Весь в папу! - Серова Марина Сергеевна. Страница 29
Меня еще в далеком детстве выгоняли из класса за приступы гомерического хохота.
Она смеялась!
Он почувствовал, как злость побеждает остатки сознания. Она издевалась над ним…
Он стиснул зубы. Ничего. Ничего, крошка… Я покажу тебе, как смеяться надо мной…
Она хохотала!
Лучше бы она этого не делала. Смех ей шел, делая ее еще прелестнее. Но Эмми была грустна.
И ее копии следовало быть грустной. Сейчас копия нарушала правила своего существования. Потому что смех нарушал гармонию. Разрушал ее сходство с оригиналом.
С копиями всегда было так. Сколько он пытался добиться от копии Мадонны точного сходства?
А она слишком расширила тогда глаза. Это ей не шло.
Впрочем, если бы ему не помешали, он добился бы сходства…
Он обиженно поджал губы.
В окно он увидел, как она подошла к двери. О, нет! Сейчас она выйдет… Этого делать нельзя! Это не по правилам!
Пора было появляться…
Он прошел по коридору, стараясь сделать шаги неслышными.
Подошел к двери.
Дверь захлопнулась перед его носом. Кто-то вошел в комнату, где его, именно его ждала Эмми!
Он застыл.
Обида заливала щеки горячей волной. Он чувствовал себя обманутым. Опять обманутым.
Толкнув дверь, убедился: все усилия тщетны. Его опять обманули. Как год назад. И он догадывался, кто это сделал…
Я увидела его и почувствовала себя глубоко уязвленной. Вот уж никогда бы не подумала!
Моя рука потянулась к сотовому.
«Андрюшка, окажись на месте!» — взмолилась я, отступая к стене. К той самой, где сияла чистой красотой известная в прошлом веке актриса, немного похожая на сыщицу Иванову…
Он улыбался. Хамская, скажу я вам, у него была рожа!
— Добрый вечер, деточка! — почти пропел он.
Встретить именно его я здесь не рассчитывала.
— Сами понимаете, деточка, — сказал Алексанов-старший, усаживаясь в кресло, — что я в происшедшем с вами несчастном случае не виноват.
Он улыбнулся, разглядывая меня с ног до головы. Я почувствовала себя раздетой и беззащитной.
— В каком еще несчастном случае? — спросила я. — Это с вами произошел этот самый случай. Когда ваш сынок крышей поехал. И начал за девочками бегать…
— Ах, Таня, при чем же тут он? — развел руками Алексанов. — Буду с вами откровенным. Все равно все останется между нами, не правда ли?
— Этого я вам обещать не могу, — буркнула я. — Выше моих сил, знаете ли.
— И не надо, — замахал на меня симпатичной пухлой ладошкой Алексанов. — Вы ведь, Танечка, отсюда не выйдете. Понимаете? И никто вам не сможет помочь. Никто…
Он тихо засмеялся. В глазах появилось странное выражение безмятежного счастья. Такое я видела только у дебилов.
— Конечно, — согласилась я мрачно, — мы сейчас выпьем чаю и мирно разойдемся. Так?
— Не совсем, — немного расстроенно покачал он головой в кучерявых завиточках вокруг тонзуры, — чаю-то мы попьем. А вот насчет того, чтобы разойтись…
Он улыбнулся. Улыбочка у него была довольно-таки пакостная. Как у Ирода, смотрящего на казнь вифлеемских младенцев. Я-то, конечно, на младенца не тянула. Но неприятно мне стало. Даже захотелось посмотреть, каковы в здешних дачках места общего, так сказать, пользования.
— И что же мы будем делать? — кисло спросила я, вжимаясь в кресло, страдающее, как и хозяин, манией величия, так как оно явно пыталось изобразить из себя трон. — У вас тут нет даже теннисного корта…
— Играть, — улыбнулся Виктор Степанович, заговорщицки подмигнув, — играть, мой ангелочек…
Во что он собрался играть, я поняла. Догадалась. Не совсем же у меня с головой плохо.
— Играй-ка сам с собой, приятель… — разозлилась я.
И, небрежно закинув ногу на ногу, достала из кармана сигарету. Закурив, я взглянула на визави.
Он стоял, смешно подавшись вперед пузиком, и смотрел на меня грозным взглядом, раздувая ноздри, как дракон, болеющий насморком.
