По рукоять в опасности - Френсис Дик. Страница 2

– Что вам угодно? – спросил я, стараясь оставаться невозмутимо спокойным.

– Это он тут живет, – сказал кто-то из них.

– Может, он самый, – отозвался другой.

Я почувствовал, как по спине у меня пробежал холодок. От них исходила какая-то смутная угроза. Они не испытывали ни малейшей неловкости, свойственной людям, вынужденным злоупотреблять чьим-то гостеприимством. И не собирались уступать мне дорогу. В глазах – ни тени заискивающей учтивости, ни намека на дружелюбие – одна недобрая сосредоточенность.

Я остановился и спросил еще раз:

– Что вам угодно?

– Где это? – спросил тот, что заговорил первым.

У меня вдруг возникло сильное желание прекратить разговор и обратиться в бегство. Потом я жалел, что не последовал совету своего инстинкта, но сразу как-то непросто было осознать, что эти туристы с ободранными коленями и обветренными лицами по-настоящему опасны.

– Не представляю, что вы имеете в виду, – сказал я, поворачиваясь к ним спиной и направляясь обратно к машине. Это было первой ошибкой. Второй раз я ошибся, услышав, как позади меня посыпались камешки под тяжелыми башмаками, но все еще всерьез не поверил в агрессивные намерения пришельцев.

Они схватили меня и, повернув к себе лицом, принялись со знанием дела бить кулаками. Согнувшись от невыносимой боли в животе, я видел перед собой что-то вроде мозаичной картины: сосредоточенные злые лица, серый дневной свет, отражающийся в стеклах неуместных очков, мелькающие в воздухе руки и какие-то беспомощные горы, которые вот-вот рухнут оттого, что опасно наклонилась линия горизонта. Удар ребром ладони по шее. Удар под ребра. Профессионально, классически. Еще и еще. Глухой стук, зверская боль, и снова, и снова...

На мне были брюки, рубашка и свитер. Их тонкая ткань служила моей единственной защитой. Об ответных ударах не могло быть и речи. Я не успевал даже вдохнуть хоть немного воздуху. Поначалу в ярости бросившись на них, я как будто вступил в бой с осьминогом. Ничего хорошего из этого не вышло.

Один из них без умолку повторял:

– Где это? Где это? Где это?

Но его коллеги лишили меня возможности ответить на этот вопрос.

«Что „это“, что им от меня надо?» – пытался понять я. Может, деньги? Их при мне немного. Отдать бы все, пусть подавятся. Только бы они дали мне передышку. Я нечаянно уронил связку ключей, и чья-то рука тут же завладела ими.

Так или иначе, кончилось все тем, что я уперся спиной в собственный джип. Дальше отступать было некуда. Кто-то из них ухватил меня рукой за волосы и ударил головой о дверцу. Я вцепился ногтями в его щеку и расцарапал ее. В отместку за это он боднул меня головой. Удар сотряс меня от макушки до колен, которые почему то сделались ватными и подогнулись.

Реальность ушла на задний план и померкла. Я повалился наземь, лицом вниз. У самых глаз я видел серые камешки и короткие сухие стебельки травы, скорее бурые, чем зеленые.

– Где это?

Я не отвечал. И не двигался. Закрыл глаза и стал ко всему безучастен.

– Он отключился, – произнес чей-то голос. – Твоя работа.

Визитеры начали нагло обшаривать мои карманы. У меня был выбор – покориться или попытаться что-то еще сделать. Но сопротивление обещало лишь новую боль. Я старался лежать тихо. Сознание еще не совсем вернулось ко мне. Ни силы, ни воли как будто не осталось. Я хотел пробудить в себе злость – и не мог.

Через некоторое время я снова почувствовал их руки на себе.

– Он жив?

– Жив, но ты тут ни при чем. Дышит.

– Пора с ним кончать.

– Зашвырнем его вон туда.

«Вон туда» оказалось краем плато, но понял я это, лишь когда меня проволокли по камням, приподняли и куда-то бросили. Я стремительно и неудержимо покатился вниз по крутому склону, чуть ли не как мячик отскакивая от одного камня к другому, и никак не мог остановиться, едва не теряя сознание от жуткой боли.

