

– Никто не берёт, он уже уехал, – через минуту произнесла она, уже даже не побледнев, а позеленев.

– Естественно, ведь сегодня подруга Максимова перезвонила и перенесла встречу часом раньше. Но вы особенно-то не волнуйтесь, в жизни всякое бывает. Может, Валера опоздает, а может, Мария что-нибудь напутает или раздумает приезжать. Мне почему-то кажется, что именно так и случится. Говорят, что у меня есть способности к предвидению. Могу будущее предсказывать.

Я растянул рот в улыбке и подмигнул Татьяне Васильевне. Очень трудно, а практически и невозможно, описать то, что приключилось с её лицом. Но я и не собираюсь рассказывать вам всякие страсти. Не любитель пугать граждан. Одним словом, потенциальная энергия директорши очень резко перешла в кинетическую, и она с криком «Козё-о-о-л!» бросилась на меня. Ну ничего себе благодарность! Я ее хахаля, можно сказать, от верной смерти спас, а она меня козлом. И кем я только уже не был! И свиньёй, и сукой, и козлом. Хорошо хоть до хорька не дошло.

Нет ничего более приятного, чем ощутить воздействие отточенных женских когтей на своей нежной коже. Татьяна Васильевна не зря их постоянно точила. Так что приношу свои извинения настоящим мужчинам и строго воспитанным дамам, но я ей врезал по морде. А что делать было? Ждать, когда она мне глаза выцарапает? Нет уж. Зрение у меня одно, и если каждая мадам будет пытаться меня его лишить, то после нескольких попыток я мигом стану котом Базилио или Гомером.

От моего удара Татьяна Васильевна влетела обратно в кабинет и исчезла за какими-то коробками с полотенцами и простынями. Я неторопливо проследовал вслед за ней, достал наручники, прицепил падшую женщину к батарее, вышел из кабинета, закрыл двери на ключ и вновь оборвал провода телефона. Пускай крошка побудет под домашним арестом.

Затем, на всякий случай, я поднялся на второй этаж, убедился, что Игоря-пивняка нет, и вышел из бани.

Игорёк, наверное, вместе с Валериком и прочими коза-нострами умчались на встречу, которую я им назначил. Вернее, не я, а Вика. На неё прямо вдохновение какое-то нашло после «Основного инстинкта». Вот что значит фильм про любовь.

Выйдя из бани, я зашёл в телефонную будку, позвонил в свою дежурку и попросил срочненько приехать на машине на Лиговку и забрать из кабинета директрису. Ключи от кабинета я положил на телефонную будку. А если она вдруг будет пытаться снова расцарапать кому-нибудь глаза, можно запереть её на полчасика в парной, а потом окунуть в снег, остудиться. Говорят, успокаивает.

Сам же я, обтирая расцарапанное лицо платочком, вприпрыжку побежал на остановку. Вприпрыжку, потому что Татьяна Васильевна успела садануть мне острой туфлей по голени. Невоспитанная дама, а если б ещё куда попала?

Теперь весь дальнейший успех задуманной мною комбинации целиком и полностью находился в руках работников общественного транспорта. Мне повезло, не прошло и пяти минут, как подали нужный мне трамвай. А ещё через полчаса я уже сидел в тёплом Викином кабинете и отстукивал мелодию на её пишущей машинке.

Вика, естественно, обрадовалась моему неожиданному визиту и бросилась было ко мне на шею, но я в рабочее время занимаюсь исключительно делами, а не любовью, поэтому, мягко отстранив её, я твердо произнёс:

– Бэби, у меня слишком мало времени, займёмся этим завтра.

Пока я барабанил, Вика вскипятила воду и заварила кофе. Это было очень кстати, мозги медленно оттаивали с мороза.

Я откинулся в кресле, блаженно вытянул ноги и промычал:

– Хорошо.

– Ты о чём?

– Вообще. Ты знаешь, я тут одну историю раскрутил,

В одной баньке молодая, перспективная команда грохнула крёстного отца районного масштаба. Ну, может, городского. Грохнула, конечно, не за аморальное поведение, а чтобы занять его место. Потом два дурачка, ставшие случайными свидетелями, решили тоже занять место повыше, о чём и сообщили убийцам, потребовав свою долю. За что и были несправедливо обижены. Один застрелен у дома, второй зарезан в психушке, куда спрятался, увидев, как замочили его дружка-приятеля. И какой можно сделать вывод из всей этой истории?

