Искры из глаз - Серова Марина Сергеевна. Страница 41

— Может, отрезать ей руку? — предложил мужик с еловой рощей вместо бровей. — Сразу заговорит.

— Зачем такие сложности? — развел руками дядя Вова. — Зальем кровью комнату, и куда потом девать конечность? В мусорный ящик не выбросишь — ее тут же найдут и поднимут шум. Есть другое, более действенное средство. Любимый инструмент Гоши.

— Я понял! — хохотнул мужик с выступающей челюстью. — Сейчас приду!

Мы стали прикидывать в уме, что же это за средство такое — дыба, испанский сапог или кое-что из арсеналов КГБ?

Через пару минут мы узнали. Гоша вернулся в комнату с… паяльной лампой.

Пламя с шумом вырывалось из горелки: у основания — синее, а самый кончик огненной струи был желто-красным.

— Вы что, с ума сошли? — воскликнула я.

А Галина заплакала, бросившись мне на плечо.

Не знаю, что лично для меня было лучше — быть с отрезанной рукой или сожженной живьем. Наверное, первое не так страшно.

— Вы поняли, что творится? Которая будет первой?

Я отстранила Галину от себя.

— Никто не будет первой. Записывайте адреса.

Паяльная лампа потухла. Гоша поставил ее в углу комнаты.

— Я запомню, — сказал дядя Вова. — Говори.

— Игорь Владимирович Сизанов. Новокузнецкая, сорок, квартира три.

— Это недалеко отсюда, на одной улице. Еще что?

— Владимир Сергеевич Чернышев. Тулупная, пять, квартира восемь.

— Запомнил. — Дядя Вова повернулся к своим дружкам. — Поехали.

— Что же нам теперь с девками делать? Кончать их надо.

— Пусть пока посидят, не протухнут. Отсюда им никуда не деться. Нужно еще проверить информацию.

— Но им надо что-то жрать!

— Обойдутся, — произнес мужик с косматыми бровями.

Я решила ввязаться в разговор:

— Единственное, что нам понадобится, так это что-то типа туалета.

— Тебе сюда парашу доставить, что ли? — возмутился дядя Вова.

— Что вы. Вполне достаточно будет принести какое-нибудь ведро. Ненужное вам.

— Обойдутся, — произнес тот же мужик, что вещал несколько секунд назад, двигая бровастыми стожками. — Кончить их здесь же, не отходя от кассы.

— Сначала купи цемент! — строго произнес дядя Вова. — Кончай базар, пора за работу. Десять штук в баксах, есть из-за чего начать рискованную игру.

— Удачи вам, — сказала я.

Все четверо медленно повернулись к нам.

— Что ты сказала?..

Я пожала плечами:

— Ничего, просто пожелала вам удачи.

Бандюги смотрели на меня глазами каннибалов, которые хотят есть, но людоедский закон велит им подождать полдня.

— Если ты приготовила нам наколку, то пожалеешь об этом. Умирать будешь тяжело и медленно.

— Никаких наколок, — сказала я. — Просто у меня есть одна просьба перед смертью.

Мужик с неправильным прикусом усмехнулся:

— У тебя есть просьбы? Оригинально. Говори, посмеемся вместе.

— Когда найдете деньги, скажите, у кого они были.

— Зачем тебе это?

— Умирать будет легче. Так что, скажете?

Бандюга кивнул:

— Скажем. Нам не жалко.

Нам принесли ведро, изнутри покрытое каким-то ржавым налетом, и швырнули его к скамье.

— Пользуйтесь.

Нас тщательно заперли и даже выключили свет. Выключатель был внутри, а вот рубильник…

— Оставьте освещение! — возмутилась я, тарабаня в дверь. — Вам что, жалко, что ли?

— Пошла ты на хрен! — послышалось из-за двери.

Быдло невоспитанное.

— Ну, в самом деле! Одна лампочка всего, пусть светит!

Дверь снова открылась.

Бандюги стали ругаться между собой. Двое орали, что не фига нам оставлять свет, потому что кандидатам в покойники свет вообще не нужен, а за свет придется платить хозяевам подвала. Двое других, наоборот, увещевали товарищей, парируя тем, что без света двое девок поднимут вой на всю округу и тем самым привлекут внимание всех и вся. Среди последних был дядя Вова, великий гуманист. Он продолжал упиваться своей победой, то есть мыслью о том, как ловко он провел нас, заманив в подвал к своим сообщникам. Теперь он был готов к великодушному поступку по отношению к нам.

