Власть пса - Уинслоу Дон. Страница 10

Patron.

Хозяин.

И тут до Арта доходит: это не арест и не казнь.

Это было подготовленное убийство.

Он переводит взгляд на Тио: тот спрятал оружие в кобуру и теперь раскуривает тонкую черную сигару. Тио, подняв глаза, натыкается на пристальный взгляд Арта. Показывает подбородком на труп Дона Педро и говорит:

— Ты получил, что хотел.

— И ты тоже.

— Pues [20], — пожимает плечами Тио. — Забирай свой трофей.

Арт, подойдя к своему джипу, вытаскивает плащ и, возвратившись, тщательно заворачивает в него тело Дона Педро. Поднимает мертвеца на руки. Старик почти ничего не весит.

Арт несет его к машине, укладывает на заднем сиденье.

И уезжает, увозя трофей в базовый лагерь.

«Кондор», «Феникс» — какая разница?

Ад есть ад, как его ни назови.

Адан Баррера просыпается от ночного кошмара.

Бухающие, ритмичные удары.

Адан выскакивает из лачуги и видит огромных стрекоз, парящих в небе. Он смаргивает, и стрекозы превращаются в вертолеты.

Пикирующие вниз, будто стервятники.

Потом он слышит крики, рев грузовиков и ржание лошадей. Бегут солдаты, стреляют ружья. Он хватает campesino и приказывает: «Спрячь меня!» Человек отводит его к себе, Адан прячется под кроватью, пока крытая соломой крыша не занимается пламенем, тогда он выбегает и оказывается перед штыками солдат.

Катастрофа... какого хрена тут творится?

Дядя разъярится. Он же приказал им держаться эту неделю подальше — пожить в Тихуане или даже в Сан-Диего, только не здесь. Но Раулю приспичило повидаться с девчонкой из Бадирагуато. Намечалась вечеринка, и Адан должен был пойти с ним. А теперь Рауль бог знает где, думает Адан, а солдаты наставили мне штыки в грудь.

Именно Тио растил двух мальчишек после смерти их отца. Адану тогда едва исполнилось четыре года. Тио Анхель по возрасту вряд ли годился им в отцы, но взвалил на себя ответственность мужчины: приносил деньги в дом, заботился о мальчиках, воспитывал, чтобы они вели себя правильно.

Тио набирал силу, и благосостояние семьи росло. Когда Адан стал подростком, они уже влились в зажиточный солидный средний класс.

В отличие от провинциальных gomeros, братья Баррера были городскими детьми: они жили в Кульякане, учились там в школе, бегали на вечеринки у бассейна в городе, на пляжные вечеринки в Масатлан. Почти все жаркое лето они проводили в гасиенде Тио на прохладном горном воздухе Бадирагуато, играя с детьми campesinos.

Дни мальчишек в Бадирагуато проходили безмятежно: они гоняли на велосипедах к горным озерам, ныряли с отвесных скал в темно-изумрудную воду, лениво валялись на широкой террасе дома, пока десятки tias [21] суетились вокруг них, готовили им тортильяс [22], albodigas [23] и любимую еду Адана — свежий домашний флан [24], покрытый толстым слоем карамели.

Адан полюбил los campesinos.

Они стали для него большой любящей семьей. Мать отдалилась от детей после смерти мужа, дядя был целиком поглощен бизнесом и слишком серьезен. A campesinos излучали тепло и ласку, как летнее солнышко.

Маленький Адан видел, как тяжела их работа — в поле, на кухне, в прачечной, и у них было много детей. И все-таки, когда взрослые возвращались с работы, они всегда находили минутку обнять малышей, покачать их на коленях, поиграть с ними, посмеяться вместе.

Больше всего Адану нравились летние вечера, когда семьи собирались вместе, женщины готовили, ребятишки носились веселыми стайками, а мужчины пили холодное пиво, шутили и рассуждали об урожае, погоде, домашней живности. Потом все усаживались за длинные столы под древними дубами и ели вместе. Наступала тишина: люди принимались за серьезное дело — еду. А когда голод был утолен, снова вспыхивал шумок: все шутили, болтали, поддразнивали друг друга, смеялись.

Когда длинный летний день потихоньку перетекал в вечер и становилось прохладно, Адан устраивался поближе к пустым стульям, которые скоро займут мужчины, вернувшись с гитарами. Он сидел у самых ног мужчин, восторженно слушая, когда те пели tambora [25] о gomeros, bandidos и revolutionaries [26] — героях Синалоа, о которых слагались легенды и песни в его детстве.

Через некоторое время мужчины откладывали гитары: им завтра вставать с солнцем, и tias загоняли Адана и Рауля в гасиенду, где они спали на раскладушках на балконе, забранном сеткой, простыни tias обрызгивали холодной водой.

И почти каждый вечер на ночь abuelas — старые женщины, бабушки, — рассказывали им истории про brujas — ведьм, духов и привидения, которые принимают обличье сов, ястребов и орлов, змей, ящериц, лисиц и волков. И про наивных мужчин, очарованных amor brujo — любовным колдовством, — обезумевших, одержимых любовью; про то, как они сражались с пумами и волками, с великанами и привидениями, и все ради любви к красивым молодым женщинам. А потом, слишком поздно, узнавали, что возлюбленная их на самом деле отвратительная старая карга или сова, а не то — лисица.

Под эти истории Адан засыпал. И спал как убитый до той самой минуты, когда солнце ударяло ему в глаза и начинался длинный чудесный летний день, наполненный запахами тортильяс, чоризо [27] и сочных сладких апельсинов.

Но сегодня утро пахло пеплом и отравой.

Солдаты бурей пронеслись через деревню, запаливая крытые соломой крыши и разбивая саманные стены прикладами винтовок.

Лейтенант federale Наваррес находился в самом скверном настроении. Американские агенты Управления по борьбе с наркотиками крайне недовольны: им надоело расправляться с «мелкой сошкой», они желают выбрать со дна всю сеть и просто достали его, намекая, что ему известно, где скрываются «болыпие парни», а он намеренно водит их за нос.

Мелкой рыбешки они наловили вдосталь, но крупной рыбины — ни одной. Теперь им требовались Гарсиа Абрего, Чалино Гусман, иначе Эль Верде, Хайме Гэррера и Рафаэль Каро — все они пока что ловко выскальзывали из расставленных сетей.

А больше всего они желают арестовать Дона Педро.

Эль Патрона.

— Мы что здесь, в прятки играем, что ли? — зло бросил ему один из сотрудников наркоуправления в синей бейсболке. Отчего Наваррес аж полыхнул ненавистью: эта вечная клевета янки, будто каждый мексиканский коп берет la mordida — взятку, или, как американцы выражаются, «на лапу».

Итак, Наваррес злился, его унизили, а унижение превращает гордого человека в опасного.

Тут он видит Адана.

Оценив стильные джинсы и кроссовки «Найк», говорит напарнику, что этот коротышка с городской стрижкой и модным прикидом не campesino. Это наверняка дотего из среднего класса Кульякана. Подойдя поближе, лейтенант воззрился на Адана сверху вниз.

— Я лейтенант Наваррес, — представляется он. — Из муниципальной федеральной полиции. Где Дон Педро Авилес?

— Я про это ничего не знаю, — отвечает Адан, стараясь, чтобы голос у него не дрожал. — Я студент колледжа.

— Да? И что же ты изучаешь? — усмехается Наваррес.

— Бизнес. Бухгалтерию.

— Бухгалтер ты у нас, значит. А что подсчитываешь? Килограммы наркоты?

— Нет.

— А здесь оказался случайно.

— Мы с братом приехали на вечеринку, — говорит Адан. — Послушайте, это ошибка. Если вы поговорите с моим дядей, он...

Выхватив пистолет, Наваррес ударяет Адана рукояткой по лицу. Потерявшего сознание Адана federales забрасывают вместе с campesino, прятавшим его, в кузов грузовика и увозят.