Киллеры не стареют - Черненок Михаил Яковлевич. Страница 2

– В основном, с соклассницами да девочками из соседних квартир.

– Теперь стало модным умыкать у состоятельных родителей детей с целью выкупа…

– Уже прошло около недели, как исчезла дочь, но ни малейшего намека на выкуп мне не дали.

– А раньше «намеков» не было?

– Раньше… – Жемчугова задумалась. – Прошлым летом я обнаружила в почтовом ящике написанную печатными буквами бумажку: «Если вам дорога жизнь дочери, положите в ящик вместо этой ксивы сотню долларов». Показала записку Лоции. Та удивилась: «Чушь собачья!». А какое-то время спустя говорит: «Мам, вчера на дискотеке ко мне подвалил похожий на кидалу пацан и сказал, если ты пожалеешь сотню баксов, то заплатишь намного круче». Признаться, я струсила и положила в почтовый ящик стодолларовую купюру. Через сутки она исчезла. Прошло несколько дней. Снова появилась бумажка: «За просрочку первого платежа с вас причитается тысяча долларов». Такое хамство меня возмутило. Нашли дойную корову! Спросила у дочери: «Что будем делать? Заявлять в милицию?». Она поморщилась: «Не надо. Скажу знакомому бойфренду, чтобы без ментов разобрался с рэкетирами». Говорила Лоция с кем-то или нет, не знаю. Только с той поры попытки вымогательства – как обрубило.

– Выходит, среди знакомых Лоции были «крутые» ребята?

– Возможно. Характер у нее бойкий, внешность привлекательная. Не исключаю, что и взрослые парни обращали на энергичную сообразительную девочку внимание. – Жемчугова, порывшись в сумке, протянула Бирюкову цветной фотоснимок. – Вот, последняя фотография Лоции. Возьмите, может, пригодится при розыске.

Со снимка смотрела хорошо сформировавшаяся девушка с игривым прищуром карих глаз. Под приспущенным завитком светлых волос на лбу розовела небольшая родинка, напоминающая священный знак хинди, символизирующий непорочность.

– Кроме родинки, у нее есть какие-либо еще характерные приметы? – спросил Бирюков.

– На мизинце левой руки отсутствует ноготь. В детстве прищемила мизинчик дверью. Ноготок полностью сошел, да так и не отрос.

– Не у отца ли дочь взяла пятнадцать тысяч долларов?

– Сомневаюсь, чтобы у папы Гены было столько лишней валюты.

– Но ведь в записке она указала, что их надо передать папе Гене…

– Для меня это непосильная загадка. Лоция никогда не интересовалась деньгами.

– Она при вас ушла из дому?

– Нет, я была на работе.

– Кто и где последний раз видел ее в Новосибирске?

– Кажется, после Кати Лепетухиной никто не видел. Катя – соседская девочка, ровесница Лоции. Тринадцатого сентября в седьмом часу вечера она возвращалась с дачи, которая находится в поселке Матвеевка. Вышла из автобуса у гостиницы «Обь» и направилась к остановке «Речной вокзал». У спуска с виадука к железнодорожным путям, где останавливаются электрички, идущие в райцентр, стоял черный джип. За рулем машины сидел Алексей Задов, а Лоция, придерживая рукой распахнутую дверцу, о чем-то говорила с ним. Катя спросила ее, не поедет ли она за компанию в метро домой? Лоция небрежно отмахнулась: «Нет, Катюха, я – в другую сторону». Больше у меня никаких сведений о дочери нет.

Упоминание об Алексее Задове заинтересовало Бирюкова. Лёха Задов, по прозвищу Махновец, был уроженцем райцентра. На заре перестройки пятнадцатилетний пухлощекий здоровяк прославился тем, что по спору с одноклассниками средь бела дня обворовал квартиру секретаря райкома партий. Воспользоваться украденным начинающий «форточник» не смог и отправился под конвоем из зала суда на трехгодичную отсидку в места не столь отдаленные. Вернулся он в родной городок, когда вместо мудрого партийного руководства в райцентре забушевала неуправляемая рыночная стихия. Освоив в колонии блатной жаргон и жестикуляцию растопыренными пальцами, Лёха возомнил себя крутым рэкетиром и ринулся в вымогательский бизнес. Однако судьба-злодейка и на этот раз сыграла с ним злую шутку. Уже на дебютной ходке Махновец залетел в омоновскую облаву и на собственной шкуре убедился, что одетые в камуфляж парни виртуозно владеют не только кулаками да пинками, но и прикладами автоматов. Кое-как отлежавшись после воспитательной «профилактики», неудачник криминального бизнеса тихо скрылся из райцентра в неизвестном направлении.

