Советы одиного курильщика.Тринадцать рассказов про Татарникова. - Кантор Максим Карлович. Страница 29

— Сергей Ильич! Это же Гена! Майор Чухонцев!

Татарников уронил веник, смутился, на пожилого историка было смешно смотреть. Он суетился вокруг лежащего Гены, сдувал с него пылинки.

— Милый вы мой… — бормотал Сергей Ильич. — Просите старика великодушно!

Майор Чухонцев с трудом сел на пол, обратил к нам свое искаженное лицо. Некоторая часть лица приобрела лиловый оттенок, даже прыщи — вечная беда Чухонцева — были не так заметны.

— Ссссволочи! — с чувством сказал Гена Чухонцев. — Скажите спасибо, я не выстрелил!

— Это ты скажи спасибо, Гена, что я Сергея Ильича удержал. Он бы тебе голову снес веником.

— Чуть бутылку не разбили, — сказал Чухонцев злорадно. — Вот бы вам сюрприз вышел.

— Бутылку?! — голос Сергея Ильича дрогнул. — Милый вы мой, так вы, оказывается, водки принесли! А я-то как вас встретил! Стыд какой!

— Чуть не разбили! — Гена вынул из внутреннего кармана мундира бутылку «Русского стандарта». Однако размах у майора, подумал я. «Гжелка» его уже не устраивает.

— Что отмечаем, Гена?

— Командировку обмоем, — сказал Чухонцев. Он отряхнулся, подошел к столу, сел в мое любимое кресло. — Еду я, дорогие товарищи, в Лондон, расследовать утопление изменника Родины. И как я, спрашивается, по Лондону с такой рожей гулять буду?

Гена потрогал щеку, поморщился. Хорошо, в чайнике был не крутой кипяток: щека медленно, но возвращалась к привычному Гениному состоянию. Вот уже и прыщи проступили.

— Пройдет твоя рожа, — пообещал я Гене и предъявил ему свои ксивы. — Вместе едем, следователь.

Мы и билеты сравнили — одним рейсом летим. И отель у обоих тот же самый.

— Завидно вам, Сергей Ильич? — спросил Гена историка.

— Помилуйте, чему тут завидовать? Лучшее, что есть в Лондоне, — это городской паб. А у меня и свой домашний паб имеется! — Историк покосился на бутылку.

— И не хотите поехать?

— Не смешите, голубчик, кто же старого дурака позовет в Британию?

— Я позову! — сказал Гена. — Я вам документы в два дня сделаю.

— Неужели можете? — возбудился Татарников. Я обрадовался за Сергея Ильича: не век же ему дома сидеть. Мне дважды удалось его вытащить за пределы квартиры — в ресторан «Набоб» да в Питер. Да и то в первый раз конфуз вышел — Татарников в больницу загремел. А тут целая зарубежная поездка! Я уже предвкушал, как Сергей Ильич поведет нас по городу, рассказывая историю каждой улицы, — наверняка он знает. Татарников тоже повеселел: вообразил себе, должно быть, поход в паб. А потом посмотрел в сторону и сказал:

— Нет, голубчики, не поеду я с вами! Как-то, извините, зазорно в командировки от российской прокуратуры кататься: чинов не имею, погон не ношу.

— Консультант нам требуется по международному праву.

— Так я же не…

— Что ж вы, права международного не знаете?! — изумился Чухонцев.

— Нет, я, разумеется, в курсе кодекса Наполеона или, например, законов Юстиниана, это да… пожалуйста… — Сергей Ильич смутился. — В самых общих чертах, разумеется. Вам нужен хороший специалист, знаете ли. Чтобы знал все назубок, начиная с эдиктов Каракалы и вплоть до земельных уложений в путинскую эпоху.

— А вы разве не знаете?

— В самых общих чертах.

— Нам как раз в общих чертах и надо.

— Нет, Геннадий, вы уж не сердитесь! Я вам не попутчик. Лет мне немало — по сточным канавам прыгать неловко будет. Вы лучше мне от каждого канализационного люка звоните, рассказывайте о своих приключениях. Я по книжкам хорошо город знаю. Ваши передвижения на карте флажками стану отмечать.

Татарникову было неловко, он избегал смотреть на Чухонцева. Было видно, что он хотел сделать приятное побитому следователю.

— Хотите, я для вас суфлером поработаю? Если что — звоните, постараюсь помочь. Из дома редко выхожу, сплю мало, застать меня легко.

Гена кивнул. Я отлично понимал, что весь разговор о возможной командировке Татарникова — не более чем трюк. Наверняка Чухонцев и прибежал среди ночи, чтобы Сергея Ильича уговорить из Москвы «суфлировать». Возможно, и не получилось бы, — но эпизод с веником и кипятком сделал Татарникова виноватым. Чухонцев победоносно улыбнулся.

— Ну, что ж. Как вариант. Пожалуй, подойдет. Разливай! — Это уже мне, командирским тоном. — Переночую у тебя, утром на самолет.

Легли под утро, всю ночь обсуждали полковников КГБ — почему одному достается все и даже сверх того, а другой погибает в канализации? Полковники, они все на первый взгляд одинаковые, а какие разные судьбы! В самолете Гена постоянно толкал меня в бок: в Англию летим, понимаешь? В Англию! Проходит пять минут, и опять тычок в бок: нет, ты не понял — в Англию летим! Я давно заметил: среди прочих заграниц Англия выделяется. Не зря именно туда наши опальные миллиардеры бегут — что-то там есть такое особенное, помимо туманов.

На границе индус в красной чалме допытывался, не собираюсь ли я остаться в Британии. Главред учил, что надо ссылаться на большую семью, я так и сделал, но хотелось ответить совсем иное. А почему это, братец, хотелось мне индусу этому сказать, тебе можно в Британии остаться, а русскому лаптю — нельзя? Что за дискриминация? Я же искательно улыбался и мямлил, что не нарушу, не посмею, не заступлю. Индус смотрел на меня строго, размышлял — верить или не верить. Потом обратил взгляд к Чухонцеву. Гена ткнул ему в нос красную корочку.

— Что это — КГБ? — индус спросил.

— КГБ, — охотно подтвердил Чухонцев. — КГБ унд русише прокуратура пхай-пхай! — майорские звезды прибавляли Чухонцеву наглости. Не припомню, чтобы раньше он так самоуверенно держался.

Индус посмотрел дико на лилово-прыщавое Генино лицо и пропустил нас в Британскую державу.

Доехали до станции Пимлико, браня лондонскую подземку.

— Позвоним Татарникову, спросим, почему здесь метро такое уродливое? Крысиные норы какие-то. То ли дело станция «Новослободская».

— А «Киевскую» взять!

— Давай позвоним, спросим!

— Будет серьезный вопрос, позвоним.

Я вел Гену по карте — заранее маршрут фломастером прочертил; мы шли по скучным улицам, вдоль однообразных домов, и потеряться здесь было так же легко, как в новостройках Свиблова.

Дрянной оказался отельчик, хоть и назывался «Принц Георг», консьерж (опять же индус) осведомился, первый ли раз я в Британии, рекомендовал посетить парламент. Цепкий взгляд обшарил меня с ног до головы.

— Гена, ты где деньги держишь?

— Так я тебе и сказал! Ладно, шучу. В трусах.

— Правильно, а то обчистит нас этот британец.

Поднялись по узкой лестнице на четвертый этаж, и в комнате я уперся теменем в потолок — сразу вспомнились мои московские хоромы. Эх, не ценим мы того, что имеем! Гена приплясывал перед окном — пытался закрыть, да ничего не вышло, заело раму. Оставили вещи, спустились, спросили у индуса, где паб, — надо же и в пабе отметиться. Один поворот, другой — заблудились. Мы стояли с Геной под дождем, посреди серой улицы, состоявшей из двух бесконечных домов: один слева, второй справа. Через каждые три метра торчали из домов одинаковые колонны, похожие на разваренные белесые сардельки, и за сардельками этими прятались совершенно одинаковые зеленые двери. Никаких указателей не было, улица раздваивалась, и за перекрестками вновь вырастали бесконечные дома с колоннами. Ни одной живой души нам не попадалось по дороге, вымер район Пимлико. Я промок, ветер мел по мостовой скукоженные кленовые листья.

— По-моему, мимо этого клена мы уже проходили, — сказал я.

— Смотри, — сказал Гена мечтательно, — растения процветают. А февраль ведь! Не то что у нас! Вот это страна!

Действительно, цвели какие-то вечнозеленые в куцем палисаднике. Гена понюхал розовый хищный цветок.

— Магнолия! — сказал он. — Всю жизнь мечтал магнолию увидеть. Как же прекрасно жить в стране, где зимой цветут магнолии!

— Ты что, Гена, как Иван Грозный, мечтаешь в Англию эмигрировать?

Гена подозрительно на меня посмотрел — и очнулся.

— Спроси дорогу у прохожего.