— Нехорошая девочка, — прошипел он, грозя мне толстым пальчиком.
За дверью, однако, слышались стоны и шебуршания. Кто-то скребся из последних сил, пытаясь проникнуть в наше шикарное помещение для игр, и, судя по жалобным звукам, не был Робином.
— Откройте дверь собачке-то, — посоветовала я, затягиваясь поглубже и выпуская струю дыма в сторону несчастного Алексанова.
Он вздрогнул.
Отчего-то присутствие «собачки» его вывело из себя почище моей наглости.
Он пнул ногой по двери и потребовал:
— Замолчи!
— Папа, пусти… — услышала я сдавленный хрип.
— Ну, вот. Сыночек здесь… Отец, слышишь, рубит, а я отвожу…
Все нормально в стране советов. Преемственность поколений — главный залог будущего процветания Отечества!
Я засмеялась.
Уморительность ситуации заставляла забыть, что эти два недоноска могут быть смертельно опасными.
Мой смех, кажется, стал последней каплей алексановского терпения.
— Напрасно вы так веселитесь, Танечка, — прошипел он. — Вас просили найти шантажистов? А вы, простите, про шантажистов забыли и начали совсем другими вопросами заниматься… Вот и накликали на свою голову беду. Проституток вам стало жалко?
— Они были маленькими, глупыми, беззащитными девочками, — холодно отрезала я. — То, что тогда вам удалось уйти от ответственности, несправедливо.
— Ну, от этой вашей «ответственности» я и теперь уйду, — усмехнулся он. — Алексей только ускорил ход событий. Конечно, он неординарный мальчик… талантливый!
— Весь в папу, — согласилась я. — Вам повезло с сынишкой! Такое сходство случается не часто!
Он нахмурился.
— Так что же вы скрываете, Виктор Степанович? — продолжала я. — Нездоровое пристрастие к малолеткам? Это сейчас в моде. Их, правда, не убивают… Но вы правы. Зачем существовать жалким созданиям? Они же не смогут стать столь же необходимыми обществу, как вы. Ах, как испортил вам все ваш сынишка! Проявил как-то раз самостоятельность. Решил развлечься, как вы. Вы застукали их здесь?
Я выпустила струю дыма.
— Как это было? Вы приехали с очередной кокеткой и обнаружили, что место занято? Так?
Он был в ярости. Глазки сверкали и налились кровью. Я продолжала:
— Он привязал бедную девочку скотчем к стулу. Заклеил тем же скотчем рот. И рисовал ее портрет… Сначала вы возмутились. Вы ведь чуть не убили его. Выкинули из комнаты. Девочка смотрела на вас, как на освободителя. Вы начали отклеивать скотч, но… Почему вы передумали? Похоть опять победила рассудок? В кого ваш сын ненормален? В вас…
Я помолчала. Попыталась подняться с кресла. Но мой собеседник оказался проворнее. Он тоже поднялся и погрозил пальцем:
— Не шали, детка… Не балуйся!
По бессмысленному взгляду я поняла — у Алексанова начинается приступ. Я обвела комнату взглядом. Мы были только втроем. Я, Эмми Стюарт и Алексанов…
— Мельников! Подними трубку! Какая-то девица желает говорить только с тобой!
Андрей вздохнул и подчинился.
— Алло!
— Андрей Николаевич, — услышал он голос, — Таня просила вам позвонить, они с Робином…
— Где? — закричал Мельников, сразу поняв, о какой Тане идет речь.
— Уехали на алексановскую дачу, — сменился женский голосок мужским. — Катька рыдает, Андрей Николаевич. Она больше ничего толком не скажет. А я только что видел, как отъехала брызгаловская машина… Вдруг они туда поехали, Андрей Николаевич?
Времени не было. Андрей буркнул в трубку: «Спасибо…» — быстро отдал распоряжения по телефону и вылетел в коридор.
Машина уже ждала его во дворе.
Он понял, что произошло нечто, нарушившее ее план… Они должны были появиться в окне. Сейчас он обратил внимание, что окно закрыто. Значит, Таня в опасности…
Легко подтянувшись с помощью ветки дерева, Робин перепрыгнул через ограду. Мокасины позволяли сделать шаги неслышными. Он прошел через сад и поднялся бесшумно по лестнице. Около двери сидел малорослый, без признаков пола и возраста человек и стенал: