Бриллианты требуют жертв - Жукова-Гладкова Мария. Страница 9
Николя потратил неделю, прежде чем нашел человека, который взялся за его дело.
За полгода до описываемых событий
Ганс Феллер взял с собой давних соратников – Вальтера и Ульриха. У Ульриха имелось большое преимущество – он говорил по-русски. Он был выходцем из ГДР и учил там русский в школе. В последние годы Ганс лично оплатил ему преподавателя, чтобы Ульрих вспомнил забытые слова и потренировался в языке. С материальным стимулом (хорошие проценты со всех сделок в России с его участием) Ульрих продемонстрировал удивительные достижения. В школе он таких никогда не показывал.
Сам Ганс Феллер тоже знал немало русских слов (список включал все матерные), но обычно пользовался услугами своего личного переводчика Ульриха. Хотя один из постоянных русских партнеров (старый еврей Аркаша) довольно сносно говорил по-немецки – умели же раньше учить! Вон как вдалбливали знания, до старости помнит! Да и вообще Ганс со старым ювелиром Мильцем часто понимали друг друга без слов, а цифры выбивали на калькуляторе.
– Мне нужны старые русские драгоценности, – объявил Ганс Феллер Мильцу. – Не подделка под старину. Настоящие. Царские. Княжеские. Графские. Что сможешь найти.
За полгода до описываемых событий
Американец китайского происхождения Франк Ли сидел на своей роскошной вилле. Он не был законопослушным гражданином, но за свою жизнь заработал не один миллион. Долларов. Возможно, и заработал потому, что никогда не был законопослушным. Ни в одной стране, где ему приходилось бывать и вести дела. Все дела Франка Ли попахивали криминалом. Вообще-то он уже заработал столько, что вполне мог бы всю оставшуюся жизнь выращивать цветочки у себя на вилле, но ведь если человек начал делать деньги, причем в этом преуспел, ему уже не остановиться. Как и если начал убивать. Франк Ли давно начал – и то и другое.
Почему-то ему сегодня вспомнился его предок, Ли Сунь. Рассказы о том, как тот добрался до Америки. И о том, как он выжил в океане без пищи и, главное, пресной воды. И о том, как его спасли рыбаки.
Но ведь драгоценности, фактически не имеющие цены, исчезли. Никто из других китайцев на судне не выжил. Это Франк Ли уже знал точно. Это проверил Ли Сунь еще много лет назад. Ли Сунь и другие родственники.
Предки не сомневались: драгоценности остались на судне и были доставлены в Россию. А потом в России началось светопреставление (именуемое Октябрьской революцией), последствия которого расхлебывали семьдесят лет, и туда долгие годы было не попасть.
Теперь все границы открыты. И сам Франк Ли уже несколько раз побывал в России. По другим делам. Надо бы заняться теми драгоценностями, которые уже столько лет считаются потерянными. Ведь никто, кроме китайцев, не знает их истинную цену.
Ведь где-то же они должны всплыть?
Высокая женщина тупо смотрела на экран телевизора. «Криминальная хроника» давно закончилась, но она не могла найти в себе силы выключить телевизор. Слезы катились по лицу.
Дождалась, называется. Ольги больше нет. И это – городская новость.
Но не из-за самой Ольги. Из-за банкира.
Сволочь! Подонок! И тут он важнее. Главнее. Сука!
А если?..
Совместить одно с другим? Шанс и месть? То есть, конечно, месть и шанс. Конечно, в таком порядке. Месть важнее.
Горькая сладкая месть…
Глава 3
Валера Серебряков по кличке Лис уже давно вел наблюдение за квартирой старого ювелира. Три месяца назад Валера снял комнату у одного алкаша в доме напротив. Тот жил в огромной коммуналке, в двух смежных комнатах, доставшихся ему от родителей. Все соседи были его собутыльниками, три комнаты в квартире пустовали, и на них не находилось желающих. Последний этаж, протечки, во время сильных затяжных осенних дождей даже приходится подставлять ведра и тазы. Кто ж поедет в такую квартиру? Только в одной комнате проживала непьющая бабка, но она с незапамятных времен занималась самогоноварением, поэтому не имела дурной привычки лезть к незнакомым и малознакомым людям с расспросами. Ну поселился у Вовки какой-то мужик и пусть себе живет. Никого не трогает, днем сидит дома, может, спит – этого никто сказать не мог, на ночь уходит. Наверное, где-то дежурит. Одет небогато, да разве богатый станет снимать комнату в их квартире? Алкаши решили, что Валера недавно откинулся с зоны, но тоже не лезли.
