Фиктивный бойфренд - Серова Марина Сергеевна. Страница 24

Чья-то рука мелькнула перед моим лицом. Пшик, и неприятный резкий запах ударил в ноздри. Снова пшик, и капли какой-то гадости оросили нос, веки, лоб. Третий пшик, и я понимаю, что глаза затягивает пеленой, слезы градом катятся по щекам. Я не в силах контролировать их.

Мне пришлось выпустить противника, чтобы вытереть лицо. Но когда руки уже были свободны, я поняла, что с трудом могу поднять их. Тело перестало слушаться, ноги подкашивались, во рту стало неприятно сухо, горло горело, дышать было тяжело. От мучений меня избавил короткий удар в шею. Сознание ушло.

В суровую реальность я возвращалась постепенно. Первым к внешнему миру подключился слух, откуда-то издалека, с нарастающей громкостью доносился мужской голос, повторяющей одно и то же:

– Женя, Женя, Женя.

Мое собственное имя эхом отзывалось в сознании, хотя я не сразу поняла, что значит это странное слово. Когда слух окончательно вернулся, я задумалась о зрении. Попыталась поднять веки, но они были страшно тяжелыми. Я сантиметр за сантиметром пыталась ощутить свое тело, подсознательно прощупывая себя с головы до ног. Локти как-то неестественно вывернуты, причиняя боль. Прощупывая себя дальше, я добралась до запястий. Холодный металл наручников сковывал запястья. Понятно, почему локти так болят, защелкивая наручники, мне, видать, здорово вывернули руки. Грудь тоже болит, дышать тяжело. Ноги... Ноги я чувствовала сносно, могла даже пальцами пошевелить. Похоже, вся я на месте, цела и невредима.

– Женя, Женя. – В голове уже с раздражающей частотой звучит одно и то же слово.

Прикладывая усилия, напрягла мышцы рта, губы едва двигаются, на них как будто клея налили, не разжать. Провела по губам языком, ощутила знакомый привкус. Не клей это, запекшаяся кровь. Неужели меня били по лицу? Вот гады.

– Женя, – это была последняя капля.

Я разжала губы и еле слышно сказала:

– Ну что?

– Какое счастье, ты жива! – Стас не мог сдержать радости. Странно еще, что он не бросился меня целовать.

Еще одно усилие, и я открыла глаза.

– Где мы?

– В подвале, – ответил Стас.

Хорошие нынче подвалы пошли. Светло – две лампочки достаточно хорошо освещали малогабаритное помещение, тепло – видать, отопительная система где-то поблизости проходит. И совсем не сыро. Наверное, потому, что вентиляция здесь хорошая. В потолочной балке видна пластиковая решетка вентиляционной отдушины.

– Что это за подвал?

– Местный, – расплывчато отвечает Стас.

– Мы что, все еще в «Орленке»? – меня это удивило.

– Да, в «Орленке».

– Как такое возможно?

– Похоже, у Сухорукова здесь большие связи и возможности. Мы просто спустились вниз по лестнице и очутились в этой комнате. Ничто и никто нам не помешал.

– Что произошло там, в номере?

– Они тебя били, особенно отличился Антон. Я плохо видел в темноте, но ты, по-моему, даже не сопротивлялась. Наверное, тебя сразу вырубили.

– Это я поняла. Что было потом? – Язык уже «размялся» и отлично справлялся со своей работой. Говорить я могла без особых усилий. Вот двигаться не хотелось, все тело болело.

Стас красноречиво, со всеми подробностями, рассказал мне о происшедшем в номере.

Нашими припозднившимися гостями, помимо Виктора и Антона, был Сухоруков со своим подручным. Подручного я успела вырубить, Антону, похоже, обеспечила растяжение. Стаса они трогать не стали, точнее, в сложившихся условиях – поздняя ночь, тишина, в которой отчетливо слышны любые посторонние звуки, – предпочли перенести действо в более безопасное место, в подвал.

Мою технику, приемное устройство и блокиратор жучков, конфисковали. Но это еще полбеды. Хуже всего то, что меня лишили оружия, сняли даже кольцо и браслет.