Мой «полет» остановил какой-то довольно большой каменистый выступ. Я лежал на нем наполовину на боку, наполовину на животе и никакой благодарности к этому природному объекту не чувствовал. Мне казалось, что я похож на отбивную. Дышалось с огромным трудом, впрочем, как и думалось.

Постепенно до меня дошло, что этот визит – не случайность. Они знали, кто я, где живу, и поджидали именно меня.

Я попытался пошевелить руками и ногами. Черт, как же все-таки больно. Придется, наверное, полежать еще какое-то время.

Ублюдки, думал я, вспоминая физиономии «туристов». Я хорошо их разглядел и смог бы при необходимости нарисовать. Интересно, что же они все-таки искали? Несмотря ни на что, я вдруг улыбнулся, хотя, наверное, кривовато. Я подумал о том, что они, возможно, и сами не знали, что ищут. «Это» могло быть чем-то таким, что их жертва ценила больше всего. Но где гарантия, что, и получив «это», они все равно не сбросили бы меня с горы?

Тут мне пришло в голову поинтересоваться, сколько же сейчас времени. Я взглянул на запястье левой руки, но часов там не было.

Так. Около одиннадцати я вернулся с почты...

Черт побери! Я вдруг вспомнил: мать, Айвэн. Сердечный приступ. Я собирался ехать в Лондон. Или это мне только кажется?

Превозмогая боль, я заставил себя пошевелить пальцами рук и ног. Будь полученные повреждения хоть немного серьезнее, мне не хватило бы силы воли для такого занятия. От спазмов потревоженных мышц перехватило дыхание. Защитная реакция организма.

Ждать. Лежать тихо и не суетиться. Мне стало холодно.

Какая нелепость – оказаться избитым на пороге собственного дома! Позор. Опростоволосился, как какая-нибудь беспомощная старуха.

Небрежное безразличие этих ублюдков показалось мне особенно обидным. Их как будто совсем не беспокоило, останусь я жив или нет, они целиком положились на волю случая. Теперь могут вполне правдиво говорить: «Когда мы видели его в последний раз, он был жив». Уловка, чтобы избежать слова «убийство».

Еще минут пять, и я, пожалуй, смогу двигаться. Тогда стоит попытаться оторвать себя от горы, добраться до станции и сесть в поезд. Хотя думать об этом пока больно.

Благодаря невероятному везению я не сломал ни рук, ни ног, ни ребер, несмотря на весьма крутую акробатику. Дети часто отделываются вот так счастливо, не умея и не пытаясь в похожих случаях ничем помочь себе. Кажется, я следовал тому же принципу.

Со стоном, который я и не старался не то что сдержать, а хотя бы приглушить, мне удалось подняться на колени и взглянуть вверх, туда, откуда началось мое падение. Край плато скрывали выступы скал, но, даже невидимый отсюда, он находился пугающе высоко. Смотреть вниз было, пожалуй, еще неприятнее. Я почти сразу понял, как выбраться из этой западни. Не зря же прожил здесь пять, нет, даже больше пяти лет. Если бы мне удалось обогнуть гору справа, не сорвавшись при этом вниз, и спуститься по другому склону, я попал бы на неровную, но приметную тропу, которая от дороги, проходящей внизу, вела, петляя, до самого плато. Тропа требовала от путника осторожности, но смогли же те четверо подняться по ней к моей хижине.

Да, скорее всего они шли именно этим путем. Как бы не столкнуться с ними, когда они будут возвращаться. Хотя, надо полагать, я «загорал» довольно долго, и они уже успели убраться восвояси.

Другого пути у меня все равно нет. Надо спускаться, невзирая на риск, пока я не доберусь до тропы. Идти в противоположном направлении бессмысленно. Чтобы взобраться вверх по отвесной скале, необходимо соответствующее снаряжение.

Я привык один ходить в горы и всегда соблюдал при этом осторожность. Без триконей, крюков и мотка хорошей веревки я никогда не стал бы делать того, что мне сейчас предстояло. Тем более когда каждое движение причиняет мучительную боль и заставляет содрогаться все тело. Намертво вцепляясь в каждый выступ скалы, с величайшей осторожностью продвигался вперед сантиметр за сантиметром. Камни срывались у меня из-под ног и, прыгая, с грохотом неслись вниз. Рыхлая земля не удержала бы меня. Скала была моим единственным шансом, моим спасителем.