Валере довелось дважды побывать у Хозяина. Отсидка часто, а то и всегда, оставляет на человеке печать. В особенности заметную тем, кто тоже когда-то побывал в местах не столь отдаленных. А среди обитателей огромной коммуналки и их частых гостей таких было несколько.
Валера со всеми здоровался при встрече, но о себе не распространялся, к другим в душу не лез, пару раз с ними выпил, причем оба раза обязательно проставлялся сам. Но поскольку пьянки обычно шли в вечернее и ночное время, а он в это время отсутствовал (уходил на квартиру к любимой женщине Леночке, о существовании которой обитатели коммуналки, конечно, не знали), то его больше и не приглашали.
И Валера спокойно наблюдал за старым ювелиром на протяжении светового дня. Потом наблюдать становилось невозможно: на ночь на окнах плотно задергивались шторы.
Старик жил один. Квартира была завещана единственному племяннику, который время от времени появлялся и пил с дядей чай. Правда, по пятам дяди и ряда других предков племянник не пошел и занимался коммерцией, причем довольно успешно.
Аркадий же Зиновьевич, как и его отец, и его дед, и прадед, был ювелиром. Правда, если быть честным, то ему было далеко до деда, не говоря про прадеда. С каждым поколением талант вроде как ослабевал. Возможно, его ослабляла другая кровь, вливавшаяся в семью. По крайней мере, ни сам Аркадий Зиновьевич, ни его отец не смогли создать ничего подобного шедеврам деда и прадеда.
Ювелир трезво оценил свои силы, прекратил попытки по созданию шедевров, за которые западные миллионеры готовы выложить свои миллионы, и занимался оценкой, ремонтом и, главное, переделкой одних ювелирных изделий в другие. Естественно, краденых. Чтобы потом хозяева их никогда не узнали.
Адресок Аркадия Зиновьевича Валере Лису был знаком давно, сам неоднократно в прошлом пользовался его услугами. До поры до времени. Потом Валера загремел на зону. Там у него было много времени на размышления, и после долгих раздумий он пришел к выводу, что оказался в холодных краях именно благодаря Аркадию Зиновьевичу.
Потом на ту же зону прибыл еще один человек из Питера, с которым Валера был шапочно знаком. После беседы с коллегой Валера убедился в своей правоте: он оказался третьим, кто был вынужден валить лес после общих дел с Аркадием Зиновьевичем – вместо того чтобы «чистить» квартиры, к чему имел призвание.
Аркадий Зиновьевич, как стало ясно, время от времени постукивал «кому следует». За это столько лет относительно спокойно сидел в своей старой квартире на Петроградской стороне, а не на жестких нарах. Вероятно, его когда-то на чем-то прихватили органы и поставили вполне определенное условие. На нары Аркадию Зиновьевичу совсем не хотелось, и он согласился. Это Валера мог понять. Конечно, старый ювелир сдавал не всех и не всегда. Да и среди сотрудников органов встречается немало умных людей. Они тоже понимали, что нельзя засвечивать такой ценный кадр. И сажать Аркадия Зиновьевича не надо. От него больше пользы на свободе.
Но Валере от этого было не легче. Из-за Аркадия Зиновьевича он потерял пять лет жизни. А пять лет на лесоповале идут за десять на свободе. Если не за пятнадцать.
Поэтому к Аркадию Зиновьевичу у Валеры Лиса имелись вполне определенные претензии. Он, так сказать, хотел компенсировать моральный ущерб материально. Конечно, утраченные годы компенсировать практически невозможно, но приходится идти на компромиссы. Валера ждал хорошего заказа Аркадию Зиновьевичу. Он прекрасно понимал: в квартире у старого еврея, наверное, есть тайники, с долларами и недавно введенными в обращение евро, а то и золотишком, пока все обнаружишь… Аркадий-то Зиновьевич не лох, знает, куда ни в коем случае не следует ничего прятать. И все равно нельзя было быть уверенным, что тайники именно в этой квартире. А вот краденое золотишко народ нес как раз сюда – на переработку. И небольшие партии временно находились у ювелира, пока он их не сдает в другие руки. Вот тут Валера как раз и нарисуется. Его, конечно, интересовало не сырье.