– Какой?

– Очень простой – не надо было им этого делать.

– Кому? Первым или вторым?

– И тем, и другим. Мафия – мафией, но надо ж и совесть иметь. Я, конечно, ребятишек понимаю – кому охота всю жизнь шестерить или бани караулить. Боссы командуют, мы бегаем. А мы чем хуже? Дурачки. Они забыли закон кругооборота воды в природе. Сегодня они, а завтра их. А посему сиди и не высовывайся – целей будешь. Высунешься – получишь по носу. А то какой-то в последнее время подход примитивный к проблеме занятия достойного положения в обществе – патрон в патронник и по коням. Пять секунд – и я король. Не, так не интересно. Ну ладно, я отвлёкся.

Поставив чашку на стол, я вытащил из машинки лист и ещё раз перечитал его: «Начальнику милиции г. Санкт-Петербурга. Заявление. Я, Комаров Михаил Евгеньевич, проживающий там-то сям-то, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, сообщил, что такого-то сякого-то стал невольным свидетелем убийства товарища Климова Михаила. Убийство произошло в бане на Лиговском проспекте, где я работал сторожем. Климов был приглашён туда своей бывшей любовницей Татьяной, являющейся заведующей баней…»

Далее шло описание убийства, которое моя больная фантазия изобразила очень живописно. А в конце я указал, что заявление написано на случай преждевременной кончины автора. И конечно, число и подпись. Настоящая, подлинная. Любая графическая экспертиза установит этот факт. А раз так – у меня в руках неопровержимые доказательства на ребят, убивших Клима.

Второе заявление от Максимова было аналогичного содержания. Конечно, плохо, что мне нечем доказывать убийства самих писателей, но это и понятно – не могли же они знать, кто их пришьёт. Предполагать могли, но увы, знать наверняка – нет. А я знаю.

А поэтому надо применить в жизнь ленинский принцип о неотвратимости наказания, для чего я вытащил из Викиной канцелярии парочку конвертов и заклеил в них только что напечатанные заявления. Затем на одном я написал: «Начальнику милиции, Литейный, 4». (Такой должности нет, но ребятам-то того знать и не положено.) А на втором – «Просто Марии».

Да, забыл уточнить маленькую деталь – в первый конверт я положил фотографию климовской гайки, а ко второму прицепил саму гайку. На память Машке от Мишки. Разумеется, я не собирался бросать такую бандерольку в почтовый ящик, вы вообще обо мне невесть что думаете. Нет, я отвезу её на трамвайчике в гостиницу и суну под дверь номера Марии. Будем надеяться, что какая-нибудь горничная не прихватит её себе как бесхозно валяющуюся и она дойдёт по назначению. А уж выйдя из гостиницы, я опущу второе письмо в почтовый ящик. После чего я махну рукой, дам старт и засеку время. Кто быстрее сцапает ребяток – наша славная милиция или наша славная коза – ностра? Думаю, что как всегда в подобных соревнованиях милиция окажется на втором месте. Только на составление плана задержания и его согласование с руководством уйдёт пара недель. Но меня это касаться уже не будет, потому как начальству, похоже, надоели мои художества и после Нового года я вылетаю из милиции. У нас-то тоже действует правило: «Не высовывайся». Твоё дело – шестое, выполнять, что скажут. Положено бумажки писать – сиди пиши, положено водку пить – пей. Положено быть Шуриком Антиловым – будь Шуриком Антиповым. Играй свою роль. Неважно, что пьеса – дерьмо, это не тебе решать. Ты не режиссёр. А если ты вдруг решил самодеятельностью подзаняться, мы тебя быстро на место поставим. Поэтому будь, как все, сиди и смотри «Поле чудес». Жизнь под копирку.

Я вздохнул, надел тулупчик, чмокнул Вику и вышел.

Вечером, успешно завершив намеченные мероприятия, я вернулся в отделение, Татьяна Васильевна уже сидела в камере. В связи с тем, что я был человеком слова и обещал уберечь бедняжку от преступных разборок, определив её на женскую зону в Саблино, и так как письмо моё (точнее, Комарова) в Большой дом ещё не дошло, придётся отправить её на Каляева, суток на пятнадцать, за мелкое хулиганство. Доказательства того хулиганства пребывали у меня на лице. Раны от её когтей приносили мне неописуемые страдания, особенно на морозе. Одним словом, написав рапорт и оставив его у дежурного, я пошёл к себе.