– Давно я не слышал о Задове, – сказал Бирюков.

– Вы знаете Алексея? – удивилась Жемчугова.

– Знаю. Ваша дочь, оказывается, тоже с ним знакома?

– Относительно. Алексей долго работал у меня личным шофером.

– Теперь не работает?

– В прошлом году уволился.

– Почему?

– Как он сказал, рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше.

– Кто теперь у вас шоферит?

– Молдаванин Гриша Морару.

– Не из криминальной братвы?

– Что вы! Из грузчиков речного порта.

– А о судимости Задова вам известно?

– Рассказывал, что в школьную пору «сгеройствовал» на три года в колонию и закаялся повторять такие «подвиги». Приняла его, как земляка, и не пожалела. Алексей ни разу меня не подвел.

– Он не мог принять участия… в исчезновении Лоции?

Жемчугова замешкалась:

– Не должен бы. Я ничем Алексея не обидела. Напротив, помогла ему купить джип и однокомнатную квартиру в Первомайском районе Новосибирска. Расстались мы по-хорошему. На прощанье Алексей даже пообещал свою помощь, если вдруг криминальные отморозки попытаются меня обидеть.

– Не было таких обид?

– Нет.

– Почему бы вам не обратиться к Задову за помощью в розыске дочери?

– Пыталась, но не вышло. Алексей весной сдал квартиру в аренду и, по словам соседей, уехал куда-то в длительную командировку.

– Какая же командировка, если неделю назад Лоция разговаривала с ним?

– В тот день, опять же со слов соседей, Задов приезжал в Новосибирск на поминки своего шефа, застреленного киллерами.

– Кто этот шеф?

– Какой-то руководитель игорного и развлекательного бизнеса. Фамилию не знаю.

Глава II

Беседа с Жемчуговой продлилась около часа. Перед уходом Татьяна Борисовна оставила Бирюкову искрящуюся всеми цветами радуги визитную карточку и умоляюще попросила безотлагательно информировать о результатах розыска. Со своей стороны пообещала, что, если в Новосибирске появятся какие-то сведения, немедленно приедет или сообщит о них по телефону.

Оставшись один, Бирюков тут же позвонил оперуполномоченному уголовного розыска Голубеву и пригласил его к себе. Едва положил телефонную трубку, в кабинет вошли следователь и судмедэксперт. Усевшись к приставному столику, они переглянулись друг с другом.

– По какому поводу, Антон Игнатьевич, приятная дама посетила наш скромный офис? – спросил Лимакин.

– Семнадцатилетняя дочь у нее потерялась.

– Где?

– В Новосибирске.

– А ищет там, где светлее?

– Предполагает, что уехала в наш райцентр.

– Тогда пусть местный угрозыск подсуетится.

– Слава Голубев сейчас придет, – Бирюков подал следователю заявление. – Прочти на всякий случай.

– Я же тебе, сыщик, говорил, что у красавицы не все благополучно в семье, – с подначкой изрек судмедэксперт.

– Ты бы, Боренька, помолчал, пока читаю, – усмехнулся Лимакин. – Оказывается, отчество у нее – Борисовна. Это, случайно, не твоя внебрачная дочь?

– Не выдумывай сексуальный сюжет, если сказать нечего. Когда она родилась, я в мединституте еще не учился и на полном серьезе считал, будто детей находят в капусте или их приносят аисты.

– Чего ж тогда по-гусарски расшаркался на крыльце?

– Не хотел выглядеть перед культурной дамой дремучим пентюхом, как ваша светлость.

– Как определил ее культуру?

– По прикиду…

Шутливую пикировку прервал ворвавшийся в кабинет Голубев. Едва перешагнув порог, он спросил:

– Что случилось, Игнатьич?

– Срочная работа есть, Славочка, – ответил Бирюков.

– Я безработицей не страдаю.

– Придется еще прибавить обороты.

– Опять труп?..

– Пока нет, но всякое возможно.