– Они приставили ко мне пушку и велели не шуметь. Антон вернулся к себе, Виктор взял тебя на руки и понес. Мы по лестнице спустились вниз, потом через запасной выход вышли на улицу. Там были еще люди Сухорукова, двоих я узнал, третий мне не знаком. Думаю, этот третий работает в «Орленке». Он беспрепятственно провел нас всех через задний двор, в какую-то пристройку позади отеля. Мы сначала куда-то поднимались, потом спускались, а в итоге оказались здесь, в этой комнате. Я думаю, это подвал.

– Что они спрашивали у тебя?

– Ничего не спрашивали. Сухоруков ликовал, говорил, что с самого начала подозревал меня. Посоветовал добровольно вернуть всю информацию, которой я располагаю. И сдать человека, на которого работаю.

– Они что, не пытались обыскать тебя, твои вещи?

– Нет, ну меня обыскали, конечно. А вещи нет. По крайней мере, не при мне. Может, потом, когда мы ушли. Антон, он же остался на месте, наверняка перевернул все вверх дном.

– А почему нас держат здесь?

– Сухарь Левицкого вызвал. Хочет продемонстрировать меня шефу во всей красе. И потом, они же уверены, что я здесь с кем-то встретиться должен. Кстати, ты у них подозреваемая номер один. – Стас грустно усмехнулся. – В общем, отсюда мы уедем только тогда, когда Сухоруков узнает, с кем я должен был встретиться.

Тело постепенно возвращалось ко мне. Слушая Гоцульского, я не переставала повторять попытки «раскачать» себя. Сначала мне удалось согнуть правую ногу. Потом я приподнялась на локтях и оторвала от пола тяжелую, как гиря, голову. Казалось, на мне пудовая шапка, которая больно давит на виски и тянет обратно к полу. Но я не позволила себе расслабляться, собралась с силами и подтянулась. Через пару минут я уже полулежала-полусидела, опершись на стену. Я посмотрела на Гоцульского. Его приковали наручниками к нижней части трубы так, чтобы он не мог подняться. Он мог только сидеть или лежать. Стас предпочел сидеть.

– Так что теперь мы вынуждены торчать тут и дожидаться Левицкого, – закончил свое повествование Станислав.

– Сколько сейчас может быть времени? Хотя бы примерно.

– Часов пять утра. Может, шесть.

– Значит, я недолго была в отключке.

– Ну час точно.

– А где Максим? – В сознании как молния мелькнула мысль о мальчишке. Страх стремительно прополз по каждой клеточке тела. Я как будто разряд тока получила. Жизнь внутри меня закипела. Боль отступала, ненависть нарастала и заставляла двигаться. – Что они с ним сделали? – Я уже стояла на коленях, хотя держать равновесие было еще сложно, заносило в сторону, и я прислонилась плечом к стене.

– Я не знаю, – промямлил Станислав.

Его ответ еще больше разозлил меня. Желание действовать, и немедленно, заглушало все другие потребности организма. Пошатываясь, я поднялась на ноги и шагнула к двери.

– Что ты собираешься делать? – Гоцульский испуганно смотрел на меня.

– Мне надо выяснить, где конкретно мы находимся и как отсюда выбраться.

– О-о-о, – Стас огляделся по сторонам. Хотя тут и оглядываться не надо было. Маленькая комнатка была как на ладони: голые стены с трех сторон и узкая дверь с четвертой. Даже предположить сложно, что здесь было до того, как мы со Стасом попали сюда. Возможно, комнатка для персонала, а может, для техники какой-нибудь склад. Отсюда только один выход, через дверь.

Похоже, он был прав. Сквозь стену не пройдешь. Хотя мое внимание привлекла одна маленькая деталь. Стены комнатки были выкрашены в нежный бежевый цвет, в одном только месте бежевый цвет казался сочнее и ярче. Как будто в этом месте скрывалась какая-то неровность, вроде забитой запасной двери. При свете ламп эта неровность выделялась, отличалась по цвету.

Я решила обследовать подозрительный участок. Правда, имелась одна проблема – наручники. Прежде мне надо было освободить руки, но ввиду отсутствия всех подручных материалов, с помощью которых я с легкостью могла избавиться от оков, это было непросто сделать. Для начала я легла на спину и подтянула ноги к груди. При этом постаралась извернуться так, чтобы руки максимально приблизить к пяткам. Хорошая растяжка позволяла мне проделывать такие штуки не раз. Я поочередно продела в получившееся кольцо сначала правую, потом левую ногу. Руки в браслетах оказались передо мной. Теперь я могла простучать стенку и выяснить, что скрывается за ней.