Короче, свет мы отвоевали. В самом деле, не куковать же в полной темноте, готовясь к самому худшему.

Глава 14

Мы остались одни. Я прислушивалась к тому, как щелкают засовы в коридоре подвала. Сколько там дверей, наверное, не сосчитать. Как в Версале…

— Что будем делать? — спросила Галина. — Нас заперли надежно.

— Вы поразительно догадливы, девушка, — произнесла я, прохаживаясь по комнате. — Нас заперли очень надежно, со знанием дела. Этот подвал хранит много криминальных тайн. Бьюсь об заклад, здесь умерло немало разных людей. И хороших, и плохих. У ребят почерк один — нож в шею и в цемент. На дне Волги камней много — одним больше, одним меньше. Я тебя не сильно напугала?

Под звуки собственного голоса я потихоньку действовала. Сняла левый ботинок, достала отмычки и попыталась открыть внутренний замок. Замок открылся, а дверь не поддалась.

Галина сидела сама не своя.

— Если честно, напугала.

— Ничего, — сказала я. — Привыкнешь. Знаешь, как в Российской армии делают обкатку молодых солдат? Сажают их в окоп, а сверху проходит танк. Или БМП…

— Что это такое — БМП?

— Боевая машина пехоты. Для солдат этот аттракцион безопасен, горстка-другая пыли сыпанет за воротник — и все. Вопрос в психологии. Не всякий выдерживает такую психологическую нагрузку. Зато потом, когда все позади, солдат приобретает опыт: если танк прокатится над тобой, то это не значит, что он тебя придавит своей массой. С того момента ему будет не страшно. Вот так и ты, Галина: когда пропустишь через себя, что не так страшно, когда бандиты запирают тебя в подвале, то и жить станет легче.

Я прошлась по комнате и обратила внимание, что бетонный пол имел неравномерный цвет. Несколько кусков выглядели так, будто их заливали раствором в разное время.

— Что высматриваешь?

— Клянусь тетей Милой, что под полом лежат несколько трупов.

Галина позеленела.

— О чем ты говоришь! Не может быть!

— Хорошо, если не может. Этот подвал надо хорошо проверить. Может быть, и нас с тобой хотят захоронить прямо здесь, не вывозя на природу? Очень удобно, экономишь силы и время.

— Не говори таких ужасных вещей. Я не выдержу!

— Я же пошутила. Ладно, молчу. Не волнуйся, так просто мы не сдадимся, еще постоим за себя. Расскажи о себе, пока есть время. Я же ничего о тебе не знаю, кроме того, что у тебя есть трехкомнатная квартира, был муж и пропали деньги.

— Что рассказывать-то? Родилась, училась, вышла замуж. Обычная женская судьба. Мать работала в одном РСУ, была прорабом на строительстве домов для своей же организации. Пошла на эту дурацкую работу только для того, чтобы получить приличную квартиру.

А получила однокомнатную. Сначала-то родители заняли двухкомнатную квартиру, как договаривались с начальством. Но потом администрация пошла на попятную: мол, перейдите в меньшую временно, а потом, когда будет сдаваться еще один дом, получите сразу трехкомнатную. Мать поверила. И оказалось, что мы застряли в той конуре на долгие годы. Нет ничего более постоянного, чем временное. Завяжешь забор на веревочку, и он простоит так двести лет.

Когда мне было шесть лет, я сказала матери, что хочу учиться играть на фортепиано. Мать согласилась, но, когда измерила ширину стен, оказалось, что пианино некуда ставить. Пришлось согласиться на аккордеон, потому что он не занимал много места. Я училась даже не в школе, а частным образом, потому что музыкальных школ в округе не было, а водить меня в центр города было некому. Я проучилась четыре года и бросила. Аккордеон — не фортепиано, мне он так и не приглянулся.

В школе мои отношения с одноклассниками не сложились. Я была гордой, а этого никто не любил. И стихи читала лучше всех в школе. Выразительно, красиво. Раз в четверть постоянно устраивалась групповая драка, которую провоцировала моя подруга по классу. Вроде бы дружили, все хорошо, а потом ей как будто вожжа под хвост попадала, прямо как у Зощенко. Принималась избивать меня, уводя за школу и собирая вокруг и мальчишек, и девчонок. Это случалось с постоянной регулярностью. После очередного избиения наступало затишье, шло время, а потом я гадала, когда снова наступит этот кошмар.